Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович

«Был праздник веселый и шумный…»

Был праздник веселый и шумный, Они повстречалися раз… Она была в неге безумной С манящим мерцанием глаз. А он был безмолвный и бледный, Усталый от призрачных снов. И он не услышал победный Могучий и радостный зов. Друг друга они не узнали И мимо спокойно прошли, Но звезды в лазури рыдали, И где-то напевы звучали О бледном обмане земли.

<1904?>

Разговор («Я властительный и чудный…»)

Я властительный и чудный Пел печальной бледной деве: «Видишь воздух изумрудный В обольстительном напеве? Посмотри, как быстро челны Легкотканого обмана Режут радостные волны Мирового Океана. Солнце жаркое в лазури Так роскошно и надменно Грезит негой, грезит бурей Ослепительной вселенной. И как голуби надежды, Охранители святыни, Духи в пурпурной одежде Наполняют воздух синий. И мы в ту войдем обитель, Царство радостных видений, Где я буду повелитель, Вождь волшебных песнопений. Озаренная напевом, Ты полюбишь мира звенья, Будешь радостною Евой Для иного поколенья».

<1904?>

Огонь

Я не знаю, что живо, что нет, Я не ведаю грани ни в чем… Жив играющий молнией гром — Живы гроздья планет… И красивую яркость огня Я скорее живой назову, Чем седую, больную траву, Чем тебя и меня… Он всегда устремляется ввысь, Обращается в радостный дым, И столетья над ним пронеслись, Золотым и всегда молодым… Огневые лобзают уста… Хоть он жжет, но он всеми любим. Он лучистый венок для Христа, И не может он быть не живым…

<1905>

Лето

Лето было слишком знойно, Солнце жгло с небесной кручи, — Тяжело и беспокойно, Словно львы, бродили тучи. В это лето пробегало В мыслях, в воздухе, в природе Золотое покрывало Из гротесок и пародий. Точно кто-то, нам знакомый, Уходил к пределам рая, А за ним спешили гномы И кружилась пыль седая. И с тяжелою печалью Наклонилися к бессилью Мы, обманутые далью И захваченные пылью.

<1906>

«Он воздвигнул свой храм на горе…»

Он воздвигнул свой храм на горе, Снеговой многобашенный храм, Чтоб молиться он мог на заре Переменным небесным огням. И предстал перед ним его бог, Бесконечно родной и чужой, То печален, то нежен, то строг, С каждым новым мгновеньем иной. Ничего не просил, не желал, Уходил и опять приходил, Переменно горящий кристалл Посреди неподвижных светил. И безумец, роняя слезу, Поклонялся небесным огням, Но собралися люди внизу Посмотреть на неведомый храм. И они говорили, смеясь: «Нет души у минутных огней, Вот у нас есть властитель и князь Из тяжелых и вечных камней». А безумец не мог рассказать Нежный сон своего божества, И его снеговые слова, И его голубую печать.

<1906>

«Сегодня у берега нашего бросил…»

Сегодня у берега нашего бросил Свой якорь досель незнакомый корабль, Мы видели отблески пурпурных весел, Мы слышали смех и бряцание саб ль. Тяжелые грузы корицы и перца, Красивые камни и шкуры пантер, Все, все, что ласкает надменное сердце, На том корабле нам привез Люцифер. Мы долго не ведали, враг это, друг ли. Но вот капитан его в город вошел, И черные очи горели, как угли, И странные знаки пестрили камзол. За ним мы спешили толпою влюбленной, Смеялись при виде нежданных чудес, Но старый наш патер, святой и ученый, Сказал нам, что это противник небес. Что суд приближается страшный, последний, Что надо молиться для встречи конца… Но мы не поверили в скучные бредни И с гневом прогнали седого глупца. Ушел он в свой домик, заросший сиренью, Со стаею белых своих голубей… А мы отдалися душой наслажденью, Веселым безумьям богатых людей. Мы сделали гостя своим бургомистром — Царей не бывало издавна у нас, — Дивились движеньям, красивым и быстрым, И молниям черных, пылающих глаз. Мы строили башни, высоки и гулки, Украсили город, как стены дворца, Остался лишь бедным, в глухом переулке, Сиреневый домик седого глупца. Он враг золотого, роскошного царства, Средь яркого пира он горестный крик, Он давит нам сердце, лишенный коварства, Влюбленный в безгрешность седой бунтовщик. Довольно печали, довольно томлений! Омоем сердца от последних скорбей! Сегодня пойдем мы и вырвем сирени, Камнями и криком спугнем голубей.