Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев
А мне всегда казалось, что те, кто способен причинить горе и беду, никогда не могут восстать из своих могил и покинуть отведенный им уголок Ада. Настолько вывернутая у них, болезных, душа, что не могут они вернуться даже во искупление.
Ну, а Мортен и Охвен смогли. Их, вероятно, сам Господь направил. Причем пути Господни, как это известно, неисповедимы.
Если бы я с кем-нибудь поделился этими своими мыслями, меня бы никто не понял. Да я и сам себя с трудом понимаю. Видать, подошел на какое-то недалекое расстояние к порогу, за которым все знания доступны и все откровения откровенны.
Врачи лечили меня своим вниманием и своим сочувствием. Лекарств против вируса «Дельта» пока еще не изобрели. Разве что у самих создателей — китайцев — был антидот. Да делиться им с миром они не торопились. Понятное дело: им территории нужны, чтобы китайцами заселить. А территории желательно должны быть безлюдными. Не даром они резко и четко отменили устоявшийся китайский указ, ограничивающий детородность. Теперь вольно китайцам размножаться в меру своих страстей и возможностей.
Я боролся с болезнью, как только мог. Напрягался, дышал, смешно махал руками-ногами, якобы разгоняя кровь, и очень надеялся, что дело не повернется на совсем уж печальный лад.
Мои сны были странными, мои мысли были неожиданными, и я пытался изо всех сил их не забыть.
3. Живые и мертвые
В подвальных сумерках все принялись рассматривать друг друга. Не сказать, чтобы дружелюбно, но не очень враждебно. Скорее, оценивающе. Люди собрались разные, незнакомые, некоторые вообще из облачных фигур материализовались. Единило их то, что все умели говорить.
Я понимаю, всем нам сейчас трудно, — сказал Охвен. — Шок, некая моральная травма, приспособление к новым условиям.
Мортен чуть в обморок не упал, услышав такое от своего старинного товарища.
Ты хочешь об этом поговорить? — вкрадчивым голосом спросил Тойво.
Илейка немедленно рассмеялся, а Макс только головой покрутил — он не понимал этого языка.
Охвен на секунду поджал губы и произнес:
Покорнейше прошу меня извинить.
После этого немедленно ощупал свои ноги, прошелся взад-вперед, изобразил бег на месте, потом несколько раз присел, отставляя поочередно то правую ногу, то левую, поднимаясь.
Это он подвижность свою проверяет, — объяснил всем Мортен. — Увечным был до этого времени. Хромым.
А! — понимающе ответили все и даже Макс, который ничего не понял.
Мортен тоже принялся осматривать себя и охлопывать, словно бы соскучился по себе, любимому. Антикайнен пошел осматривать подвал слева от лестницы, Илейка — справа. Они встретились посередине.
Ничего, — сказал Тойво.
Ничего, — сказал Нурманин.
И они вновь пошли по кругу.
Макс в недоумении ухватился за свой полуоторванный погон и подумал: может, пришить его пока время есть? Потом махнул рукой: какое, нахрен, время! У него смешной суд впереди с несмешным приговором. А тут народу в камеру набилось, как сельдей в банку.
Уважаемые сокамерники! — начал он свою речь. — Не знаю, как вам, но мне существующее положение кажется тревожным.
Сокамерники начали переглядываться: слова русского языка были не вполне знакомы многим. Тойво вздохнул и перевел. Тогда все дружно закивали головами, соглашаясь.
Ну, говори дальше, — сказал Антикайнен Максу, и тот обрадовался.
Так вы по-русски говорите! Вот удача-то. А я слышу язык «Калевалы», но ни черта в нем не разбираюсь. Мне друг Ванька сто раз на нем руны читал, — ответил майор.
Народ подошел поближе, прислушиваясь.
Макс неожиданно потерял нить своих размышлений, которые он собирался озвучить, но не растерялся.
Макс, — представился он и протянул вперед свою ладонь.
Каждый из присутствующих по очереди подошел к нему и пожал руку, назвавшись Тойво Антикайненом, Илейкой Нурманином, Мортеном из Гломмы, Охвеном Аунукселяйненом. Никто не достал ножик и не помышлял начать резать друг дружку.
Ну, рассказывай, как ты под креслами очутился, — предложил ему Тойво. — Я тебя сразу увидел, едва только из камня вылез. Ты, можно сказать, старожил.
А я тебя знаю, — ответил Макс. — Или не тебя. Но был такой Тойво Антикайнен красным финном. Правда, с определенного времени нельзя его вспоминать. Закон запрещает.
Это что за такой закон? — обиделся Тойво. — Это незаконно, когда запрещают людей вспоминать самым законным образом. Откуда ты, Макс?
Я родом из детства. А детство мое было в Союзе Советских Социалистических Республик. Теперь часть этой страны зовется государством Россия.
И что же получается — Россию захватили враги?
Да, — вздохнул Макс. — Именно так дело и обстояло. До определенного момента. Нынешнего момента.
Тойво с недоверием посмотрел на него, но возражать не стал. Неизвестно в какую реальность он из камня вылез. Хорошо, хоть не обратно в Соловецкую.
Хорош! — вступил в разговор Илейка. — Я лишь через слово понимаю, но понял, что не понял ничего. Говорите для всех.
Йа, йа, — закивали головами Охвен и Мортен. — Штангенциркуль. Натюрлих.
Макс нисколько не смущался выступать перед общественностью. Он мог говорить даже перед аудиторией. Перед комиссиями у него получалось похуже, потому что приходилось выискивать в своем словарном запасе слова, которые делались понятными членам этих комиссий. Ну, а перед горсткой товарищей, свалившихся в его кампанию, как снег на голову, точнее, повылазивших из обыкновенного камня фундамента — ну, или необыкновенного камня фундамента — вообще, плевое дело.
Едва только он открыл рот, чтобы начать рассказ с «космических кораблей, бороздивших просторы Большого театра»[12], как сверху в запертую дверь раздались удары — вероятно, прикладом какого-то оружия системы Калашникова.
Эй, чушок! — немедленно за этим раздался грубый прокуренный голос, скорее всего того, кто этим оружием сейчас и пользовался. — Хватит трепаться на разные голоса и нести всякую тарабарщину!
Ну, там еще было сказано много нецензурных выражений и очень много различного рода оскорблений, которые характеризовали Макса совсем не положительно.
Кто это «чушок»? — понизив голос спросил Тойво.
Илейко, Мортен и Охвен немедленно указали пальцами на не успевшего выступить с речью майора.
Макс только вздохнул. Говоривший сверху был явно подкован в фразеологизмах службой в органах, ну, или уркой был. Конечно, верить как тем, так и другим не следовало ни в коем случае, но на неподготовленных людей эти вопли производили гнетущее впечатление. Хорошо, что часть слов понял лишь Антикайнен, для остальных понятна была только интонация.
Макс здраво рассудил, что раз возле двери в подвал образовался конвой, значит, в скором времени следует ждать вызова на суд. То есть, поведать
