Старшина Империи. Часть вторая - Александр Четвертнов
А это значит, мне надо быть готовым и к встрече с Крыловым, и со слугой Сарая. Одно радует, первый для Лиры безопасен, ему интересна только моя ликвидация, и, скорее всего, её возвращение домой, а вот второй может попытаться завершить начатое своим господином, а, может, и нет. Тот ещё вопрос, на самом деле, что он будет делать после смерти своего сюзерена?
Что делать в этой ситуации я уже предварительно определился. Сначала устрою Лиру в пансионе, затем мчусь к Гривасову в госпиталь, рассказываю всё, и требую от него решительных действий. Если не согласится, то иду к Ерастову и Могуте. Да, по здравым размышлениям, у меня нет доказательств против Крылова, но есть дело о покушениях и подозрения, а также есть такой факт, как убийство Гусева, так что более жёсткого контроля и решительных действий я, думаю, добьюсь. В любом случае, шумиха поднимется знатная, и Крылов будет выведен из игры, хотя бы временно. Но сначала Гривасов, я не хочу его подставлять, но и он пусть делает шаги навстречу, надоели уже эти шпионские игры, ходьба вокруг, да около, и ловля на живца. Тем более я не один теперь.
Что же касается слуги Сарая, то здесь мне помог советом Серафим. Вот забавная ситуация, многие знают о моих трудностях по чуть-чуть, но никто не владеет полной картиной всего происходящего, а я и рассказать всё не могу никому. То подписки, то здравый смысл мешают.
— Ростислав, не стоит. — говорил Апостолов, когда я заглянул в его с Ерастовым каюту, когда Александра Ярославовича не было на месте, чтобы поблагодарить за помощь и охрану Лиры с Варей, а заодно чтобы чувствовать себя рядом с любимой и доченькой, ну, почти рядом, через переборку. — Я же тут по своим делам, мне в центральный монастырь надо, плюс матушка настоятельница просила по пути за вами присмотреть, а уж про мой долг жизни тебе, и говорить нечего. Так к чему эти слова, друже? Тем более, разве я что-то делаю? — улыбнулся он. — Просто отдыхаю всю дорогу, валяюсь на койке, да книги читаю, лепота! Чем не отпуск? А охраняют хлопцы, что на часах стоят у её дверей, их сам Александр поставил, и проверяет каждый день.
— Но я твою поисковую технику ещё метров за пятьдесят почувствовал в коридоре, — пытался я с ним спорить, но тщетно.
— Так я просто люблю знать, кто мимо моих дверей шастает. — рассмеялся Серафим. — Настроил её на максимальную чувствительность и информативность, заодно и люди предупреждены, кто здесь, и чудить не будут.
— Трудно с тобой, Серафим. — вздохнул я. — От чистого сердца благодарен, а ты не принимаешь.
— Не, Ростислав. — ухмылялся казак ещё больше. — Трудно было с тобой, когда ты мне без конца выкал, и не хотел переходить на «ты». Ну-ка, постой, идёт кто-то. — он на мгновение прикрыл веки. — А, ясно, дама из соседней каюты, надась с ней познакомился. Ох и дюже красна дева-то, в моём вкусе. Уже сороковник разменяла, а будто молодая козочка, даром, что пилот истребителя. И имя такое красивое, Евгения. Будем на поверхности, я ей обязательно букет подарю. Ростислав, — он открыл глаза, и посмотрел на меня. — Ты чего, как маков цвет стал, аль знаком с ней? — он подался вперёд с интересом во взгляде. — Рассказывай, чего было?
— Да не то, чтобы было. — смущенно выдал я. — вернее, совсем ничего не было.
— Ой, да ладно тебе скромничать, рассказывай.
— Да я серьезно, случайно столкнулся с ней в душевой один раз и всё. — выпалил я.
— О, брат, теперь точно не отстану. — протянул Серафим ухмыляясь.
— Да нечего тут говорить, случайно столкнулся, и тут же вышел обратно в спортзал, а там у меня и дуэль состоялась, так что я и не помню толком ничего.
— Неважнецкий из тебя баюн, Ростислав. — пожурил меня Серафим, и продолжил смущать — ты хоть скажи, есть там на что посмотреть? Она в форме прекрасна, что наша Волга, такие изгибы, — он обвёл руками воображаемую в воздухе деву.
— Да не помню, не смотрел. — отнекивался я, пытаясь уйти от неудобной темы. — У меня же Лира есть, да и потом сразу драка была, в которой меня человек Сарая разнимал, тот самый, который сейчас в лазарете лежит, и идёт на поправку, а я и не знаю, что мне с ним делать.
— А это правильно, — одобрительно кивнул Серафим. — Жена Богом дана одна, её и любить надо, и беречь, а прелюбодеяние грех. И правда, давай сменим тему, а то ты пол расплавишь, и провалишься на палубу ниже, по одному твоему виду ясно, что Евгения и без формы ладна, что берёзка молодая. Что ты там говорил про слугу?
И я ему поведал новые подробности, снова опустив информацию о Крылове. Рассказал о том, как разняли поединок, по приказу Сарая, как он говорил, что все его люди погибли, кроме одного, который ранен, поэтому ему пришлось самому на нас нападать. И о том, что я ума не приложу, как теперь быть с этой информацией, и доказать не смогу, и оставлять просто так боязно.
Что делать-то? Вот в чём вопрос.
— Поверь мне, как тому, кто когда-то сам был в услужении, а затем и господином заделался, слуги, это особая каста. — он потеребил свой чуб в задумчивости. — Они преданы своим хозяевам, и выполняют любой приказ, даже, если им не жить в результате. Любой, кто нарушит это правило, больше никогда не увидит жизни в этом мире, не свои, так другие, прознав про предательство, сживут их со свету. Там свой кодекс чести, особый. Но не это сейчас главное. — Серафим уже накручивал чуб на палец, сосредоточенно размышляя. — Тьфу, дурная привычка, с детства привязалась. — он отпустил волосы, и потёр подбородок. — Этот слуга пострадал, выполняя приказ, но его до конца не исполнил, плюс он точно знал основную цель своего господина, и какие декорации были расставлены для тебя, но он не ведает, что в точности произошло в обители. Может догадываться,
