Бертрис Смолл - Бьянка, благочестивая невеста
Принц с горечью покачал головой:
— С тех пор, как мне исполнилось десять, ни разу его не видел.
— А я в последний раз видел своего отца в шесть лет, — поделился капитан. — Тогда на деревню напали всадники султана. Мужчин убили, а женщин и детей забрали в плен. Меня отправили на обучение в военную школу и превратили в янычара. Отец дарит нам жизнь, а судьба закаляет характер.
— Наверное, вы правы, — согласился Амир. История капитана вовсе не была исключением. Многие из украденных детей получали образование и впоследствии поступали на службу к султану. Кто-то до конца дней оставался простым воином, но некоторым удавалось добиться богатства и знатности.
Капитан Махмуд отправился на берег, а спустя несколько часов вернулся и сообщил, что Великий магистр рад приветствовать принца Амира в великолепном, надежно укрепленном замке, где он станет дорогим гостем.
— Я повидал вашего отца, — добавил капитан. — Он очень удивился, узнав, что вы на острове, однако сказал, что будет рад вас принять.
Амир улыбнулся:
— Да уж, удивляться действительно есть чему. Что ж, пойдемте. Крикор, как, по-твоему, костюм подходит для торжественного случая?
— Вы представите своего дядю наилучшим образом, господин, — заверил слуга. Утром он нарядил хозяина в белые с золотом одежды.
Эмиссары на лодке добрались до берега, где почетный эскорт ждал их, чтобы проводить в замок. Там Амира дружески встретил Анри-Франсуа Плесси д’Обюссон, Великий магистр ордена госпитальеров.
— Приезд племянника султана великой Османской империи — большая честь для нас, — с поклоном произнес Великий магистр. Это был человек среднего роста, с блеклыми глазами и волосами мышиного цвета. Природную бледность с лихвой компенсировал алый плащ с большим белым крестом.
— Султан Баязид чрезвычайно признателен за радушное гостеприимство, оказанное вами его брату, принцу Джему. Дядя желает одного: родственного мира. Деньги в счет содержания отца уже выгружены с корабля. Как только пожелаете, капитан Махмуд пересчитает всю сумму в вашем присутствии, чтобы не осталось сомнений в полноте доставленных средств.
Гость произвел на Великого магистра весьма благоприятное впечатление: молодой принц держался с поистине королевским достоинством, а манеры его отличались изысканной элегантностью. И все же одно обстоятельство вызвало острое любопытство, и он не смог удержаться от вопроса:
— Почему у вас голубые глаза? — неожиданно поинтересовался господин Плесси д’Обюссон и с удовольствием заметил, что принц на миг утратил самообладание. Впрочем, уже в следующее мгновение уверенность к нему вернулась.
— Голубые глаза достались мне от матери, — спокойно пояснил он. — Она была англичанкой.
— Ах, понятно, — кивнул Великий магистр. — Надеюсь, вы не откажетесь со мной отужинать. А сейчас, если хотите, можете навестить отца. Я сам провожу вас к нему. Когда вернетесь домой, в Константинополь, не сочтите за труд доложить султану, что его брат живет в условиях, вполне соответствующих его высокому статусу.
Амир не смог сдержать смех, а заметив удивление собеседника, объяснил:
— Дядя относится к брату с необыкновенным великодушием. И все же подозреваю, что рано или поздно даже его бесконечное терпение иссякнет. Превыше всего султан ценит преданность, так что упрямое противостояние отца выглядит как откровенная глупость. Мы оба знаем, что шансов на победу у него нет и быть не может. Да и христиане не стали бы защищать Джема даже в том случае, если бы надеялись одержать верх над султаном. Однако это невозможно, поскольку, хотя Баязид и любит брата, империю он любит значительно больше. Султан — отец своего народа, а хороший отец никогда не предаст детей. Жаль только, что сын порою способен предать отца.
Великий магистр внимательно выслушал прямые, откровенные слова принца и с пониманием кивнул.
— Запомню все, что вы сказали, ваше высочество, — заверил он и без дальнейших рассуждений повел гостя в обширные апартаменты, где принц Джем устроил себе восточный дворец в миниатюре. — Обычно захожу к вашему отцу только тогда, когда меня зовут, — спокойно заметил он, остановившись возле двери.
Как только хозяин замка удалился, принц обратился к двум огромным чернокожим рабам, охранявшим вход:
— Я — сын вашего господина. Пропустите.
Дверь немедленно открылась, и он с достоинством вошел в переднюю.
Навстречу поспешил евнух.
— Принц Амир, — приветствовал он. — Господин вас ожидает. Прошу сюда.
Амир последовал за евнухом и вскоре оказался в богато украшенном парадном зале, где отец восседал на устланном бархатными подушками золоченом троне. Ноги утопали в мягком шерстяном ковре, красном с синим узором. Комнату освещали высокие бронзовые лампы с ароматным маслом, а вокруг трона на разноцветных подушках расположились в томных позах с полдюжины богато одетых женщин в легких вуалях.
Амир улыбнулся.
— Обстановка впечатляет, отец, — обратился он к тому, кто произвел его на этот свет, но так и остался чужим, едва знакомым человеком.
— Ты очень похож на мать, — произнес принц Джем. — Можешь подойти ближе.
Амир сделал несколько шагов и остановился. Отец ему не понравился, захотелось повернуться и уйти… куда угодно, лишь бы подальше от этой комнаты, да и от замка Великого магистра тоже. Но лучше всего было бы уехать домой, в сераль «Лунный свет», к Азуре. Когда удастся снова ее увидеть? Договориться с отцом — задача практически невыполнимая: он желает стать султаном, но не обладает ни силой воли, ни изобретательностью, ни дипломатической тонкостью. Почему-то Джему казалось, что если Мехмед Завоеватель ему благоволил, то власть сама придет в руки. Амир понимал, что напрасно потеряет время, однако не мог нарушить волю султана: целый месяц предстояло провести в переговорах с отцом и напрасных попытках помирить его с братом. А ведь этот драгоценный месяц можно было бы провести рядом с любимой. «Азура!» — мысленно позвал он.
И в этот момент в далекой Турции Азура, гуляя по осеннему саду, остановилась и положила руку на живот. Дни стали короче, а с северо-запада подули холодные ветры. Наконец-то Господь подарил ей ребенка. Так хотелось рассказать о счастливом событии Амиру, разделить с ним радость, но Мейсун отсоветовала посылать письмо, и Шахди ее поддержала. Обе жены с восторгом приняли долгожданное известие: они тоже готовились растить младенца, и пустые прежде сердца уже наполнились любовью.
— Невозможно сказать, получит ли принц твое послание, — убеждала Мейсун. — За пределами нашего дома никто не должен знать, что ты ждешь ребенка. Это слишком опасно, особенно если Бесма действительно интригует против нашего мужа. Если родится мальчик, опасность возрастет многократно. Но ведь мы решили, что стоит рискнуть, правда? Ступим на мост тогда, когда придет время — не раньше. Вдруг родится девочка? Младенец женского пола не вызовет в гареме султана ни злости, ни ревности. В Османской империи принцесса считается драгоценным подарком.
— Уже несколько раз слышала подобные слова, — грустно улыбнулась Азура, — и все-таки очень хочется, чтобы Амир узнал о нашем малыше!
— Нет, рисковать ни в коем случае нельзя, — твердо возразила Шахди.
Семья получила от принца два письма. В первом он сообщал, что благополучно прибыл на остров Родос. Второе пришло в середине зимы: Амир сокрушался, что отец категорически отказывается смириться с реальностью ситуации и не хочет слушать никаких, даже самых убедительных доводов. Но одно обстоятельство порадовало жен: супруг обещал вернуться домой уже в начале весны.
Мейсун и Шахди искренне заботились об Азуре. Удовлетворяли самые странные гастрономические прихоти. Например, однажды ей захотелось засахаренных фиалок, и подруги сумели найти диковинку. Старательно растирали ноги, чтобы в сырые зимние дни ступни не сводило судорогой. Прилежно шили крохотные чепчики и распашонки. Даже суровая, ревнивая Шахди смягчилась и украсила приданое искусной вышивкой.
И все же одного желания подруги удовлетворить не могли: тоска по Амиру становилась все острее. Случалось, что Азура вожделела к любимому больше, чем прежде, когда нежилась в его объятиях. Долгими ночами она лежала без сна, смотрела на свой большой живот и сгорала от неудовлетворенной страсти. Порою приходилось кусать подушку, чтобы не закричать. Она не знала, нормально ли подобное нетерпение. Мейсун и Шахди объяснить не могли: у них детей не было. С матерью на эту тему разговаривать не довелось. Да и Агата наверняка ничего не знала о подобных странностях. Оставалось одно: скрывать неукротимые порывы и молиться, чтобы супруг успел вернуться прежде, чем она превратится в пепел.
А тем временем принц уже собирался домой. Деньги он давно передал. Долгие переговоры с отцом результата не принесли — собственно, как и предполагалось. Программу визита следовало считать если не выполненной, то, во всяком случае, исчерпанной. Амир попрощался с принцем Джемом, поблагодарил Великого магистра за гостеприимство и ранним мартовским утром покинул остров Родос, чтобы отправиться на родину. В Константинополе он немедленно поехал во дворец, чтобы сообщить султану о результатах дипломатической миссии.
