По невидимым следам - Матвей Наумович Медведев
Таким же матерым хищником был и директор булочной Грачев. Он тоже не задумываясь вступил в преступную сделку с Заламаевым, предложившим ему поддельные талоны. Он только спросил у Заламаева, подошедшего к нему во дворе и сказавшего, что у него есть талоны: «Пятьдесят процентов — вам, пятьдесят — мне. Согласны?» Заламаев кивнул головой: «Хорошо!» За хлебом к Грачеву приходила все та же Елисеева. Пока в торговом зале при тусклом свете стоящих на прилавке масляных коптилок продавцы отпускали хлеб строго по карточкам, Грачев тайком выпускал Елисееву с черного хода. Сумка у нее была набита. На Елисеевой была новенькая кожаная куртка, приобретенная на полученные жульническим путем продукты. Дома у Елисеевой лежали туфли, отрезы, золотые цепочки, кольца, серьги.
Пройдохи всячески старались уйти от ответственности. Узнав, что арестована Темнова, Заламаев спрятал увесистый пакет с продуктами на заколоченной лестнице в давно бездействовавшем лифте, а чемодан со шрифтами, краской и бумагой отнес к Малашенковой, полагая, что там-то уж его не найдут. Но следственные органы напали на след всей преступной группы. Грачев, когда его везли в милицию, пытался бежать. Он выскочил из трамвая и затерялся на Невском среди прохожих. Спустя день он был обнаружен в квартире у своей сожительницы на Выборгской стороне.
Уйти от ответственности никому не удалось. Главари преступной группы были приговорены к расстрелу, а остальные лишены свободы на разные сроки. Что же касается приспособлений для печатания поддельных карточек, шрифтов, то их передали в музей уголовного розыска, и они стали музейными экспонатами.
До сих пор в конвертах, приложенных к делу Заламаева и других, можно увидеть некоторые вещественные доказательства. Листок перекидного календаря за 1 июня 1942 года, на оборотной стороне которого делал пробные оттиски талонов Зенкевич. Тут же — изъятые у Заламаева поддельные талоны на молоко и пиво, а также обрезки бумаги. Вот обнаруженные у Темновой поддельные талоны на сахар. Темнова пыталась талоны сжечь, чтобы уничтожить улики, но ей помешали, и они только слегка обгорели. В отдельном конверте — бумага, в которую заворачивала похищенный шрифт Елисеева. Это — служебные наряды. Елисеева брала их грязными, запачканными в типографской краске руками. До сих пор на бумаге видны отпечатки ее пальцев.
Другое лежащее перед нами дело также хранит следы тех незабываемых лет. И оно связано с хищением продуктов питания.
Тот, кто жил в Ленинграде во время блокады, помнит, наверное, стены зданий. Они были заклеены листовками, воззваниями. «Родина зовет!», «Ты чем помог фронту?» — напоминали плакаты. Прохожие останавливались возле плакатов со стихами Джамбула, призывавшего ленинградцев к мужеству и стойкости, читали инструкции, как тушить зажигательные бомбы. А одно время на стенах домов появилось множество частных объявлений. Их наклеивал каждый, кто хотел. О чем были эти объявления, написанные от руки чернилами и карандашами? Почти все — об обмене или продаже. Что только не меняли и не продавали ленинградцы. Обувь, посуду, картины, книги, одежду, часы, белье. Их отдавали за бесценок, в обмен на продукты, на кусок черного блокадного хлеба.
И вот нашлись в такую пору люди, которые трудности блокадной жизни пытались использовать для личной наживы. Они читали объявления, записывали адреса, а затем ходили по квартирам и приобретали разные редкие вещи, золото, драгоценности, хрусталь и фарфор.
К таким мародерам принадлежал и кладовщик Николаев.
В его ведении находилась кондитерская база. Отсюда производилось снабжение магазинов всего Васильевского острова конфетами, шоколадом, вином.
Однажды покупатели магазина № 25 были немало удивлены. Конфеты «Какао с молоком» почему-то шли по цене других конфет, более дорогих — «Крем-какао».
Были вызваны торговый инспектор, сотрудники ОБХСС. Они проверили накладные и установили, что по документам числилось, будто магазин получил четыре ящика конфет «Крем-какао» — всего 16 килограммов, на самом же деле было получено «Какао с молоком». Обнаружился и еще один подлог. По накладным значилось, что магазин получил с базы конфеты «Походная» и «Крокет», но в наличии их не было. Директор магазина Таранова сказала, что вместо «Крокета» и «Походной» она получила «Мозаику» и «Наше строительство». Разницу в цене кладовщик Николаев должен был, по ее словам, покрыть собственными деньгами.
Объясняя, почему она согласилась принять одни товар вместо другого, Таранова сказала, что ее просил об этом Николаев. У него в кладовой произошла якобы некоторая путаница в ассортименте — вот он и уговорил его выручить. Точно такие же махинации обнаружились в этот день и в некоторых других магазинах Василеостровского райпищеторга. Их директора в один голос заявляли, что во всем виноват один Николаев. Это он впутал их в незаконные сделки, хотя никакой корысти они от этого не имели. Все делали по доброте душевной.
Это случилось 7 апреля 1943 года. А на следующий день по распоряжению директора райпищеторга на кондитерскую базу, расположенную в Биржевом переулке, явились члены комиссии и новый кладовщик, которому Николаев должен был сдать дела. Николаев, низенького роста человек, одетый в добротное кожаное пальто, с невозмутимым видом открыл замок, и посетители вошли в помещение, заставленное ящиками, мешками с конфетами и шоколадом, банками с джемом. В углу стояла большая деревянная бочка.
— Последний раз переучет товаров был у вас 5 апреля, — сказал Николаеву председатель комиссии. — Проверка обнаружила недостачу, причем довольно большую.
— Не знаю, — пожав плечами, ответил фальцетом Николаев. — Кажется, всегда все было в порядке и вдруг — на́ тебе! Недостача! Да еще большая! Впрочем, дело ваше. Садитесь и принимайте товар.
И он начал перечислять: конфет столько-то, шоколада столько-то… Сорта: импортный, ванильный, стандарт…
— Э, так не пойдет! — воскликнул вновь назначенный кладовщик Углов. — Надо, чтобы все было по полной форме. Мы должны взвесить весь товар и лично посмотреть, что содержится в каждом пакете, в каждом ящике.
— Пожалуйста! — еще раз пожал плечами Николаев.
Члены комиссии стали смотреть ящик за ящиком, коробку за коробкой. Углов был прав, когда настаивал на тщательной проверке. Далеко не все коробки и ящики оказались с содержимым. Многие были пусты и стояли лишь для маскировки. В некоторых пакетах с шоколадом была порвана упаковка и из пакетов взято то 50, то 100 граммов шоколада. Впечатление было такое, будто тут орудовал какой-то грызун.
— Да что же это делается! —
