Михаил Хейфец - Путешествие из Дубровлага в Ермак
Шпионы
Отдельно за столом сидели шпионы. Их у нас немного.
Первый - это капитан-лейтенант Виталий Лысенко, штурман разведывательного корабля. О сути дела знаю немного - Виталий осторожен на язык, как и подобает профессионалу спецслужбы. Родом он с Полтавы, сын погибшего на фронте солдата. Собственно, в зону Виталий попал не за шпионаж, а, как сам выразился, - "по дружбе". Его приятель, тоже капитан-лейтенант, Константиновский ("если бы вы знали, ребята, в каком месте он служил!") задумал стать агентом "Интеллидженс сервис" (этой детали я не знал в зоне, рассказали в Израиле товарищи, знавшие в тюрьме этого Константиновского - М. Х.) и поделился идеей с Лысенко. Тот отказался. Через некоторое время Константиновский попал под арест (как именно провалился, Виталий сам не знал). На допросе дал показания, что Виталий отказался работать в паре с ним. Лысенко был немедленно арестован по статье "недонесение" (до трех лет). Далее разворачивался обычный сюжет с использованием паразитирования на юридической безграмотности обвиняемого... "Вы говорите, что не соглашались шпионить, да? Почему?" - " Я сказал: подумай о жене и детях. Если тебя возьмут, что с ними будет!" - "А он?" - "Он ответил: ты-то хоть позаботишься тогда о них". - "А вы?" - "Я ответил нормально: ты мой друг, конечно, я твоих не оставлю". Статью переквалифицировали по статье "укрывательство" (до пяти лет. "Если бы вы не обещали позаботиться о его семье, может, он бы не пошел на измену родине"...). "Но неужели вы не пробовали его отговорить?" "Конечно, пробовал. Я ему сказал: вот ты собираешься связаться с резидентом через машину с дипломатическим номером. Ты сумасшедший, тебя ж сразу схватят". Обвинение переквалифицировали по статье "соучастие в шпионаже" (до десяти лет: "Вы дали ему совет, как не надо ошибочно действовать"). Наш Виталик получил меньше наименьшего - всего восемь лет зоны строгого режима... Жена его оставила ("Как ты мог ничего мне о своих делах не рассказывать!"). От него я, кстати, довольно много узнал об украинских проблемах - информация оказалась ценной, поскольку исходила не от националиста, напротив, от человека, полностью руссифицированного... "В детстве мы с ребятами договаривались: с сегодняшнего дня ни слова не говорим по-украински. Так я и позабыл родной язык". Недавно вдруг сказал мне: "Сегодня ночью мне сон приснился на украинском языке. Значит, язык вспомнил..."
Еще шпион, Миша Конкин. Этот заслуживает уже не абзаца, а целого этюда.
Лет ему 30 с гаком, роста выше среднего. Черняв, смугл, черноглаз, широкий лоб, впалые, будто втянутые в полость рта щеки, между ними вырвавшийся вперед нос с горбинкой. Бытовички на зоне уверены, что Миша еврей, "похож очень" (я и сам так же поначалу думал, но сам Миша упорно отрицал, уверяя меня, что он чистокровный русак. Может быть...). Товаровед по образованию, инспектор какого-то торга, потом попал на работу по специальности в Министерство обороны СССР. Курировал снабжение крупного оптического завода. Работником был отличным, не сомневаюсь. Но кормил Мишу не маршал Гречко: при Мишиных-то привычках это было бы непросто и министру обороны. Ибо помимо основной семьи, о которой будущий шпион заботился со вкусом, размахом и удовольствием (детали в его рассказах: какие обои сумел для кухни достать, как коридор покрасил, какой редкостный сервиз из конфиската сумел для дома раздобыть), он заимел еще холостую квартирку - с какой-то "сирийской" (?), по его словам, мебелью, с баром, забитым импортными бутылками ("больше всего я любил коктейль "Мартини"), и гнездо посещала некая красотка-стюардесса, украшенная алмазным колье и прочими подобными Мишиными дарами. Иногда они путешествовали, снимая по дороге номера в "Интуристе" ("каждую минуту у меня в кармане лежало не меньше двухсот рублей": среднемесячная зарплата по стране составляла тогда примерно 150 рублей брутто).
Свои тысячи Миша добывал подпольным бизнесом: его сферой считался антиквариат. С ориентацией, видимо, на иностранных покупателей.
...Сейчас модны стоны в российских масс-медиа про "утрату наших национальных ценностей" из-за Конкиных: ".Мы все стали беднее после продажи за рубеж произведений нашей старины и искусства". Но ведь Конкины были блохами в шерсти русского медведя - верховного хозяина всех этих стонущих газет. Казна, прежде всего, торговала награбленными в церквах иконами и иными конфискованными (и "реституированными", т. е. награбленными в чужих музеях) произведениями искусства, выручала за них валютные резервы и оплачивала ими гебистских затейников в ста пятидесяти странах! Естественно, громадная мафиозная монополия была недовольна, что в ногах путаются мелкие конкуренты-конкины, сбивая цены, и потому обличала их мощью "Человека и закона". Но эту несчастную жертву подпольного бизнеса пусть жалеет более доверчивый литератор...
Миша Конкин мне нравился. Прежде всего, поразительным трудолюбием. В зоне у станка давал 170-180% нормы (ему полагалось выплачивать казне огромный иск), а любую свободную минуту тратил на "хобби" - на художественную резьбу по дереву. Я был изначально уверен, что он профессионал - и изумился, узнав что рисовать он впервые в жизни попробовал в тюрьме, а делать скульптуры из дерева - только в зоне. У него был и вкус, и самоотверженная любовь к тому, что он делал.
Лагерное начальство брало себе за бесценок (простая обслуга, та просто крала у него по ночам, когда зэков выводили в жилую зону) Мишины статуэтки, горельефы, шахматные фигурки. Платили ему в лучшем случае пачкой-другой чая, но чаще - административной поблажкой. Например, "разрешением на "неположенную" посылку из дому (право на первую продуктовую пятикилограммовую посылку зэк получает после полсрока: для Конкина это означало - через пять лет после посадки). Ему завидовали в зоне! Ведь отдавая свои чашки, кружки, фигурки ментам, он получал соизволение, чтоб семья, оставшаяся без кормильца, получила право потратить на него часть своих заработков. Экая милость!
По натуре Миша человек мягкий и деликатный. Эти качества, видно, помогали ему устанавливать на воле контакты с клиентурой, где его надежность и порядочность в делах ценились. Он - преуспевал.
Как его взяло "под колпак" ГБ? Что ж, люди бизнеса сравнительно легко колются на допросах - Бог им судья. Видимо, кто-то назвал... Когда выяснилось, что "большие обороты" крутит не рядовой фарцовцщик, а уважаемый сотрудник Министерства обороны, у ГБ возник нормальный соблазн: не ограничиться "спекуляцией", но прокрутить дело по 64-й статье ("измена родине"). Это сулило конторе хороший дивиденд.
Операцию "Конкин" разработали Большие Интеллектуалы Контрразведки! Сначала Мише поступило предложение - купить картину одного из учеников Леонардо (небось, из "реституций"?). Цена - 13 тысяч рублей. А параллельно появился покупатель-иностранец, готовый выложить за нее 50 тысяч! За один оборот Мишин оборотный капитал учетверялся. Он пустил его в дело. Но когда "иностранец" пришел с паролем в условленный сквер, он вдруг объявил: "Картина нужна, мы ее возьмем - позже (представляю, с какой злорадной иронией это говорилось! Кино - и только), но сначала мы должны купить у вас некие служебные данные". Его взяли, говоря шахматным языком, в "вилку": отказав, оставался без денег и с картиной школы Леонардо в утешение. Слабое для Миши утешение! Он капитулировал. Какие сведения представил - не знаю, сам Миша считал их важными (по-моему, самым важным было расположение бомбоубежища Министерства обороны). К слову: важность передаваемых врагу сведений не обязательно учитывалась в деле, следователь объяснял Мише: "Если даже вы передали информацию только о количестве мест в кинотеатре "Россия", это уже считается шпионажем. Раз эту информацию у вас запросили, значит , она кому-то нужна. Хотя не засекречена!". Когда Конкин явился на новую встречу - последовал арест, "иностранец" оказался оперативником, словом, все по киносхеме. Орлы-соколы-контрразведчики сами себе шпиона придумали, сами его обезвредили, сами себя наградили - и надеюсь, прославят в нужном фильме! Забавно, однако, что в итоге на суде что-то выиграл сам Конкин... Дела по нелегальному бизнесу подпадают под такие кровавые статьи закона, что он мог если и не расстрел получить, то, по крайней мере, лет 13-15! А шпионаж ему вынуждены были сформулировать так: "Приготовления к покушению на шпионаж" (он ведь в этой ситуации с настоящим иностранцем в обычный, не то что в шпионский контакт не вступал) - и это потянуло на минимум по 64-й, на десять лет строгого режима.
Правда, в его приговоре было три года "дополнительной меры" - ссылки, но тут ГБ не было виновато: прокурор ссылки не просил. Ее добавила по собственной бабьей сути судья, просто надрывавшаяся от зависти при виде вещественных доказательств преступления - драгоценностей, которые Миша дарил своей стюардессе. Что поделаешь! Когда имеем карателя в колготках (этому праву наших женщин завидуют феминистки на пяти материках), приходится мириться с общественными убытками: пылкость, страсть приятны мужчинам, но не за судейским столом, где требуется наоборот объективное спокойствие.
