По невидимым следам - Матвей Наумович Медведев
Тете Фене гестаповцы только угрожали, а вот Галину избивали до потери сознания палкой. Били по голове, по рукам и ногам, а затем, окровавленную, тащили волоком по коридору и бросали в «бункер». Так обращались и с другими арестованными. Иногда, напившись, гестаповцы потехи ради выводили заключенных из камер и начинали избивать. Били до тех пор, пока сами не выбивались из сил. При этом один из пьяных гитлеровцев играл на губной гармонике.
Что стало с Кавкадзе после ареста — никто не знал. Ходили слухи, что его расстреляли. Воронцова же обнаглела настолько, что приходила к жене Кавкадзе, говорила, что может посодействовать в его освобождении. «Разумеется, за это надо будет заплатить или дать что-либо из вещей», — требовала она.
Выполняла Воронцова и некоторые другие задания. Однажды ездила вместе с Белиным в Волосово — искать партизан. Никого не нашли. Домой возвращались в одном вагоне. Белин был одет щеголевато — добротное полупальто, на голове — шапка-кубанка. Глаза — чуточку посоловевшие. Видно, уже хватил шнапсу.
В вагоне Верка сообщила Белину, что беременна от него.
У того даже весь хмель пропал.
— Этого еще недоставало! — проворчал он.
Жить с Веркой, тем более жениться на ней, Белин не собирался. Его больше устраивала другая сожительница — Екатерина Мальцева. С Катькой он жил как с женой. Она стряпала ему обеды, стирала белье. Позже, когда пришлось бежать из Гатчины, Белин взял с собой Катьку. Правда, сперва он взял и Верку и посадил их в один вагон. Но потом Верку выгнали. По требованию Катьки ее перевели в другой вагон, где было много людей и даже находился скот.
На одной из станций в Прибалтике Соколов, Белин, Катька Мальцева, еще кое-кто из предателей сбежали из поезда. Через некоторое время бывший разведывательный отряд превратился в карательный. Катька стала в этом отряде поварихой, ведала хозяйственными делами. А Воронцовой, которую Белин бросил беременной, ничего не оставалось, как ехать дальше до Вильнюса.
В Вильнюсе она явилась в местное гестапо, представилась как «своя» и получила ряд заданий. Это она, как мы уже знаем, выдала гестаповцам некоторых обитателей дома на улице Страшуна.
…Много лет прошло со времени войны. Но не забыты ее ужасы. Не забыты черные дни оккупации: плетки, виселицы, расстрелы. Кровь, пролитая людьми, взывает о мщении.
Сурово наказаны многие предатели. Но кое-кому удалось все же скрыться от справедливого людского гнева. Пусть однако они не рассчитывают, что им удастся избежать расплаты.
Время от времени на бывших оккупированных территориях устраиваются судебные процессы над предателями, которых выявляют и уличают следственные органы. Да, те, кто холопски служил фашистам во время оккупации, просчитались. В большинстве случаев остались следы преступлений. Немало трофейных документов попало в руки советского правосудия. Наконец, до сих пор живы многие свидетели предательской деятельности отщепенцев. Следственные органы изучают трофейные документы, отыскивают пострадавших и возбуждают уголовное преследование изменников, на которых давность срока преступления не распространяется. Кропотлива, но благородна эта работа. Она совершается во имя истины и справедливости.
Если первоначально документы по делу Воронцовой умещались всего в одну папку, то к концу следствия, продолжавшегося не один месяц, таких папок стало пять. Были допрошены девяносто два человека. В Государственном архиве Октябрьской революции и социалистического строительства Ленинградской области отыскались трофейные документы, в том числе дело, значившееся по архивной описи под номером шестым. Это была переписка о борьбе оккупантов с партизанами.
Вот оно перед нами. На лицевой стороне обложки черными чернилами написано по-немецки: «Тайлькоманда Зейделя айнзатцкоманды 1-а полиции безопасности и СД». Начато — 19 июня 1942 года, окончено — 27 августа 1942 года. Всего 130 страниц машинописного текста.
Наверное, штурмбанфюреру Зейделю и его подручным и в голову не приходило, что их документы попадут в руки советских людей. Иначе они не стали бы фиксировать на бумаге, по крайней мере столь скрупулезно, все факты расправы с подпольной антифашистской группой «За Родину». И вот эти документы превратились в улики против оккупантов.
Листы 11—12 зафиксировали слова Воронцовой, которая 25 июня 1942 года заявила, что хочет дать сведения о партизанах. Воронцова сообщала, что партизанские группы создаются в Гатчине и отсюда отправляются в лес. Связь с ними имеют некто Иван, Сергей и Николай, фамилии которых она не знает, но всех их может показать.
На полях кто-то из гестаповцев сделал карандашные пометки. Против имени «Иван» пометил: «Максимков, Петербургская ул., 33». Названия улиц, на которых проживали Сергей и Николай, написаны неразборчиво. Можно прочесть только: «Степанов. . . д. 24» и «. . . . . . . . . . 24, Александров».
В деле содержатся записи допросов, которым гестаповцы подвергли Ивана Максимкова, Марию Веселову (Лычеву), Галину Воронцову, Александру Дрынкину, ее мать, отца и брата — Любовь, Александра и Георгия Беляевых, Константина Ловинецкого, Юрия Черникова, Сергея Степанова и Катю Шилову.
В результате «обстоятельных допросов» гестаповцы установили, что Шура Дрынкина являлась «руководителем по вербовке лиц из числа военнопленных». В ее руках находилась «разработка планов, которые должна была проводить в жизнь партизанская группа».
Сами того не подозревая, фашистские палачи еще раз подтвердили, что Шура до последней минуты своей жизни оставалась отважной советской патриоткой. Они писали: «Из имеющихся данных явствует, что она активно работала в комсомоле, а из ее допроса видно, что она использовала бы любую имеющуюся у нее возможность активно выступать за большевизм».
Некоторые показания сопровождались комментариями гестаповских следователей. Так, возле показаний военнопленного Евгения Крушельницкого была сделана запись: «Данные показания кажутся неправдоподобными». К показаниям Василия Раевского дана приписка: «Данные показания — такие же ложные показания, как и Крушельницкого». Показания Анатолия Баринова сопровождаются следующими строками: «Этот военнопленный тоже дает такие показания, что и допрошенные ранее. Он ни о чем не хочет знать. Это, конечно, кажется неправдоподобным».
Гестаповский следователь делает вывод: «Военнопленные наверняка договорились между собой в камере в «Дулаге», где они сидели одну ночь вместе из-за отсутствия помещения, и поэтому они дают одинаковые показания».
Примечания к показаниям Нади Федоровой: «Показания Нади неправдоподобны. Она знала Шуру, Дусю, Катю… Все эти люди изъявляли желание уйти в лес».
Под большинством протоколов допросов стоит подпись: «Мёллер». Кто такой Мёллер, мы уже знаем. Он был заместителем Зейделя по тайлькоманде. Когда Мёллер уставал, выбивался из сил, его заменял гестаповец Граф.
Дело о «борьбе с партизанами» сопровождалось спецдонесением командованию 18-й немецкой армии. Его подписал собственноручно штурмбанфюрер Зейдель.
Вот этот документ:
