Волчья балка - Виктор Иванович Мережко
— Хорошо, что дальше делаем?
— Присядем на скамейку, десять минут потрещим.
— О чем?
— Есть тема.
— Окей!
Они спустились по ступенькам вниз, пересекли площадь, нашли подходящую, никем не занятую скамейку. Парни уселись по бокам, Игорь оказался посередине.
— О чем тема? — спросил Каюм.
— Вообще-то, разговор серьезный, в двух словах не получится, — с некоторой запинкой произнес Лыков.
— Брат, мы не спешим. Кафе напротив. Деньги есть. Посидим как люди.
— Дело не в этом. Нужны серьезные люди.
— А мы, по-твоему, мелочь пузатая? — то ли обиделся, то ли отшутился Каюм. — Ты, мент, базар фильтруй.
— Фильтрую. Нужны люди в костюмах, а не в трениках.
— Каюм, — напрягся парень по имени Рустам, — что будем делать?
— Засохнуть и сидеть тихо! — резко ответил тот, повернулся к Игорю. — Ну, у нас есть такие люди. Что на это скажешь?
— Можешь познакомить?
— Не могу.
— Значит, блефуешь.
— Э-э! — налился яростью южанин. — Я никогда не блефую! Говорю как есть!.. Что хочешь сказать серьезным людям?
— Можно без наезда?
— Говори!
Лыков помолчал, стараясь унять эмоции, кивнул на сидящих по бокам парней.
— Им доверяешь?
— Как себе. Это мои братья!
— Хорошо… Тебе известно, что я бывший мент?
— Сам об этом сказал. Что дальше?
— Знаешь, возле какого поста ГАИ расстреляли трейлер?
— Возле «Волчьей балки».
— Я как раз оттуда.
— Гайцом был там, что ли?
— Не только был гайцом, но знаю то, чего другие не знают.
— Про наркоту, которую в этом трейлере везли?
— Про многое.
— Можешь коротко сказать?
— Не могу.
— Я должен заинтересовать серьезных людей. Но пока что ты несешь полную труху.
— Значит, на этом беседу закончим.
Лыков попытался встать, парни тут же резко вернули его на место. Зажали с двух сторон.
— Беседу просто так не закончим, — предупредил негромко и недвусмысленно Каюм. — Зачем ругаться? Обязательно будем еще встречаться. Хочешь — каждый день, хочешь — через день.
— А если я пошлю?
— Пошлешь, а мы все равно вернемся. Мы теперь стали очень близкими корешами. Никуда не денешься, дорогой.
Лыков с усилием растолкал парней, поднялся, двинулся прочь. Каюм догнал, перегородил дорогу.
— Давай, мент, без бабских нервов. Без капризов и махалова!.. Договоримся, как мужчины.
— Я все уже сказал.
— А я услышал. Сегодня же поговорю с нужными людьми, завтра брякну. Но хочу предупредить. Поменяешь телефон, заляжешь у своих стариков, уедешь с телкой на курорт, все равно найдем. Ты нас очень заинтересовал «Волчьей балкой».
Игорь не ответил, отстранил его в сторону, зашагал в направлении широкого людного проспекта.
Парни какое-то время смотрели ему вслед, затем поспешили к своему автомобилю, по пути о чем-то азартно переговаривались, эмоционально жестикулируя.
Виталий Глушко аккуратно вывел из гаража мотоцикл, взял с полки несколько мягких тряпок, принялся любовно протирать сверкающий на солнце никель. Услышал шаги, оглянулся. К нему направлялся отец.
— Здравствуй, сын.
— Привет, — ответил тот и снова принялся за работу.
— Отец подошел, можешь оставить тачку и повернуть физиономию? — недовольно спросил Даниил Петрович.
Сын положил тряпки на сиденье, вздохнул.
— Ну, могу.
— Куда собрался?
— В универ. Узна́ю, когда будут известны результаты.
— Могу сказать. Ровно через двенадцать дней.
— Ходил, наверно, к ректору?
— Случайно встретились, — отец тронул парня за плечо. — Я тебя раздражаю. Можешь сказать, чем?
— Ничем. У тебя свои дела, у меня свои.
— Запомни, у меня нет «своих» дел, сын!.. Есть только наши. Общие.
— Запомнил.
— Как у тебя с деньгами?
— На пределе.
— Еду как раз в банк. Сколько кинуть на карту?
— Сколько не жалко.
Помолчали, глядя друг на друга, Даниил Петрович спросил:
— Не в курсе, что там с Костей Бежецким?
— Мимо кассы. Вообще не колышет.
— Погано. Ведь когда-то дружили.
— Хорошо, что ты все еще дружишь с его отцом.
Отец согнал желваки на скулах.
— Все-таки ты гаденыш. Будь тебе меньше годков, съездил бы по морде.
— Можешь съездить, стерплю.
— Боюсь, не стерпишь. Уйдешь в глухую, — Глушко-старший хотел было уйти, но вернулся. — Все еще таишь зло из-за той девки, которую засек в окне?
— Спрашиваешь, значит, знаешь.
— Придет время, расскажу. Все расскажу.
— Маме лучше расскажи.
— Мама здесь ни при чем. Тут совсем другие дела, сынок, до которых ты пока еще не дорос. Но обязательно дорастешь.
Отец дружески потрепал парня по щеке и направился к автомобилю, за рулем которого уже сидел его помощник Иван Семенович.
Сил никаких уже не было. И дело здесь было не только в зное, накрывшем степь, но и в покалеченных ногах, острой траве, невыносимом желании пить.
Наташа остановилась, вполне определенно, через сбитое дыхание заявила:
— Больше не могу. Иди сам, Щур. Найдешь воду или людей, вернешься.
— Заглохни. Слышишь, ни звука больше, — прохрипел тот, не давая ей опуститься на горячую землю. — Не смей садиться. Нужно идти… Уснешь — все, с концами… не проснешься.
— Правда, не могу.
— Пошли, сказал, тварь!
— Щурик, дорогой, — Наташа стала плакать. — Не могу. Правда, иди. Хотя бы сам спасешься.
— Я не оставлю, —
