Кристофер Зах - Книга Противоречий. Голубь
— Хм! Отпустите ее!
Цекай снова упала на землю. Не успела она подняться, как силанец молниеносным движением снял с одной руки перчатку и с его ладони слетел ослепительный луч энергии. Он попал девушке в плечо. Она закричала, почувствовав, как он ожег ей кожу.
— Если я такой трус, кто ты? — холодным, словно осенний ветерок, голосом поинтересовался он. — Хвастунья? Или просто глупая?
— Перестань нападать на тех, кто слабее! — крикнула Цекай, обратившись к нему на «ты».
— Ты слабее? — поднял он брови и снова ударил девушку телекинезом.
Она подлетела над землей и снова больно ударилась об нее.
— Ты так самоуверенно говорила, что я подумал, ты не сомневаешься в своих силах.
Цекай засопела от гнева, а потом, вскочив на ноги, послала в мужчину Ейгенц, целясь в место, не защищенное индруей. Силанец поднял руку вверх, и ее заклинание разлетелось на белые искры. В этот же момент она ощутила, как его телекинетическое поле обхватило ее ногу. Ее резко дернуло вперед, и девушка упала на землю спиной.
— Глупая, — заметил он, — я тебя просто убью. Перестань сопротивляться, потому что мне это совершенно не нравится.
— Ты дерешься нечестно! — заорала она, схватившись за лодыжку, которая ныла так, словно Цекай ее подвернула.
Силанец только презрительно хмыкнул. Цекай гневно смотрела на него, постанывая от боли.
— Тебе повезло, — проговорил он. — Ты нужна живой. Берите ее.
Один из гоблинов поднял ее, и она бессильно повисла в его руках. Мужчина подошел к ней и, схватив за волосы (еще больнее, чем гоблин), сказал:
— Если телепатически свяжешься с кем-то из своих друзей, я поймаю твою мысль и убью так, что их придется долго собирать, чтобы похоронить.
Цекай всхлипнула в знак того, что поняла, а силанец произнес:
— Ты не против, если я посмотрю, что ты знаешь?
Девушка вздрогнула. Он хочет посмотреть мои воспоминания, как деревья, или…
Он проник в ее сознание раньше, чем она додумала, и Цекай тут же почувствовала это вполне физически: в ушах зазвенело, а в голове стало тесно ее собственным мыслям, даже воздуха не хватало. Она протестующе заметалась в руках гоблина. Это было отвратительное, чудовищное, тошнотворное ощущение того, что в твоей голове есть кто-то, кроме тебя. Перед глазами девушки заплясали яркие пятна света, а пальцы на руках онемели. Она была уверена, что хуже этого не может быть ничего …
Но тут перед ее глазами полетели ее воспоминания: их, словно бумаги в прибранном ящике, вырывали и выкидывали на пол. Цекай было больно, словно вместе с ее мыслями из головы вырывали клочья волос. Она плакала: ее драгоценную память, которую она накопила за всю свою жизнь, теперь перемешивали, словно она ничего не значила. Она едва могла видеть осколки, обрывки, куски ее воспоминаний, они кружились перед ее глазами, шуршали в ее ушах…
— Уйди! — крикнула она, но ее голос прозвучал словно в другом измерении.
Она кричала, но не слышала своих слов, а слезы отчаяния и боли катились по ее щекам. Потом он ушел из ее головы, выскользнул, словно змея, напоследок касаясь ее мыслей всеми шершавыми боками.
Цекай отчаянно боролась с невыносимой головной болью, а мужчина, улыбаясь, смотрел ей прямо в глаза. Это была сложная улыбка, ужасная и неприятная, удачно скрывавшая гримасу гнева. Девушка, оскалившись, ответила ему яростным взглядом, понимая, что он только что зашел в ее дверь, но, едва догадавшись, сразу забыла про это. Мысли и сознание разъезжались в стороны, словно скользили по льду, и она почти перестала видеть.
Слух изменил ей последним — до ее ушей донесся голос мужчины:
— С Ейленстаном должно быть покончено к закату солнца, это не трудно. Иди, Тодд.
Глава 21
Светотень
Цекай лежала на чем-то твердом и пыльном. Мысли, словно стая мотыльков, медленно и плавно порхали у нее в голове: каждая была яркой, но как будто чужой. Цекай, словно маленький ребенок, хотела поймать их голыми руками, сразу нескольких одним резким движением, чтобы наверняка получилось схватить хотя бы одну. Но они разлетались в стороны, даже не дав к себе приблизиться.
Цекай снова дернула рукой, но это движение вспугнуло ее странный сон. Она с удивлением посмотрела вокруг. Она лежала на деревянном полу в каком-то темном месте. Вокруг были стены, а над ней нависла крыша, часть которой терялась в полумраке. Цекай нахмурилась, но от этого голова взорвалась болью, и она недовольно заворчала.
Она лежала в какой-то очень неудобной позе. Ноги, словно шнурки от ботинок, запутались в узле, волосы прилипли к лицу, а отдельные маленькие прядки настойчиво лезли в рот и нос. Глаза саднило, словно их долго терли руками. Неприятно ныла правая лодыжка, а руки были стянуты за спину и там крепко связаны какой-то веревкой, которая обвивала их от локтя до самых кистей, скручивая их в кулаки, которые невозможно было разжать.
Цекай слегка подняла голову, опасаясь, что та опять станет болеть. Щека отлипла от пола, а на ней, судя по ощущениям, уже успел отпечататься его рельеф. Взгляд рассеянно переходил от одного предмета к другому, пока девушка не посмотрела решительно вперед. Трудно было что-то рассмотреть, зато было слышно, как рядом перекатывается какая-то палка. Это мало о чем говорило…
Нужно встать и посмотреть, где я… Цекай попробовала сесть, но голова закружилась, и она мгновенно передумала. Девушка опять нахмурилась, пытаясь понять, что же происходит, но светлячки-мысли все еще летали в голове, хотя постепенно садились на травинки воспоминаний.
Цекай, перечислив все человеческие ругательства, которые знала, мужественно перевернулась на спину, и все тело, словно крича, откликнулась острой болью. Девушка закрыла глаза, но вместо того, чтобы вспомнить, что с ней произошло, провалилась в беспамятство.
Трудно было сказать, сколько оно длилось, запомнилось только одно: бесконечное качание, которое иногда успокаивало, но чаще раздражало. Цекай привыкла ездить на единорогах, и ей нравилось медленно подпрыгивать вместе с ними, но сейчас было что-то иное, что ее отвлекало. Вокруг было холодно и жарко одновременно, а все тело болело, от этого девушка что-то недовольно ворчала, а потом слегка дергалась, но тогда только сильнее ныла нога…
Постепенно странное состояние опять обернулось сном, болезненным и тяжелым. Он был похож на большую шубу, под которой были спрятаны шипы. Шуба лежала на Цекай и давила на нее своим душным весом, и от этого из нее вылезали острые иголки, больно колющие кожу.
Цекай дернулась во сне и что-то простонала, а потом снова уснула… Ей снилось что-то еще, но она не могла это запомнить, как ни старалась ухватиться за край сновидения. Ей хотелось прижаться к чему-то теплому и мягкому или просто укрыться одеялом. Но только слышно было, что где-то завывает ветер, прохладный и неприятный.
Неожиданно у нее возникло странное видение. Она была еще совсем маленькой и сидела рядом с мамой на скамейке в парке, который Цекай прекрасно помнила.
— Мамочка, — спросила у нее Цекай. — Почему Светотень такая злая? Почему она убивает всех? А?
— Она не злая, — покачала головой мама. — Я не хочу, чтобы ты так говорила о силанцах. Они не злые и не добрые, они живые. Возможно, у нее просто есть идея, которую она хочет донести до других.
— Но зачем ей для этого убивать? Зачем уничтожать целые города и села?
— Но, дорогая, чтобы построить новый и красивый дом, нужно снести старый, — улыбнулась мама.
— Значит, ты думаешь, что она права?!
— Нет. Я с ней не согласна. Какая мать захочет, чтобы убивали детей? Я просто могу понять ее, в какой-то степени.
— А я нет, — упрямо заметила Цекай.
— Но ты же еще маленькая! — заметила мама, ласково ткнув ее пальцем в носик.
— Нет! — Цекай недовольно надула щечки. — Я взрослая! И я знаю, что она неправа.
Лицо мамы вмиг стало серьезным.
— Это твое убеждение! Всегда имей свое убеждение и борись за него!
— Но я не хочу убивать! — воскликнула Цекай.
— Конечно, нет! Этого не нужно делать, но ты должна бороться за то, во что веришь. Светотень борется, но если ты с ней не согласна, ты должна быть против нее и сражаться.
Девушка вздрогнула и снова проснулась. Лицо мамы, явившееся ей во сне, словно развеяло пелену, окутавшую ее разум. Теперь она более трезвыми глазами посмотрела на то, что ее окружало. Это место было очень похоже на комнату в доме, который словно был заброшен много лет. На одной из стен было окно, за которым наступал вечер.
Хотя Цекай казалось, что сейчас поздняя ночь, спать она не хотела, но глаза у нее слипались, и все тело отказывалось двигаться. Дремать было неприятно и больно, поэтому девушка заставила себя еще шире раскрыть глаза.
Лежа на спине, она собирала воедино свои воспоминания и мысли, словно человек, собирающий свои вещи в доме после ограбления, с замиранием сердца пытаясь понять, что пропало. Цекай была уверена, что все мысли при ней, но то, что они были в полном беспорядке, ее сильно злило.
