Санин Евгений - Чудо - из чудес
Точнее, разговор со свекровью после нее.
Потому что, в отличие от лондонских итогов, она еще до начала осмотра у профессора прекрасно знала, чем он закончится…
Конечно, их областную больницу, где она лежала по настоянию своей мамы, никак нельзя сравнить с этой клиникой.
И ее лучшего окулиста — с бесценным Кривцовым.
Но тот врач был по-настоящему безценным, обладающим огромным опытом человеком, состарившимся на своей работе — а он прямо сказал:
«Диагноз твой, дочка, на первую группу инвалидности. И, к моему великому сожалению, по всем врачебным меркам, уверен, любых специалистов — уже до конца твоих дней… Если, конечно, не поможет тебе Господь! Чего я от всей души тебе желаю и о чем, обещаю, буду молиться…»
Да и сердце не обманешь.
Она чувствовала, что со зрением у нее все слишком серьезно…
Позавтракав под неусыпным взглядом свекрови, Лена вместе с ней перешла в уютную комнату, которую она сразу прозвала пальмовой.
Увы, она перестала быть оазисом, как только свекровь увидела телевизор.
Она тут же включила его.
И Лене сразу захотелось бежать как можно дальше от замелькавших на экране кадров.
Куда?
Конечно же, в храм!
Но показывали новости, в которых ведущий сказал всего несколько язвительных — чем-то похожих на укусы — слов в адрес Церкви.
И свекровь не преминула прокомментировать это Лене:
— Вот видишь? Видишь?! Что в вашей церкви творится! Какое безобразие! А вы туда еще ходите!
— И будем ходить! — твердо ответила Лена.
— Да у тебя что, уже и со слухом не все в порядке? Или ты не поняла, что он сказал?
— Почему? Отлично все слышала, — стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все так и вскипело, ответила Лена. — Даже то, чего не слышали вы!
— И чего же это, интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.
— А голос за кадром!
— Какой еще голос? Чей?!
— Суфлера. А еще и давнего заказчика нападок — от кровавых до таких вот словесных — на Церковь. Если хотите, могу прямо сказать — сатаны! Этот ведущий, который читает по тексту, и журналист, готовивший этот текст — лишь его слепые орудия. Они даже не понимают, что творят! Тявкают, словно жалкие шавки на то, о чем не имеют ни малейшего представления. Потому что если бы имели, ну хоть граммулечку, то ни за что бы не стали делать такого. Побоялись бы. Ведь Бог поругаем не бывает. И за каждое слово им — и не только им, но и тем, кто с одобрением слушал и после повторял все это, — придется понести страшный ответ. Больше того — возмездие. Не здесь, так там!
Лена — она сама удивлялась, и откуда только у нее только такие слова берутся! — с благоговением показала глазами наверх и продолжила:
— Церковь-то нашу создал – Сам Христос! Да так, что, по Его словам, даже врата адовы не одолеют ее. Что уж говорить о жалких потугах телеведущих, журналистов, да и всех тех, кто оплачивает им всю эту страшную, в первую очередь, для них же самих, музыку!
— Но ведь они — правду говорят! — попыталась вставить, несколько озадаченная таким незнакомо-уверенным для нее тоном невестки свекровь. — По справедливости обличают!
— Какую там правду! — отмахнулась Лена. — Да даже если бы оно так и было, ну ведь нет же людей, которые живут и не ошибаются, которые совсем не грешат. Один Христос был безгрешным! И вообще, других за подобное — только хвалят. Называют уважаемыми, предприимчивыми, достойными подражания людьми, чуть ли не героями. А тут за куда более меньшее — просто мешают с грязью! Ищут самый ничтожный повод, зачастую просто выдумывая его, чтобы оклеветать самое высокое, чистое и святое, что только есть на Земле — Христову Церковь! А вы еще говорите о справедливости!..
Сказав все, что думала по этому поводу, Лена поднялась и решительно направилась к выходу из пальмовой комнаты.
— Куда ты? — окликнула ее свекровь.
— В храм! — давая тоном понять, что стояла, стоит и будет стоять на своем, ответила ей Лена.
Уже взялась за ручку двери.
Но тут зазвонил телефон.
— Стасик! — обрадовалась она и, услышав, что Стас говорит с ней по-английски — очевидно, просто забыв перейти с языка, на котором теперь общался с окружавшими его людьми, бойко стала отвечать ему.
Стас рассказал о том, что уже встал, позавтракал и вместе со всеми едет сейчас к месту проведения олимпиады.
По тону голоса — волнуется.
Да так, что даже сразу не заметил, что Лена говорит с ним на английском.
А когда понял, то только несколько секунд ошеломленно помолчал и выдохнул:
— Ну ты даешь!
— Стасик, — сообразив в свою очередь, что неуважительно разговаривать при человеке на языке, который тот, возможно, не понимает, попросила Лена. — Давай лучше на русском! А еще лучше, поговори с мамой сам!
Лена протянула свой телефон свекрови.
Та поговорила с сыном.
И возвращая телефон невестке, изумленно спросила:
— Как… ты еще и английский понимаешь?
— А как же! Я, как только узнала, что Стасик знает его почти в совершенстве, тоже стала изо всех сил изучать его, правда, увы, в отличие от него — без языковой практики!
— Я тоже когда-то мечтала выучить латынь, чтобы иметь возможность лучше помогать Сергею Сергеевичу… — вздохнула свекровь. — Но времени и терпения не хватило. Да и, как выяснилось, это оказалось совсем ненужным. Наша женская доля какова: родить ребенка, максимум двух, причем, один чтобы обязательно был мальчик, то есть, наследник!
— Но ведь вы же сами хотели, чтобы у Стасика была такая жена, с которой ему было бы интересно!
— Теперь другое время!
— Но люди-то всегда одинаковы, — возразила Лена. — И история то и дело повторяется.
— Красиво звучит! Это кто-то из великих сказал?
— Не знаю… Просто Стасик так любит говорить!
— Надо же! — покачала головой свекровь.
Посмотрела на Лену.
И в ее взгляде попеременно — как искорки вспыхивают в костре — было то одобрение, то сожаление.
Почему?
Лена не стала гадать.
И вышла из дорогой палаты…
4
В Лене сестры милосердия сразу признали свою…
Пока лифт спускался на первый этаж, Лена привычно прочитала молитву, которую положено читать каждому православному человеку перед тем, как идти в церковь.
И чтобы дорога, несмотря на все козни лукавого — ведь трудно даже вообразить, сколько препятствий к храму, начиная еще до выхода из дома — управилась.
Из благоговения перед святыней.
И чтобы все, как всегда, было с Богом.
По Богу.
И к Богу!
«Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень по̀йдем. Аз же множеством милости Твоея, Господи, вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему в страсе Твоем. Господи, настави мя правдою Твоею, враг моих ради исправи пред Тобою путь мой; да без преткновения прославлю Едино Божество, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Молитва заняла всего лишь несколько мгновений.
Несколько мгновений…
Их можно было проехать молча или нервничая по поводу того, что лифт останавливается почти на всех этажах, разговаривая со своими попутчиками: обсуждая последние новости и осуждая других. А можно и с пользой для души — закладывая еще один кирпичик в здание своей Вечности. Как и любой отрезок времени – начиная вот с таких нескольких мгновений, которые то и дело повторяются на каждом нашем шагу, и заканчивая всей жизнью…
Сергей Сергеевич был прав.
У кого бы Лена ни спросила, как пройти к храму, всякий останавливался и охотно объяснял.
Так она, наконец, встала перед, казалось бы, одной из многих — каким нет счета в клинике — дверью.
В кабинеты врачей, процедурные, палаты…
И тем не менее, эта самая обычная с виду дверь вела в необычное.
Возвышающееся над нашим жизненным временем и пространством.
Это был храм.
Над дверью — маленькая иконочка.
Лена сразу узнала ее.
Точно такая же была и у входа в храм областной больницы.
На ней — святые преподобномученицы Великая Княгиня Елизавета и инокиня Варвара.
