Санин Евгений - Белый гонец
Сам Владыко благословлял идущую мимо него рать на благое дело во имя всей Руси.
Долго еще сопровождал церковный клир уходящих по Киевской дороге ратников. И казалось тогда многим, что этот великий поход на Степь начинался Крестным ходом.
Дойдя до Днепра, течение которого только-только очистилось ото льда, пешцы под командованием сотских и тысяцких взошли на ладьи. И – они по воде, а конные дружины, под стягами, берегом - объединенное войско Руси двинулось в долгий путь.
Впервые почти за двести лет, со времен походов Олега и Игоря на Константинополь, шли так русичи.
Хотя предосторожности ради, на многие десятки верст вперед были высланы боевые дозоры, копья, мечи и щиты Мономах приказал в обоз не сдавать.
Опасаясь внезапной атаки больших сил половцев прямо на берегу Днепра, на всякий случай, все были при оружии.
Шел час за часом. Тянулся день за днем.
А приказа на высадку и долгожданный поворот в Степь все не было.
Нетерпение воинов возрастало. Все слышнее стали голоса тех, кто был уверен, что поход будет на Корсунь. Теперь на них шикали с нескрываемой досадой – будет вам каркать воронами!
Но все же стали задумываться. Неужто и, правда, не Мономах Святополка, а тот подговорил переяславльского князя пойти на богатый град Корсунь?.. А что - киевский князь жаден, хитер… В Корсуне действительно есть, чем поживиться. Да и честь это принесет Великому князю, с его шатким авторитетом, немалую. Ведь только святой Владимир Красно Солнышко мог похвастать взятием этого града! А что касается Мономаха… Как знать, может, помня главную цель его жизни - объединить Русь и затем освободиться от половецкой угрозы, хитрый Святополк поставил условием: сначала Корсунь, а уж потом - Степь?
Дружинники ехали. Пешцы плыли. И те, и другие сомневались и все больше молчали, боясь прямо спрашивать друг друга о том, что может быть дальше… Даже в, казалось бы, безобидных спорах.
Слишком велика была цена ответа на этот вопрос.
Все ждали днепровских порогов, после которых на него не могло быть двух ответов!
Наконец, чуть не доходя до острова Хортицы, последовал приказ. Конным спешиться, пешцам выйти из ладей и привести себя в порядок.
Напряжение истомившего души ожидания достигло предела.
Что теперь – Великий князь с Мономахом прикажут продолжать идти дальше вниз по порогам, где и, правда, лежал Корсунь.
Или…
Тем временем Мономах подозвал к себе Доброгнева и передал ему грамоту, сказав при этом всего три кратких слова. Принимая грамоту, гонец чуть поморщился от боли не до конца еще заживших ран, но наотрез отказался, чтобы вместо него послали другого.
Мономах, оценив молчаливым взглядом терпение и мужество человека, идущего на верную смерть, обнял его и кивнул:
- Ну, тогда давай, с Богом!
Гонец вскочил на коня. Хлестнув его плеткой, он быстро помчался по извилистой дороге, уходящей в Степь.
И, наконец, превратился в точку, которая поставила конец всем вопросам, сомненьям и спорам.
Потому что, сразу после этого Мономах вернулся к Святополку, подозвал к себе воевод с тысяцкими и, с молчаливого согласия Великого князя, отдал им первый приказ.
Воеводы и тысяцкие тут же разъехались по своим дружинам, где раздались их зычные голоса:
- В боевой порядок – становись!
- Как? Сразу? – принялись переглядываться пешцы, которым обучавшие их дружинники, говоря о передвижении отрядов к месту решающих битв, помнится, говаривали совсем другое…
Но все было необычно в этом походе.
Те же бывалые дружинники, привыкшие подолгу идти походным строем и выстраиваться боевым порядком только в случае опасности, удивленно переспрашивали:
- В какой-какой?
И тут же получали радостный ответ от своих товарищей:
- В боевой!
3
Наконец, появилось половецкое войско.
Не случайно люди издревле завидовали птицам.
И тут – как было с завистью не вздохнуть, глядя на них?
Только они с высоты своего полета могли видеть всю красоту и мощь боевого порядка русских войск!
Шли не обычным походным строем, а развернутыми сразу для боя тремя полками. Грозно блестели на солнце острия наконечников копий. Ярко горели красные русские щиты.
Конечно, идти так было медленней. Но зато теперь, откуда бы ни появилась угроза, будь то хоть вся половецкая рать, она сразу же наткнулась бы на целый лес остро отточенных копий.
Все это было хорошо видно птицам.
Но даже самые зоркие орлы не сразу бы увидели далеко ушедший вперед большой отряд с ростовскими и смоленскими воями, возглавлять который Мономах отправил своего сына – Ярополка Владимировича.
Прячась за холмами да по логам, этот отряд сначала осторожностью, затем хитростью и, наконец, мужеством уничтожил большую половецкую разведку хана Алтунопы, не дав никому из половцев уйти живым, чтобы предупредить своих о надвигающейся на них беде.
Днями русское воинство шло то походным строем, то, опять разворачиваясь в боевой порядок.
По ночам спали, не разводя огней, довольствуясь холодной ествой и питьем.
И все же половцы прознали о том, что на их земле появилась объединенная русская рать. Пришел час, когда разведка донесла о несметной силе половцев, которая движется навстречу.
Немедленно Мономах отдал новый приказ всем трем полкам построиться в полной готовности к бою.
Теперь в челе войска, вопреки давнему правилу, были поставлены не дружины главных князей, киевского, черниговского и переяславльского, а собранные со всех концов Руси - ремесленники и смерды. Те самые, на которых еще до начала похода возлагал свои тайные надежды Мономах.
Конные дружины в ожидании своего часа стояли на правом и левом крыле русской рати.
Наконец, словно туча, затмевая весь горизонт, появилось половецкое войско.
Дозорные не обманули. Половцам действительно не было числа. И особое отчаяние придавало им то, что они впервые бились на своей земле. Всего в одном конном переходе за ними были их вежи с родными людьми, табунами, русским полоном и всем, награбленным и нажитым за десятилетия добром, которое они давно уже считали законно своим…
По давнему своему обычаю, половецкие всадники, под стягами своих ханов, стали кружиться по полю. Все быстрее, быстрее… наводя страх на врага и подогревая себя, то растекаясь по всей степи, то сбиваясь в большие отряды.
Так снежный ком, падая с горы, набирает бег и увеличивается в размерах, грозя смести всё на своем пути…
Мономах, неотрывно глядевший на них, перевел взгляд на готового хоть сейчас сорваться с места и ринуться в бой Ставра Гордятича. Затем на невозмутимого, как всегда, Ратибора. Чуть заметно приподнял брови: мол, все видишь?
Тот ответил молчаливым кивком.
Опытный взгляд воеводы сразу подметил, что нет в ослабевших от зимней бескормицы половецких лошадях былой свежести. Нет силы и легкости в их всегда крепких в конце лета и по осени ногах. И только вопрос времени – как быстро они устанут носить своих седоков по вязкой, непросохшей еще до конца степной земле.
Единственной надеждой половцев было смять, прорвать, прогнуть строй русских с первого же удара.
Именно для него, наращивая скорость, они так бешено кружились сейчас по полю.
Теперь уже Ратибор, показывая глазами на пешцев, так же молча, с некоторой тревогой, посмотрел на своего князя: выдюжат?
Тот положил пальцы на рукоять своего меча и добела сжал их: должны… должны выстоять!
А всадники тем временем перестали кружиться. Они собрались, наконец, в огромный темный ком, похожий на охватившую весь горизонт грозовую тучу, сверкающую изнутри грозными молниями сабель, и всей массой – людей, коней, доспехов, оружия - ринулись на пешцев…
4
Расчет Мономаха пойти в Степь ранней весной оказался верным.
Онфим стоял в первом ряду, плечом к плечу с одной стороны с мужем Милуши, а с другой – с Сувором. Тут были богатыри и из Смоленска, и из Ростова, и из Чернигова и других городов и весей…
Половецкие всадники быстро приближались.
Навстречу им, с удаляющимся свистом, хлынул обильный косой ливень темных стрел, выбивший из седел немало вражьих воинов.
То постарались дружинники с крыльев, да стоявшие позади пешцы.
Но и спереди тоже ударил смертоносный град.
Старые щиты вдребезги разнесло бы от не ведающих преград и пощады каленых стрел половцев. Но новые, нарочно обитые по приказу Мономаха железом, выдержали! Благодари, Милуша, князя за такую заботу о своем муже! Онфим вместе с другими пешцами слышали только, как бессильно ударяются о выставленные ими перед собой большие щиты жала смертоносных стрел…
А за стрелами с дикими криками и устрашающим воем навалились и сами половцы…
Их натиск был страшен.
Ржание коней, лязг металла, людские вопли смешались в сплошной оглушающий шум.
Словно ураган, ломающий вековые деревья, пыталась смять лес выставленных против них копий и повалить самих держащих их людей, половецкая конница.
