Создатель сказок - Макс Крынов
Некоторым уже было хорошо: люди заливисто хохотали, некоторые парочки, не стесняясь, целовались. Кто-то слегка заплетающимся языком толкал длинную речь с поздравлениями, которых никто не слушал.
Ракеты, римские свечи и батареи салютов ставили прямо на проезжую часть. Мне такие развлечения были по боку, но папа со Степаном подожгли фитили сразу на трех огромных коробках, и глаза горели как у отца, так и у брата.
— Сейчас начнется! — чуть запыханно выпалил Степан, становясь рядом.
— Ты уверен, что не хочешь отойти подальше? — подтрунивала над братишкой Вероника. Из-за многочисленных хлопков приходилось кричать, чтобы тебя услышали.
— Я не боюсь! — воинственно сказал Степан.
— Это кто тут у нас такой смелый?
Сестра едва не полезла тискать Степана, но под громкий свист, в небо взлетели первые заряды, чтобы сразу разорваться сотнями сияющих разноцветными цветами искр. Красиво, да. И громко.
Заряды, один за другим, шумно взлетали в воздух, где взрывались и разлетались в стороны, под громкие выкрики толпы. Некоторые даже аплодировали, а особо впечатлительные каждый раз забавно взвизгивали, стоило очередному заряду со смачным хлопком взорваться в темном небе. Степан не отводил глаз, задыхаясь от кипящего в нем восторга.
Заряды вылетали все чаще, и небо вспыхивало, освещая наши лица.
Я наблюдал за разноцветными огнями, и отвлекся только из-за того, что братишкин дернул меня за рукав. Я наклонился вниз, и Степан закричал мне прямо в ухо:
— Ты обещал!
Точно. Едва не забыл про иллюзию, которую готовил на протяжении всей ночи.
Я жестом фокусника достал из кольца раздутую ракету на метровой палке и вручил ее брату.
— Поджигать не нужно, просто воткни в снег и отбегай!
За Степой никто кроме меня не следил, но все изменилось, когда он поставил ракету в снег.
Улицу затопил оглушительный писк. От ракеты повалил густой дым, фейерверк затанцевал на палке, пару раз накренился в стороны, вызывая испуганные крики, а потом — ГРОХНУЛО!
В ночное небо взмыл дракон: огромный и потрясающе красивый, состоящий из светящихся искр-чешуек. И был он настолько детально прорисованным, настолько реалистичным и огромным, что челюсть отвалилась у всех горожан на улице, и вряд ли только на нашей. Раскрашенный в разные неоновые цвета ящер летал из стороны в сторону, рассыпая вокруг себя мелкие яркие искры. Все это сопровождалось нескончаемыми хлопками и громовым ревом.
— Каждый день бы такие праздники, — улыбался отец.
Степан тоже был в восторге: благодарил меня и делился впечатлениями всю оставшуюся часть праздника, пока уставшая мама не скомандовала нам идти спать.
* * *
Первого числа все было закрыто — народ отмечал праздник и приходил в себя после него. Но это не помешало мне подбить Нику и Степу покататься на коньках на школьном стадионе. Лед там ровняли регулярно и регулярно же чистили от снега.
Когда мы вышли из машины и направились к особняку, я понял — что-то не так. Хобгоблин, открывший ворота, быстрым шагом шел ко мне, желая о чем-то предупредить. Из дома доносились выкрики, сменявшиеся плачем.
Остановив Нику и Степу, я наказал им оставаться на месте, сам побежал к крыльцу. Одновременно с этим подключился ко всем юнитам, в том числе и тем двум, которые сейчас находились в особняке.
И похолодел от увиденного.
У самых дверей обернулся, сжал плечи Ники, которая несмотря на запрет пошла за мной.
Девушка решительно и твердо смотрела в мои глаза:
— Ты не сильно-то и старше, Айдар. Если что-то произошло, я должна об этом знать.
— Тебе не стоит сейчас туда идти. Прошу, побудь с братом.
Девчонка покачала головой. Времени для споров не было, так что пришлось войти в двери вместе.
Отец лежал на полу гостиной и… я не чувствую его мыслей, сознания и всего того, что делает живого человека живым.
Ника пошатнулась и шагнула назад, упираясь в закрытую дверь.
Мама плачет, тормошит тело, будто это может помочь. Виктор, управляющий, замер статуей на фоне.
— Нет… — выдыхаю я.
Отец… Мертв.
Я бы сердце свое из груди выцарапал, если бы это помогло.
Но я не видел выхода.
Фантомы не могли помочь.
Иллюзии не могли сработать — я попытался, но магия соскальзывала с тела.
Произойди трагедия позже, может, я и смог бы что-нибудь сделать. Но сейчас — не могу. Не с давно остывшим телом.
Я не бог.
НЕ БОГ!
— А-а-а!
Я кричу, не сдерживаясь. Бью голой рукой по кафелю, бью, бью, пока плитка не трескается. Мама вздрагивает от каждого удара.
Целитель спустился со второго этажа и встал рядом, изрядно побледневший. Но вместо того, чтобы дать мне прийти в себя, успокоиться, начинает бормотать:
— Айдар, это ужасно, я понимаю тебя… Я… я соболезную тебе и всей твоей семье.
Я молчу. Смотрю на кровь, на костяшки, покрывающиеся новой кожей. Не чувствую боли. То есть, мне больно, ужасно больно, но только от чувства всеобъемлющей потери.
— Сейчас нужно увезти тело и сделать вскрытие в компании целителя-медэксперта. Я обязательно прослежу, чтобы…
— Чем ты занимался, когда умирал отец?
В глазах целителя полыхнул гнев.
— Я сидел в комнате, которую мне выделил Савелий, и выбежал оттуда сразу же, как услышал крик вашей матери. И уж прости, что мой дар слишком слаб, чтобы помочь остывшему телу! Я многое могу, но я не способен вернуть мертвеца к жизни…
— Ладно… Ладно. Делай, как правильно.
Один из хобгоблинов при мне накрыл тело ближайшим пледом. Другой — отвел маму на кухню.
Ника думала, что готова к любым новостям, но к этому не был готов никто из нас. Девушка покачнулась, зашлась в беззвучном плаче, и мне пришлось отвести ее, содрогающуюся от рыданий, в комнату.
Мысли были рваными. Я думал алгоритмами, как робот. Отвести сестру. Дать Михаилу разрешение вызвать полицейских и медиков. Вернуться к брату.
Когда я вышел на улицу, меня немного отпустило. Тяжело привалился боком к двери, нервно потер ладонями лицо.
— Айдар, что случилось? — быстро спросил Степа.
Когда я поднял голову, он отшатнулся. Не знаю, что он увидел на моем лице, он словно состарился, а в глазах стояли слезы.
— Отец… — выдавил я, но не закончил — горло будто перехватила удавка.
— Что с отцом?
Я дошагал до Степана, прижал его к себе и дрожащим голосом сказал:
— Он мертв. Соболезную, братишка.
Не знаю, как правильно говорить девятилетнему брату, что отца больше нет. Думаю, не существует никаких
