Макс Лукадо - Небесные овации
испугавшимися, на обочинах дорог с недужными. Участники менялись, но суть
была все та же. Когда мы сказали бы: «Никто такого не сделает», Он говорил:
«Я сделаю». Потом сомневавшиеся не знали, что делать со своим
благословением. А Тот, Кто его дает, наслаждался сюрпризом.
* * *
«...Сила Моя совершается в немощи...»3
Бог произнес эти слова. Павел их записал. Бог сказал, что Его больше привлекают
пустые сосуды, чем сильные мышцы. Павлом это доказано.
До встречи с Христом Павел был для фарисеев чем-то вроде героя. Можно
сказать, это был их Уайт Эрп3. Он тоже охранял закон и порядок — вернее, чтил Закон
и наводил порядок. Добропорядочные еврейские мамочки считали его образцом
добропорядочного еврейского мальчика. Ему отводили почетное место на
еженедельных ланчах иерусалимского «Клуба львов». Па столе он держал сувениры
от издания «Кто есть кто в иудаизме», а на выпускном курсе ему присудили знание
«Мистер самый высокий шанс преуспеть в жизни». Он быстро утвердился в качестве
наиболее вероятного преемника своего учителя Гамалиила.
Если существует такая вещь, как религиозное везение, у Павла оно было. То был
духовный миллиардер, родившийся одной ногой на небесах, и он это знал:
...Хотя я могу надеяться и на плоть. Если кто другой думает надеяться на
плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена
3 Уайатт Эрп (1848-1929) — американский пионер, стрелок и страж порядка. — Примеч. пер.
24
Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению — фарисей, по ревности —
гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный4.
Этот юный фанатик с голубой кровью и неистовым взглядом был одержим идеей
сохранить Царство в чистоте — что означало уберечь его от христиан. Он, словно
главнокомандующий, маршем проходил по городам и весям, требуя, чтобы впавшие
в ренегатство иудеи целовали флаг отчизны или навек распрощались со своими
семьями и надеждами.
Однако всему этому пришел конец. На обочине большой дороги. Вооружившись
кипой судебных повесток и наручниками, Павел в сопровождении народной милиции
направлялся со своей короткой, но неоспоримой проповедью в Дамаск. И тут кто-то
включил все юпитеры, а Павел услышал голос.
Когда он понял, Кому принадлежит этот голос, челюсть у него отвисла до земли, да и сам он не удержался на ногах. Он приготовился к худшему. Он понимал, что для
него все кончено. Он уже почувствовал петлю у себя на шее. В нос ударил запах
цветов его похоронного венка. Он молился, чтобы смерть была быстрой и
безболезненной.
Но дождался он только молчания и начала новой, полной сюрпризов жизни.
Ошеломленный и растерянный, он опомнился в какой-то съемной комнате. Бог
продержал его в ней несколько дней с такой густой пеленой на глазах, что разглядеть
хоть что-то он мог лишь внутри себя. И то, что он видел, ему не нравилось.
Павел увидел себя таким, каким был в действительности, — по его собственным
словам, худшим из грешников5. Законником. Убийцей всякой радости. Наглым
хвастуном, заявлявшим, будто он овладел мерой Божьего суда. Раздатчиком
справедливости, взвешивающим на своих весах дар спасения.
Тогда-то его и нашел Анания. Смотреть особенно было не на что — измученный и
слабый после трех дней душевного смятения. Сара тоже не особенно хорошо
выглядела, как и Петр. Но то, что у них троих было общего, рассказывает нам
больше, чем целый том систематического богословия. Ведь когда все они сдались, пришел Бог, и в итоге они помчались, как на «американских горках», прямо в
Царство.
Теперь Павел был на шаг впереди богатого юноши из начальствующих. Он
понимал, что нельзя пытаться заключить сделку с Богом. Он не искал для себя
оправданий — он просто молил о милосердии. В одиночестве той комнаты, с грехами
на совести и с кровью на руках, он просил об очищении.
Наставление Анании Павлу стоит того, чтобы его прочитать: «Итак, что ты
медлишь? Встань, крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса»6.
Павлу не нужно было говорить дважды. Законник Савл был похоронен, родился
освободитель Павел. После этого он уже никогда не был прежним. Как не был
прежним и мир.
Вдохновенные проповеди, преданные ученики и шесть тысяч миль путешествий.
Когда его сандалии не взбивали пыль, занято было его перо. Когда он не разъяснял
тайну благодати, он развивал богословие, предопределившее пути западной
цивилизации.
25
Все его слова можно свести к одному высказыванию: «...мы проповедуем Христа
распятого...»7 Дело не в том, чтобы ему не хватало других тем для проповедей —
просто он не мог исчерпать эту.
Его вела сама абсурдность произошедшего. Иисус должен был бы покончить с
ним на той дороге. Он должен был бы послать его в преисподнюю. По Он этого не
сделал. Он послал его к заблудшим.
Сам Павел называл это безумием. Да, он характеризовал это такими словами, как
«соблазн» и «безумие», но в конечном счете назвал это «благодатью»8.
Свою неотступную верность он объяснял так: «...любовь Христова объемлет
нас...»9
Павел не ходил на курсы миссионеров. Он никогда не сидел на собраниях
комитетов. Не прочитал ни одной книги о развитии церкви. Он просто был
вдохновлен Святым Духом и опьянен любовью, которая делает возможным
невозможное — наше спасение.
Это заслуживающий всяческого внимания принцип: укажите человеку на его
пороки, но без Иисуса, и вы найдете результат этого усилия в придорожной канаве.
Дайте человеку религию без напоминания о его мерзости, и итогом будет
заносчивость, наряженная в костюм-тройку. Но соедините то и другое в одном
сердце — чтобы грех встретился со Спасителем и Спаситель встретился с грехом — и
результатом может стать еще один фарисей, превратившийся в проповедника, который воспламенил мир.
* * *
Четыре человека: богатый юноша из начальствующих, Сарра, Петр и Павел.
Любопытная нить связывает их воедино.
Последние трое получили новые имена: Сара стала Саррой, Симон — Петром, Савл — Павлом. И только первый, этот юный яппи, ни разу не упомянут по имени.
Возможно, это лучшее объяснение первой заповеди блаженства. Тот, кто сам
себе делает имя, остается безымянным. Но тот, кто призывает имя Иисуса — и
только Его имя, получит новое имя и, более того, новую жизнь.
26
Блаженны плачущие...
Глава 5
УЗИЛИЩЕ ГОРДОСТИ
Для бразильской тюремной камеры эта была не так уж плоха. На столе стоял
вентилятор. На двух кроватях лежали тонкие матрасы и подушки. Имелись унитаз и
раковина.
Нет, она была не слишком плоха. Нужно, правда, учесть, что я-то ведь мог в ней
долго не засиживаться.
Не выпускали из нее Анибала. Это была его камера.
Этот человек был еще более странным, чем его имя. Якорь, вытатуированный на
предплечье, мог бы символизировать его железный характер. Широкая грудь
распирала рубашку. При легком движении рук бугрились бицепсы. Кожа лица по
цвету и фактуре напоминала буйволиную. Взглядом он мог бы убить врага. А улыбкой
— ослепить.
Сегодня, однако, взгляд потуплен, а улыбка скорее вымученная. Анибал уже не на
улице, где был боссом, а в тюрьме, где он — арестант.
Он убил человека — «соседского панка», как охарактеризовал его Анибал, неугомонного подростка, продававшего уличным ребятишкам марихуану и своим
длинным языком постоянно наживавшего себе неприятности. Однажды вечером
язык у юного наркодилера опять развязался, и Анибал решил его укоротить. Выйдя
из переполненного бара, где они повздорили, Анибал сходил домой, вынул из ящика
стола пистолет и вернулся в бар. Встав в дверях, Анибал окликнул юнца. Едва тот
успел обернуться, как получил пулю в сердце.
Анибал был виновен. И точка. Единственная надежда — если судья согласится, что Анибал оказал обществу услугу, избавив его от одной проблемы. До приговора
оставался примерно месяц.
С Анибалом я познакомился через моего христианского собрата Даниэля. Анибал
приходил поднимать тяжести в спортзал Даниэля. Даниэль дал Анибалу Библию и
несколько раз навещал его. В этот раз Даниэль взял меня с собой, чтобы рассказать
Анибалу об Иисусе.
27
