Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской - Озаровская Ольга Эрастовна
«Казните їх обех».
Старой царь письмо прочитал, понеть не может. Нать мужня воля сполнять, а казнить рука не поддаетсе. И придумал: этого ребеночька привезать на эти окомелоцки и спустить їх опеть в лес.
Вот и пошла Безручка о сыне. А на стрету ей прохожай-старицек:
— Куда, молодушка, пошла с парничком?
Она все обсказала:
— Дитë у меня тако, што ни на куго не похожо. Конем бросят, кони не легают, коровы не будут, овцы не топчют. А у меня рук нет, одны оттепки.
— Ну, иди о синё морё. Она и пошла. Пришла к синему морю, а дитя уж дивно стало, говорит:
— Мамушка, я напьюсь!
Она нагнулась, а мальцик пал в синё морё! А ей подхватить нецем. Вот уж горë! Она плацëт. Никуго на бережку не видать, а голос слышно:
— Зайди в воду. Вон руки-те пловут!
Она зашла, видит руки к ей пловут и прямо прильнули к окомелоцкам. Она и схватила дитё.
Вот пошла о мальцике. Он уж за ручку идё. Приворотила к брату. Он не узнал: с руками, дак уж… Царевича в гости дожидат. И царевич прибыл, да не узнал царевны: с руками, да с мальциком, где уж!.. Пир запоходил.
А не можот-ли хто какой побывальшыны рассказать?
— Мальцик можот. Только штоб уж не пересекать!
И стал мальцик рассказывать, как сестра с братом советно жили, как братня жона…
А дедина так пересекает:
— Вот уж неправда! Андели, брехня!
Брат ей на воротах расстрелял. Тут все Безручку признали. Брат поехал к зетю на царьсво жить.
Сказка эта, как всегда, заставила притихнуть ребят; они были в полном восхищении: у многих навернулись на глаза слезы.
Наконец Печорец произнес:
— А теперь я для ребят расскажу про мачеху.
И он начал.
38. Падчерица и дочи
У хресьянина была доци. Как у его жона померла, он жонился опеть, а жонка опеть девку принесла. Вот мати свою то девку любит, а падчерицу со свету сводит.
— Напреди, курва, моток! Полощи, курва, моток!
Она моток напрела и пошла полоскать.
Моток-от в пролубь уронила и сама туда спустилась. Видит — стоят коровушки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами!
Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Опеть видит — стоят кони:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами!
Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Опеть видит — стоят козла.
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами!
Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Опеть видит — стоят олешки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Опеть видит — стоят овецьки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Шла-шла и вешальця нашла. Видит стоїт избушка на курьїх ножках, об одном окошки.
Вот она в избушку вошла, видит бабушка живет.
Она бабушке и говорит:
— Бабушка, я мотоцик уронила.
— Дитятко, говорит, на вешальцях возьми.
Ишо говорит:
— Истопи у меня баенку, да вымой у меня детоцек.
Она побежала, баенку истопила.
— Бабушка, говорит, дай чем вода носить.
— На, говорит, решето!
А чего решетом наносишь?!.. Летит птицька:
— Девушка, тилкой, да гнилкой! Тилкой, да гнилкой!
Она гнилкой то решето замазала и воды наносила.
— Дай, бабушка, говорит, детоцек.
Она поклала мышов, да кротов, да крысов.
— На, говорит, иди вымой детоцек.
Вот она скалала їх в решето и пошла мыть. Как из байны-то пришли, детоцьки и говорят:
— Мамушка, мамушка, ты нас так навеку не мывала, — она у нас кажной перстышек вымыла.
Вот она ей золота лукошецько наклала, да и мотоцик отдала ей. Девушка и домой пошла.
Видит опять стоят овецьки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла. Они дали ей овецьку с егненком.
Опеть стоят кони.
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она подпахала-подгребла, поклонилась и пошла.
Дали ей кобылу с жеребенком.
Видит опеть стоят олешки. Те дали ей важенку с теленком. Опять стоят козла. Дали ей козу с козленком.
Опеть стоят коровы. Еще дали ей корову с теленком.
Вот она и погнала стадо домой и татушки отдала.
А мачеха-та была завидна и говорит дочери:
— Напреди, Маша, моток.
Маша моток напрела и полоскать пошла. Моток в пролубь уронила и сама туда спустилась.
Видит — стоят коровушки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами. Она:
— Насеру — присеру вам!
И дальше побежала.
Опеть видит — стоят кони, опеть козлы, опеть олешки, опеть овецьки:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами.
— Насеру-присеру!
Не взглянула, мимо пробежала.
Прибежала к избушки, схватила мотоцик с вешальця и в избу забежала.
Бабушка ей говорит:
— Девушка, истопи баенку!
Она баенку затопила и говорит:
— Чем тебе вода носить?
— На, говорит, решето.
Вот идет она вода носить — летит птицька:
— Девушка, тилкой, да гнилкой. Тилкой, да гнилкой.
— Кол тебе в пасть, говорит.
— Поди, говорит ей бабушка, вымой, девушка, детоцек.
И наклала ей мышов, да кротов. Она и оборвала у нового ножку, у нового ручьку.
Те давай жалитьсе мати:
— Мамушка, мамушка, у нас, говорят, мыла — у нового ножку, у нового руцьку оборвала!
Плацют.
— У, знай так!
Она в лукошецько наклала ей уголья живого.
— Поди, говорит, с матерью дели в соломы, тут в лукошецьке, говорит, серебро накладено.
Вот она и пошла домой. Видит стоят козла:
— Красная девушка, подпаши под нами, подгреби под нами.
Нимо пробежала, всех нимо.
Вот она из пролубы и вышла. Ницего с собой не принесла, только лукошецько с угольем.
— Мама, иди, говорит, делить на солому.
Стали она делить, отворили лукошко, — пыло выскоцило, солома загорела, и сами они сгорели.
Все знали, что настала очередь Скомороха, а потому заранее начали улыбаться. Глядя в упор на ребят и как будто рассказывая только для них, Скоморох заметил:
— Бывают и глупы матери.
И начал.
39. Дороня
Жили старуха и старик. У їх был сыночек — Доронюшка. У їх были гряды, — там лучина, поленья лежали, а сынок под грядами сидит, играет: увидала мать и заревела.
Старик пришел, а старуха разливается-ревет.
— Чего ты?
— Ох, сидит Доронюшка играет, а я посмотрела: упадет, думаю, поленье, зашибет головку, и нет Доронюшки. Не видать нам внуцятоцек…
И старик заревел.
А Дороня уж на возрасти был, двенадцать годов было, не стерпел:
— Пойду же по белу свету искать, есть ли хто умняе моїх стариков.
Встал и пошел.
Пошел искать умняе и видит, мужики корову на байну тянут: там трава выросла.
— Што вы делаете?
— Хотим траву коровы скормить.
Он траву скосил да коровы кинул. Мужики рты разинули и в затылки почесали. Дале пошел, видит: жонка, мужик да парень троїма гоняют лошадь в хомут вицьём и кольем.
Он взял хомут да на лошадь надел.
Анделы, они ему награду: экой ты доумелся!
Пошел вперед, видит: дом высокой, старинной. На звозе веснут штаны белы. Баба крыцит:
— Скоци, попади в штаны!
А мужик скацет, попасть не можот.
— Што ты, дяденька, муциссе?
— В штаны не могу попасть. Как не попадешь, носи грязны.
Дороня подал ему штаны.
Нет уж, видно, мої родители умняе.
И пошол домой обратно.
Вот жил-пожил Дороня да и помер. Родители все его жалели, все Доронюшку поминали. Вот старуха одна сидит дома, окошечко поло; видит идет нимо служимой домой на побывку, она и скрыцяла:
