Оленья кавалерия. Очерки о русских первопроходцах - Волынец Алексей Николаевич
Не только русские мужчины брали жён из местных женщин, но и русские девушки нередко выходили замуж за аборигенов. Особенно популярны были браки с богатыми чукчами, владевшими многотысячными стадами оленей – главным богатством северной тундры. В XIX веке даже зафиксированы случаи, когда чукчи платили оленями калым за русских невест.
Жизнь русских старожилов Крайнего Севера не была лёгкой, зачастую балансируя на грани голода. Поэтому брак с богатыми чукотскими вождями многим казался удачной долей. «Что на реке Колыме! Мы там жили, да голодовали, весь век мучились, а здесь по крайности наша еда округ нас на ногах ходит» – такие слова одной из русских женщин, вышедшей замуж за богатого оленями старейшину, приводит этнограф Владимир Богораз, побывавший с экспедицией на Чукотке в самом конце XIX века.
Русское Жило и «койимский найод»
Крупные русские поселения в дальневосточном Заполярье исчезли в XIX столетии. Причиной тому стали как сокращение поголовья пушного зверя из-за активной охоты, так и прекращение вооруженных стычек с северными народами. К концу XVIII века завершились долгие «чукотские войны» (см. главы 16–17), ушли в прошлое восстания коряков и юкагиров. Боевые походы и набеги сменились мирной торговлей, Российской империи больше не было нужды держать в укреплённых острогах за Полярным кругом сотни солдат и казаков.
Но окончательно заполярные города Дальнего Востока добили две страшные эпидемии «чёрной оспы». Первая пандемия свирепствовала между Яной и Колымой в 1773–1776 годах – в многолюдном Зашиверске тогда выжило менее 200 человек.
Спустя чуть более столетия, в 1883–1884 годах, эпидемия повторилась и убила половину русского населения, жившего тогда на берегах Колымы, Алазеи и Индигирки. Зашиверск и Алазейский острог опустели полностью. В конце XIX столетия очевидец писал: «…на реке Алазее когда-то было значительное русское поселение, от которого теперь и следа не осталось».
Местные якуты сохранили легенду о том, как эпидемия оспы началась в Зашиверске. Ежегодно в городе проводилась большая ярмарка, по традиции перед её началом все привезённые товары благословлял православный священник, а вслед за ним шаманы окрестных племён. Согласное легенде, однажды во время ярмарки шаман неожиданно приказал вырубить во льду Индигирки прорубь и утопить имевшийся среди товаров ярмарки богато украшенный большой сундук. Но священник возразил, что скорее бросит в воду шамана, чем этот сундук, «полный сокровищ». Когда предмет раздора был открыт, все бросились к нему и расхватали из сундука блестящие украшения, цветные ткани и различные драгоценности. После этого, гласит легенда, «три ворона сели на крест церкви и продолжали они сидеть в течение трех дней», а в это время в Зашиверске люди стали умирать от «чёрной оспы». Погибли все – согласно местному фольклору, записанному уже в XX веке, выжила только одна маленькая девочка по фамилии Тарабукина, которая умерла в возрасте ста пяти лет…
Но даже после всех эпидемий, согласно переписи 1897 года, на крайнем севере Дальнего Востока – от устья Лены до Чукотки – обитало около тысячи мужчин и женщин, считавшихся себя русскими старожилами. В низовьях Индигирки их насчитывалось 336 человек, ещё 439 жили на Колыме и 122 на чукотской реке Анадырь.
На Индигирке самым крупным было село Русское Устье, иначе ещё называвшееся Русское Жило – оно располагалось всего в 60 километрах от побережья Северного Ледовитого океана. Согласно местным легендам, жители этого полярного села, именовавшиеся «рускоустьинцами», считали себя потомками новгородцев, бежавших на Крайний Север от опричников Ивана Грозного.
На Колыме самым большим и известным поселением русских старожилов являлось село Походск, также располагавшееся в устье реки в 63 верстах от берега Северного Ледовитого океана. На Чукотке самым крупным центром «русских старожилов» было село Марково в среднем течении реки Анадырь, всего в нескольких верстах от заброшенного в XVIII веке Анадырского острога.
В течение многих поколений обитая на недоступном Севере, фактически в отрыве от остальной России, «рускоустьинцы», «походчане» и «марковцы» – эти три самые крупные группы русских старожилов – к началу XX столетия разговаривали уже на собственных диалектах русского языка. Их говор – «походчане» именовали его «сладкоречием» – сохранил слова и обороты, бытовавшие на Руси многие века назад в эпоху первопроходцев и даже ранее, в эпоху Новгородской республики.
Как писал в начале прошлого столетия один из очевидцев: «Археолог считал бы для себя величайшим счастьем, если бы, раскопав могилу XVI или XVII века, он мог бы хоть сколько-нибудь правдиво облечь вырытый им древний скелет в надлежащие одежды жизни, дать ему душу, услышать его речь. Древних людей в Русском Устье ему откапывать не надо. Перед ним в Русском Устье эти древние люди как бы и не умирали…»
«Сладкоречие» сохранило многие слова, давно исчезнувшие и совершенно незнакомые носителям современного русского языке: «вадига», «могун», «шигири», «заглумка», «шархали», «клевки», «иверень». Отличалось и произношение – с одной стороны, оно было похоже на русские северные говоры средневековья, с другой стороны, испытало влияние языка юкагиров. Например, «с» и «з» произносились как «ш» и «щ», а «л» как «й». Голова звучала как «гойова», золото – «зойото», дорога – «дойога», шапка – «сапка», шуба – «суба», хорошо – «хойошо». «Мы койимский найод» (колымский народ) – приводит путешественник начала XX века характерные слова русского старожила Колымы.
Родившийся и живший в Москве революционер Владимир Зензинов в 1910 году был отправлен в ссылку на крайний север Якутии – в Русское Устье на берега реки Индигирки. Позднее он так описал свои первые впечатления о встрече с осколком заполярной Руси: «После полуторамесячного странствия по якутам, с их непонятной речью и чуждой для меня жизнью, я вдруг снова оказался в России. Светлые рубленые избы, вымытый деревянный пол, выскобленные стены… Странные древние обороты речи и слова, совершенно патриархальные. Это, конечно, Россия, но Россия XVII, может быть, XVI века…»
Глава 25. «Пытаясь гнать водку даже из гнилой рыбы…»
Пьянящие мухоморы и алкоголь из борщевика в истории первопроходцев
Что общего у скандинавских викингов и чукотских воинов XVIII века, у олимпийцев античной Греции и корякских оленеводов. Чем опьяняли себя древние обитатели Чукотки и как русские первопроходцы Камчатки делали водку из борщевика… Расскажем об этом в заключительной финальной главе.
«Чтобы людям было жить веселее…»
У живущих на севере Камчатки коряков существует предание о том, как их легендарный предок-прародитель могучий шаман Кутхиняку «последним на Земле создал мухомор, чтобы людям было жить веселее». Это предание напоминает почти столь же легендарные слова великого князя Владимира, сказанные 1030 лет назад при выборе веры: «Руси есть веселие пить, не можем без того жить».
Как видим, древние русичи и древние предки коряков, обитая на противоположных концах континента, при всех своих различиях, были похожи во взглядах на «веселие». Ничто человеческое им было не чуждо – и только всесильная природа диктовала свои различия в источнике «весёлой жизни». Если на западе Евразии таким источником издревле служил алкоголь, то на крайнем северо-востоке континента им был, пожалуй, самый заметный гриб. Ведь сложно не заметить красную шапку мухомора, растущего от Испании до Камчатки…
Употребление мухомора на севере Дальнего Востока восходит к доисторической древности. Жившие более двух тысяч лет назад первобытные охотники Чукотки оставили многочисленные рисунки-«петроглифы», выбитые на скалах правого берега реки Пегтымель, впадающей в воды Северного Ледовитого океана.
Помимо понятных и спустя тысячелетия сцен охоты на оленей, медведей и китов, археологов озадачили необычные рисунки «людей-грибов», людей с огромными шляпами-мухоморами над головами или вместо голов. Это именно мухоморы – для уточнения археологам, впервые обнаружившим петроглифы Пегтымеля, даже пришлось привлекать специалистов по микологии, как называется изучающий грибы раздел биологии.
