Дао Дзэ Дун - Сергей Анатольевич Смирнов
Сошли не сразу, мудрец-проводник дал посмотреть.
— А почему всю не снесли? — поинтересовался Страхов, имея в виду превращение «новой зоны» в девственную экологическую резервацию.
— А ее не сносили, — сказал Алипкович. — Просто убрали отслужившие уровни. Теперь она выполняет только одну функцию.
Он спустился на землю. Страхов последовал за ним.
— Теперь придержите, — сказал Алипкович.
Страхов взял поводья.
Мудрец-проводник поднял руку, как будто приветствуя кого-то в бывшей башне.
И тут Страхов невольно осадил назад вместе с конем.
Башня стала расширяться. Грани расступились, открывая темные щели между отдельными секциями. Из кристаллического «стадиона» — прямо из его центра — полезла вверх фаллическая конструкция. И когда она вылезла в небо метров на тридцать, Страхов догадался, что это — космическая ракета, облаченная в ажурные фермы и уже готовая показать грандиозный, ослепительный стриптиз. Из щелей, между секциями здания, стал куриться парок. Все трансформации происходили бесшумно.
— Ну вот, дальше сами. Давайте коня, — сказал Алипкович.
Страхов передал ему поводья и стал молча смотреть в спокойные, добрые глаза проводника.
— Никакие инструкции не нужны, — сказал мудрец-проводник. — Идите прямо и следуйте указателям. Все автоматизировано. Оденут, проводят, усадят, накормят. Будут вопросы — не стесняйтесь, задавайте. Система ответит и поддержит. Ускорения не бойтесь, все продумано для нетренированного человека. Нетренированные, кстати говоря, теперь лучше адаптируются. Это наше главное ноу-хау. Тошнить в невесомости тоже не будет. Мы учли возможный выбор и сделали нужные инъекции… Все остальное, как при Гагарине и Армстронге. «Поехали» и все такое…
— «Это маленький шаг одного человека, но огромный шаг всего человечества», — пошутил Страхов речью Армстронга, первым ступившего на Луну.
— Вот-вот, — серьезно воспринял Алипкович. — Вы это уже один раз доказали. В общем… Саша, извини, я — опять на «ты». Еще вопросы и пожелания есть? Все-таки большое дело…
— Владимир…
— Сейчас без отчества, — перебив, предупредил Алипкович.
Немногим раньше Страхов вспомнил одну из новых глобальных легенд-образов — «Солярис» атеиста Станислава Лема. И одноименный фильм верующего режиссера Тарковского. Тот момент, когда герой, пытаясь избавиться от своего прошлого и призрака своей жены, сажает его/ее в ракету и отправляет вон. В пустоту… Там, в той реальности, придуманной Лемом, это было безнадежным занятием.
— Тебе страшно узнать, что ты не первый, Саша? — с древней грустью во взгляде сказал Алипкович. — Это не так. Каждый герой всегда первый. Героев никогда не считают, не пересчитывают. Они — всегда штучный товар.
Страхов, отвернувшись от космодрома Фостера, стоял лицом к лицу с проводником. Позади них был лес.
— Тогда у меня все, — сказал он.
— Тогда у меня последнее слово, — сказал Алипкович. — Даже просьба, Саша. Если ты там у них найдешь веру, привези ее сюда. Это и будет твой Прометеев подвиг. Волшебный эликсир и все такое. По Юнгу или без Юнга — какая разница!
Страхов понял и кивнул.
— Хорошо, — сказал он.
— Тогда вперед, — велел Алипкович. — Пожелания счастливого пути не будет. Для тебя это — вредный предрассудок. Просто суеверие.
И Страхов повернулся спиной к лесу, коням и проводнику — и пошел к космодрому.
Космодром постепенно надвигался на него, заслоняя небо и разбиваясь на отдельные блоки с указателями и пояснительными надписями. Страхов вошел, поднялся на лифте, разделся, принял душ, взвесился, быстро обследовался на каком-то всемогущем сканере, снявшем с него виртуально-прозрачный, с разноцветными потрохами слепок.
Лакеи-манипуляторы одели его в удобный сиреневый комбинезон и белые кроссовки— полусапожки, не позволив — посредством тревожных сигналов и троекратных приказов «не двигаться» — самому дотронуться ни до одной застежки.
Потом Страхов на коротком фуникулере был доставлен в довольно просторную кабину с круговым, то есть цилиндрическим иллюминатором, который его удивил и порадовал: надо же, все будет видно!
Мягкий, женский голос с усиленно роботизированным акцентом — «Правильный психологический прием», — подумал Страхов — вежливо попросил его сесть в монументальное технологическое кресло. Он устроился в нем, и оно слегка опрокинулось назад, придав космонавту полулежачее положение.
Сзади на коленчатой ноге выдвинулся перед Страховым экран с аскетическим пультом из трех кнопок, и на экране появилось меню завтрака с изображением блюд, предлагаемых к выбору.
Страхов сравнил континентальное меню со столом в беседке и понял, что есть совсем не хочет.
— Я уже позавтракал, — сказал он, и на экране картинка покорно сменилась на предложение выбрать меню обеда.
Предложение кончалось строкой выделенной красным цветом:
ЕСЛИ ВЫ ИУДЕЙ ИЛИ МУСУЛЬМАНИН, ПОЖАЛУЙСТА, ПОДТВЕРДИТЕ В ТЕЧЕНИЕ ПЯТИ СЕКУНД ОДНОЙ ИЗ ДВУХ ВЕРХНИХ КНОПОК
Под каждой из двух кнопок была надпись на своем языке — иврите или арабском.
«Здесь не соскучишься», — подумал Страхов и еще подумал, что, может, Алипкович и не знает всего о том, что делается на Луне…
Меню предлагало на первое борщ, консоме или суп-мисо, а на второе свиную отбивную, филе тунца и разные суши. «Похоже, дзен-буддисты там тоже в кратерах освоились», — предположил Страхов, предпочтя борщ с отбивной.
А следом появилась программка ужина с вариантами итальянской и мексиканской кулинарии. «Что, придется а ля карте на всю неделю заполнять?! — слегка даже испугался Страхов. — Это ж мы до вечера не взлетим!»
Но, покончив с выбором ужина, он понял, что сейчас будет взлет. Его обвили пристяжные ремни, и на экране в виде разноцветной аппликации появилась надпись на многих языках. В центре красная на русском гласила легендарное, но абсолютно достоверное
ПОЕХАЛИ!
Как Страхов и предполагал заранее, он невольно произнес эту священную команду вслух.
Два поплавка на водной глади были неподвижны. Два человека, сидевшие на берегу, — тоже. Но ожидали они сосредоточенно не только вечернего клева. Мошкара вилась вокруг них, но на кожу не садилась.
Наконец, один из рыбаков, Владимир Алипкович, печально вздохнул и повел плечами.
«Вот и все, — подумал он. — Фонд ответил… Только пуск задержался еще ровно на…».
«Как всегда, — перебил его товарищ по рыбалке. — Задержка каждый раз нарастает ровно на один оборот. Секунда в секунду по внешнему времени. Может, мы когда-нибудь поймем, в чем тактика. Но ответ как всегда симметричный…»
«Тактика… Фонд просто оценивает тактику героев и адаптируется, — уверенно подумал Алипкович. — Потому что каждый раз они подставляются под удар все более осознанно. Количество должно перейти в
