Червь-3 - Антон Лагутин
— Мужик, ты переигрываешь! Это была шутка! Слышишь! Я обещал тебе новые эмоции, ты их получил! Успокойся! Деваха не подписывалась на такое дерьмо!
Голос прятался где-то на столе. Пошипит на меня и сразу прячется. Я пригляделся. Вот оно! Два динамика, стоявшие по обе стороны монитора. Только сейчас я заметил маленькую коробочку с линзой, спрятанную между клавиатурой и монитором.
Я выпускаю наволочку. Пока лисичка падает на пол, я подбегаю к столу и судорожно дёргаю мышку. Экран монитора медленно оживает. На рабочем столе, усыпанным множеством ярлыков, я замечаю свёрнутую программу с ярлыком в виде объектива камеры. Навожу курсор. Кликаю.
Лисичка так громко кряхтит, что я толком не могу разобрать свои мысли. Я пытаюсь понять, что здесь блядь происходит, но она так громко кашляет, что я и слова не понимаю из того, что пытается сказать мне Дрюня.
В развернувшемся окне программы — лицо моего друга. Весь вспотевший сидит на стуле в своей комнате и смотрит мне в глаза через экран монитора. Взлети. Пролети через весь город, и вот ты уже здесь, в этой комнате глазеешь на меня, в то время как я пытаюсь усмирить взбесившееся животное! Кстати, Дрюнина лисичка сидит у него между ног. Голова с двумя рыжими ушками мирно ходит вверх-вниз, вылизывая Дрюнин дрын.
— Мужик, — говорит Дрюня, положа ладонь на голову своей подруги, — какого хуя ты там устроил?
Его лицо перекошено от страха и удовольствия, непрерывно перемешивающихся в блендере рабочих будней. На его лице — безумие экстаза. И вот именно это безумие экстаза я вижу сейчас. Сейчас, сидя в штаб квартире «Кожагонов», держа в руках высушенную голову командира «Труперсов» я чётко вижу черты лица моего корефана. Это была голова Дрюни. Его лицо, его оскал. Его нос. Перекошенные губы, оплывшие щёки, острый подбородок, ставший подставкой, когда я ставлю голову на барную стойку.
Кудрявый, он же Борис, складывает руки на груди и начинает пялиться на меня с неприкрытым подозрением. Его кривое лицо кричит недоумением. Он выпускает порцию густого дыма через ноздри и спрашивает:
— Что с тобой? Ты как будто увидела призрака.
— Так и есть.
— Как тебя понимать?
— Ни как. Я сама ничего не понимаю.
Здесь, на этой базе «Кожагонов», среди уставших мужчин и женщин, облаченных в кожаные доспехи, в свете сотни свечей я сидел на деревянном стуле и ничего не понимал. Кудрявый продолжает на меня смотреть. Сверлит взглядом, выпытывая ответы.
— Наверно, — говорю я, — мне показалось.
Моё лицо с трудом оттеняет неуверенность, но если Кудрявый надавит, я могу и сплоховать. Он делает вид, что ничего не замечает. Показалось так показалось.
Затушив сигарету, он берёт голову Дрюни и убирает обратно в деревянный ящик. Зачем вообще её хранить? Для чего она ему? Трофей? Средство запугивания детишек? Кудрявый читает моё лицо как раскрытую книгу на любимой странице. И снова перечитав её, он спрашивает:
— Хочешь узнать, для чего я её храню?
— Нет…
— Ты можешь обмануть здесь любого, даже можешь попробовать обмануть себя, но обмануть меня у тебя не получиться.
Он громко хлопает ладонью по крышке коробки. Хлопок услышали все. И все тут же обернулись, кинув на кудрявого пристальные взгляды. Публика в ожидании.
Окинув всех взглядом, кудрявый говорит:
— Я сделаю себе шлем.
— Шлем?
— Да, шлем. Я вычешу всё дерьмо из этой башки и сделаю себе шлем.
Он говорит:
— Мне не нравиться его лицо, страшное, а вот твоя маска подойдёт сюда идеально.
Я ничего не понимаю. Какой-то день абсурда! Все, что ли, прикалываются?
Здесь, в прокуренном до самого потолка помещении, где всё пропахло скисшим пивом и пахнет густым потом, нет ни одного плаката моего кумира. Здесь нет никого, кто смог бы объяснить мне, какого хуя тут происходит и что мне со всем этим делать!
— Эдгарс подготовит голову, — говорит Борис. — Уберёт лишнее и заменит это гадкое лицо твоей прекрасной маской.
— Но маска моя!
— Я и говорю: твоей маской. Её никто у тебя не забирает. Ты должна кое-что уяснить, Инга…
— Что?
— Пока мы не покончим с «Труперсами» твои вещи принадлежат нашему братству. Пока ты не отработаешь свой долг, я буду использовать ТВОИ вещи и ТВОЙ дар.
Снова всё повторяется. Снова я слышу эту хуйню про отработку. Я проклят. Моё тело, моя душа, мой разум были созданы для вечного рабства. Для вечного обрабатывания гребанных долгов.
Так жить нельзя.
Так нельзя жить никому!
Борис спрашивает меня:
— Ты чем-то недовольна?
Он улыбается. Ублюдок сидит с довольной рожей, прекрасно понимая, что поимел меня.
Меня все поимели.
Имеют и имеют!
Мимо нас проходят мужчины и женщины с лицами изуродованными шрамами. Они подходят к нам. Встают по обе стороны и заказывают местное пойло. Кто-то постукивает кудрявого по плечу, а кто-то смотрит на меня с подозрением, с желанием поиметь где-нибудь за углом.
Мы с кудрявым сидим на деревянных стульях напротив друг друга, глядя друг другу в глаза. Мой стакан успел опустеть, а голова продолжала наполняться всяким дерьмом, мешающим мне думать рационально. Я думаю… думаю… Но меня обуревают нерациональные мысли. Мне хочется врезать кудрявому в грудь. Засадить кулаком прямиком в заживающую дыру, оставленную грязным кабаньим клыком. Мне хочется заставить кудрявого извиняться передо мной на коленях, сплёвывая на пол кровь. Хочу, чтобы он кряхтел, задыхался и молил меня о пощаде. Но он профессионал, ни одна деталь от него не ускользнёт.
— Может, ты еще хочешь выпить? — спрашивает кудрявый.
— Может…
Молчаливый бармен, обладающий отменным слухом, тут же поворачивается к нам спиной и медленно ковыляет к огромной деревянной бочке. Зашуршала тонкая струйка бухлишка. И вот, спустя каких-то несколько секунд передо мной стоит глиняная кружка. Полная, с пенкой.
Ну как тут можно злиться? Что такого сделал мне этот измученный жизнью седовласый мужчина?
Именно!
Ни
Ху
Я
Отпиваю пол кружки и спрашиваю:
— Ты поможешь мне найти «Кровокожих»?
— Если ты выживешь, мы найдём всех, кто перешёл тебе дорогу.
Звучит гордо. Особенно, когда он запускает свою пятерню в свои седые кудри и говорит:
— Всех! Даю слово Бориса! — и хлопает ладонью по столу с такой силой, что моя кружка опрокидывается на бок, а его лицо кривится от боли.
— Еще одну кружку нашей боевой подруге! — кричит Борис на весь этот пивной
