Властелин колецДве твердыни - Толкин Джон Рональд Руэл
Арагорн сбросил плащ. Блеснули самоцветные эльфийские ножны, и яркий клинок Андрила взвился могучим пламенем.
– Элендил! – воскликнул он. – Я Арагорн, сын Арахорна, и меня именуют Элессар, Эльфийский Берилл, Дунадан; я – наследник великого князя гондорского Исилдура, сына Элендила. Вот он, его сломанный и заново скованный меч! Кто вы – подмога мне или помеха? Выбор за вами!
Гимли и Леголас не верили глазам – таким своего сотоварища они еще не видели: Эомер словно бы умалился, а он точно вырос, лицо его просияло отблеском власти и величия древних изваяний. Леголасу на миг почудилось, будто чело Арагорна увенчала белая огненная корона.
Эомер отступил и почтительно потупил гордый взор.
– Небывалые настали времена, – проговорил он. – Сказанья и были вырастают навстречу тебе из травы. Скажи мне, о господин, – обратился он к Арагорну, – что привело тебя сюда? Речи твои суровы и темны. Давно уж Боромир, сын Денэтора, поехал за ответом на прорицанье, и конь, ему отданный, вернулся назад без всадника. Ты – северный вестник рока: что же он велит нам?
– Велит выбирать, – ответствовал Арагорн. – Скажи Теодену, сыну Тенгела, что войны не минуешь, в союзе с Сауроном или против него. Жить по-прежнему никому больше не дано, и оставить при себе то, что мнишь своим, – тоже. Но об этом потом, если мне приведется – а надо, чтоб привелось, – говорить с самим конунгом. Теперь же время не терпит, и мне нужна твоя помощь, хотя бы твои вести. Ты слышал уже, мы гнались за ватагой орков, чтобы освободить друзей. Каков твой совет?
– Мой совет – оставить погоню, – сказал Эомер. – Орки перебиты все до единого.
– А наши друзья?
– Были одни лишь трупы орков.
– Да, что-то непонятно, – сказал Арагорн. – А вы хорошо искали? Точно ли не было других мертвецов, только орки? Наши друзья – маленькие, на ваш взгляд почти что дети, босые, в серой одежде.
– Ни детей, ни гномов не было среди мертвых, – сказал Эомер. – Мы пересчитали убитых и, как велит наш обычай, свалили падаль грудою и подожгли ее. Останки, наверно, еще дымятся.
– Они не дети и не гномы, – сказал Гимли. – Друзья наши были хоббиты.
– Хоббиты? – удивился Эомер. – Какие такие хоббиты? Чудно вы их называете.
– Они и народец-то чудной, – сказал Гимли. – Но с этими двумя мы очень сдружились. А про хоббитов вы слыхали в том прорицании, которое встревожило Минас-Тирит. Там сказано было: «…невысоклик отважится взять…» Хоббиты и есть невысоклики.
– Невысоклики! – расхохотался спешенный всадник рядом с Эомером. – Ох, невысоклики! Это коротышки-то из детских песенок и северных побасенок? Ой-ой-ой! Мы что, заехали в сказку или все-таки ходим средь бела дня по зеленой траве?
– Бывает, что не различишь, – сказал Арагорн. – Ведь сказки о нашем времени будут слагаться потом. Ты говоришь – по зеленой траве? Вот тебе и сказка средь бела дня!
– Замешкались мы, – сказал всадник Эомеру, не обращая внимания на Арагорна. – Надо нам торопиться на юг, Сенешаль. А они пусть тешатся выдумками, эти дикари. Или, может, связать их и доставить конунгу?
– Спокойствие, Эотан! – распорядился Эомер на здешнем наречии. – Оставь меня с ними. И выстрой эоред на дороге, сейчас пойдем к Онтаве.
Эотан что-то буркнул под нос, потом отдал команду, всадники отъехали и построились поодаль. На склоне остались лишь трое путников с Эомером.
– Удивительны речи твои, Арагорн, – сказал он. – Однако же говоришь ты правду, это ясно: мы ведь не лжем никогда, так что нас нелегко обмануть. Правду ты говоришь, но не договариваешь. Не расскажешь ли все толком, чтобы я знал, как мне быть?
– Много недель назад выступили мы из Имладриса, куда прорицание – помнишь? – привело Боромира из Минас-Тирита, – начал Арагорн. – Сыну Денэтора я был попутчиком: мы готовились биться бок о бок в грядущей войне с Сауроном. Но вышли мы не вдвоем, и Отряд наш имел совсем иное поручение, о котором я пока не вправе говорить. Вел Отряд Гэндальф Серый.
– Гэндальф! – воскликнул Эомер. – Как же, Гэндальф Серая Хламида у нас повсюду известен, однако нынче, знай это, именем его тебе не снискать милости конунга. Сколько люди помнят, он то и дело вдруг наведывался: бывало, по многу раз в год, а бывало, пропадал и на десять лет. И всегда приносил тревожные вести – теперь его только горевестником называют.
Да и то сказать – вот был он у нас прошлым летом, и с тех пор все пошло вкривь и вкось. Начались нелады с Саруманом. Дотоле мы Сарумана считали другом, а Гэндальф сказал нам, что в Изенгарде точат на нас мечи. Ортханк, сказал он, был его узилищем и он чудом спасся. Он просил помощи у Теодена, но Теоден отказал. Будешь у конунга – ни слова о Гэндальфе! Гнев его не остыл. Ибо Гэндальф выбрал себе коня по имени Светозар, благороднейшего из отборного табуна Бэмаров, коня, чьим седоком может быть лишь конунг. Прародителем этой породы был жеребец Эорла, понимавший человеческий язык. Правда, семь суток назад Светозар воротился, но конунг пуще прежнего гневен: конь одичал и никому не дается в руки.
– Стало быть, Светозар добрался в отчий край один из дальних северных земель, – сказал Арагорн. – Там расстались они с Гэндальфом. Но Гэндальфу уж не быть его седоком. Он сгинул навеки в бездонных копях Мории.
– Скорбная весть, – сказал Эомер. – Скорбная для меня и для тех, кто мыслит схоже; но, увы, многие мыслят иначе – узнаешь, представши пред конунгом.
– Боюсь, даже и тебе невдомек, какая это скорбная весть, – отозвался Арагорн. – Месяца не пройдет, как ее страшная тяжесть ляжет на сердце всем и каждому. Однако ж если гибнут великие, то с малых великий спрос. Вот я и повел наш Отряд от здешних ворот Мории через Кветлориэн – о нем ты, Эомер, сначала узнай истину и больше не роняй пустых слов – и оттуда по Великой Реке до водопадов Рэроса. Там был убит Боромир – теми орками, которых вы истребили.
– О, горе нам! – тоскливо воскликнул Эомер. – Какого воина лишился Минас-Тирит, и все мы – какого лишились воина! Первейший был богатырь – всюду пели ему хвалу. У нас-то он бывал редко – воевал на восточных окраинах Гондора, – но я его все-таки видел. Он больше походил на резвых сынов Эорла, чем на суровых витязей Гондора, и стал бы, наверно, в свой час великим полководцем. Однако же Гондор не прислал вести о его гибели. Когда это случилось?
– Четвертые сутки пошли, – отвечал Арагорн. – Вечером того дня мы бросились в погоню от подножия Тол-Брандира.
– Как, пешие? – не понял Эомер.
– Да, как видишь, пешие.
Изумленно распахнулись глаза Эомера.
– Неверно прозвали тебя, о сын Арахорна, – вымолвил он. – Тебе бы не Бродяжником зваться, а Крылоногом. Придет время – песни сложат об этом вашем походе. За неполные четверо суток одолели вы четырежды двадцать и пять лиг! Крепки же мышцы у потомков Элендила! Но, господин мой, что прикажешь мне делать? Конунг ждет; медлить мне не пристало. Перед дружиной я в своих речах не волен; однако по правде сказал тебе, что покамест мы не воюем с Черным Властелином. Конунг преклонил слух к малодушным наперсникам, и все же войны нам не избежать. Гондор – наш старинный союзник, мы его в беде не покинем и будем сражаться бок о бок; так мыслю я, и многие скажут подобно. Я в ответе за западные пределы Ристании, и я приказал отогнать табуны за Онтаву; за табунами снялись пастушеские селенья, а здесь остались одни сторожевые дозоры.
– Так вы, значит, не платите дани Саурону? – вырвалось у Гимли.
– Не платим и никогда не платили, – отрезал Эомер. – Слыхал я отзвуки этой лжи, но не знал, что она разнеслась так далеко. Было вот что: несколько лет тому назад посланцы Черных Земель торговали у нас лошадей и давали большую цену, но понапрасну. Нельзя им лошадей продавать: они их портят. Тогда к нам заслали орков, ночных конокрадов, и те угнали немало коней – вороных, только вороных: у нас теперь их почитай что и нет. Ну, с орками-то наша расправа была и будет короткая, и с одними орками мы бы управились.
