Сомали: Чёрный пират - Алексей Птица
Ствол автомата находился как раз на уровне головы водителя, что сейчас сидел за рулём грузовика. И хоть фара горела у него одна, в её мутном свете ясно был виден автомат и моя угрюмая фигура. Но, судя по той скорости, что набирал грузовик, останавливаться он не собирался, а я не собирался отскакивать.
Патрон уже давно находился в патроннике, а во мне буквально клокотали злость и ярость. Лёгкий автомат несколько раз дёрнулся у меня в руках, и лобовое стекло грузовика разлетелось на мелкие осколки. Целился я в верхнюю часть, и пули не задели водителя, прострелив крышу кабины.
Визжа тормозами, грузовик пошёл юзом и, медленно заваливаясь на бок, опрокинулся. Мы еле успели отскочить от бешеного грузовика, как он, скрежеща корпусом, проехался по шоссе и замер ровно посередине.
– Твою же мать!
«Грёбанный я идиот! Грёбанные негры-водятлы, грёбанное Сомали, грёбанная жизнь, грёбаная тюрьма!» – и ещё три десятка названий с эпитетом грёбанные сорвалось с моего языка после констатации самого факта ДТП. Движение оказалось почти полностью перекрытым, и от этого только было хуже. Но в любом минусе всегда есть и плюс. Это аксиома, не требующая доказательств. Для кого-то темнота – это ужас, а для кого-то друг…
Подбежав к кабине грузовика, я столкнулся взглядом с насмерть перепуганным водителем. По его виду трудно сказать, насколько он пострадал, крови на лице не заметно, да и вообще видно, что он ещё легко отделался.
– Сиди внутри и не высовывайся, кто бы тут ни проехал, понял? – и я сунул ему под нос дульный срез автомата. – Чуешь, чем пахнет?
Для меня ствол пах порохом, а для водителя – смертью. Он усиленно закивал головой, не в силах вымолвить и слова.
– О’кей! – и я исчез в темноте.
Первый раз я не пожалел, что негр, потому как разглядеть меня в чернильной ночной мгле было нелегко. Лишь грязно-серые штаны выделялись на общем фоне. Отскочив в сторону, я стал ждать подходящую машину, чтобы уехать на ней.
Грузовик упал так, что проехать по одной полосе всё же можно, пусть и зацепив обочину. Лёжа в темноте, мы провожали взглядами редкие машины со стороны города. Всего их проехало две, и обе едва ли не разваливались, а мне нужна помощнее и получше, чем этот автохлам.
Машины на секунду притормаживали и, разглядев опрокинутый грузовик, объезжали его, прибавляя скорость. Никто не хотел связываться, а я не хотел останавливать их. Пусть едут куда хотели, а вот первая, что будет ехать в город, станет моей добычей. Щёлкнув предохранителем, я уставился в темноту.
Через пять минут я, наконец, увидел долгожданные огоньки автомобиля, приближающиеся со стороны тюрьмы. «Пора!» – решил я для себя и выскочил на дорогу.
***
Изабелла Кларкс, выпятив пухлые губы, крепко держалась за руль автомобиля, который взяла напрокат в американском посольстве. Залетавший в приоткрытое окно ветер трепал короткие обесцвеченные волосы высокой длинноногой блондинки. Она возвращалась с пляжа Дорале, где отлично провела время со своим спутником Яковом Джейбсом.
Золотой песок, мелкий и мягкий, чистое ласковое море, жаркие объятия её любовника и горячий секс, о котором она временами вспоминала, изрядно разнообразили её время в этой стране. Яков Джейбс числился вторым секретарём посольства, и познакомились они ещё в Нью-Йорке на какой-то выставке, посвящённой защите животного мира Африки.
Сама Кларкс была журналисткой, работавшей в журнале «National Geographic», и здесь находилась в командировке. Эту командировку она подгадала, чтобы встретиться со своей любовью, он же помог ей арендовать посольское авто.
Жизнь казалась прекрасной, море тёплым, а все негры миролюбивыми человекообразными животными. Нет, Кларкс не считала себя расисткой, разве что совсем чуть-чуть, как и все белые американцы.
Она спешила поскорее вернуться в свой отель и принять душ, чтобы смыть с себя морскую соль и пыль дороги. Яков спал, развалившись на заднем сиденье. Он, конечно, порывался вести машину, но потратил на неё столько сил (тут она лукаво улыбнулась, вспомнив их безумные ласки), что заслужил отдых.
К тому же она и сама любила водить автомобиль, что и делала с удовольствием с тех пор, как впервые села за руль под присмотром отца. Ей нравилась скорость и мощь железного коня, а кадиллак, что она сейчас вела, радовал своей укрощённой брутальностью.
Ревел мотор, яркие фары, разрезая африканскую ночь, выхватывали из темноты дорогу и часть обочины. Навстречу изредка попадались машины, но с каждым часом их становилось всё меньше и меньше. И теперь лишь редкие огоньки чужих фар, на мгновение осветив морду её кадиллака, уносились прочь.
До города оставалось совсем ничего, как вдруг фары автомобиля выхватили из темноты лежащий посреди дороги предмет. По мере приближения к нему становилось ясно, что это потерпел аварию небольшой грузовичок. Она как-то видела один такой в порту. Обычно на нём перевозили свежий улов для последующей продажи или переработки.
Пришлось нажимать на тормоза. Грузовичок улёгся на дороге так, что его можно было объехать. Останавливаться здесь и разбираться с этим ДТП Изабелла не собиралась. На это есть дорожная полиция, да и страшно увидеть мертвеца, если водитель разбился. Тихо порыкивая мотором, кадиллак аккуратно двинулся в объезд грузовика, когда перед ним словно из-под земли вдруг вырос высокий негр.
От неожиданности девушка нажала на тормоза, о чём впоследствии горько жалела, не понимая, что тем самым избежала смертельной опасности. Неизвестный негр, недолго думая, сунул в приоткрытое окно ствол автомата и что-то сказал на своём. Потом повторил то же самое по-арабски.
– Ноу андестэд!
– Тьфу, блин, американка. Янки о инглиш вумен? – вспомнил я некоторые слова.
– Ай эм американ! Американ вумен.
– Ясно, суки американские. А ну-ка, вымётывайтесь из машины!
– Вот?!
– Что «вот»? Пошла вон! – я, уже не стесняясь в выражениях, по-русски материл её.
Спавший на заднем сиденье мужчина проснулся и в недоумении приподнял голову, с удивлением смотря на наглого негра. На машине стояли посольские номера, и лишь безумец осмелился бы остановить её. Но им не повезло, и на их пути встретился именно такой безумец.
Американцы не понимали русского языка, а я плохо знал английский, на выручку мне пришёл Фарах. Он, оказывается, знал и французский, и английский, и даже арабский. Полезный, что ни говори, кадр.
– Он
