Юлия Вознесенская - Женский декамерон
— Если вы не торопитесь, то позвольте мне присесть рядом и кое-что вам сказать.
— Конечно, пожалуйста!
Садится она рядом, смотрит на меня с улыбкой и говорит:
— Знаете, я целый час за вами наблюдала, и это был очень хороший для меня час. Такое редко теперь увидишь.
— Что же тут особенного?
— Все! В центре современного Ленинграда вдруг увидеть молодую красивую женщину с темно-русой косой, в скромном белом платьице из холстинки да еще с вышиванием в руках! Вы даже представить себе не можете, какая это чудесная картина со стороны! Это я кладу в свою счастливую корзинку.
— А что это за «счастливая корзинка»?
— О, это большой секрет! Но вам я его открою. Вы хотите быть счастливой?'
— Да, конечно! Все хотят.
— Все хотят, да не все умеют. А вас я научу. В награду за то, что вы мне дали. Счастье, деточка, это вовсе не удача, везение, и даже не любовь, как вы сейчас наверняка по молодости думаете. Счастье — это счастливые мгновения, когда спокойное сердце кому-то или чему-то улыбается. Вот я сидела на скамеечке, видела красивую девушку напротив, прилежно что-то вышивающую, и мое сердце вам улыбалось. Я отметила это мгновение, чтобы потом проживать его снова и снова, спрятала его в «счастливую корзинку». Теперь, если мне станет грустно, я открою свою корзинку и начну перебирать свои сокровища. Среди них будет мгновение, которое я назову «Девушка в белом вышивает в Летнем саду». Я прикоснусь к нему, и мгновение тотчас расцветет, и я увижу на фоне темной летней зелени и беломраморных статуй девушку с вышиванием на коленях. Я вспомню, что на ваше платье падали солнечные зайчики сквозь листву липы, что коса ваша перекинулась через спинку скамьи и почти касалась кончиком земли, что босоножки вам немного жали, а потому вы их сбросили и сидели босиком, чуть-чуть ежась ногами от прохлады земли. Может быть, что-то еще вспомнится, какая-то подробность, которую я сейчас еще не вижу.
— Как это замечательно! — воскликнула я. — Корзинка со счастливыми мгновениями! И вы всю жизнь их копите?
— С тех пор, как меня научил этому один мудрый человек. Да вы его знаете, читали! Это Александр Грин. Мне-то он сказал лично, мы когда-то дружили. А вы, можете найти эту же мысль во многих его рассказах. И вы поймете, что мудрый и щедрый сердцем человек способен забыть и простить жизни все дурное, сохранив в памяти только хорошее. Но для этого надо тренировать память сердца: вот я и придумала себе «мысленную корзинку счастливых мгновений».
Я поблагодарила старушку и пошла домой. А по дороге начала вспоминать счастливые минуты с самого раннего детства, и когда я пришла домой, в моей «корзинке счастья» уже лежали первые сокровища.
— Ах, как я тебя понимаю! — воскликнула Иришка. — Мы с Сережей часто вспоминаем одну знакомую лягушку. Она жила в пруду Таврического сада, и мы были уверены, что она нас полюбила, и поэтому мы каждый раз ее видим. Наверняка это были разные лягушки, но нам казалось, что одна. Мы все уговаривали ее признаться, что она Царевна-лягушка из сказки, и показать нам свою маленькую корону.
— У каждого есть такие воспоминания, это верно, — сказала Эмма. — Только мы их не ценим, а все ищем какого-то увесистого, громоздкого счастья. А оно, возможно, только в счастливых мгновениях и заключается. Ну, а что нам расскажет о счастье Альбина?
— Ну, я расскажу историю земного счастья, хотя я с ним столкнулась как раз в небе.
История пятая,
рассказанная стюардессой Альбиной. В ней говорится о том, почему один английский дипломат выбрал себе русскую жену
Летела я как-то рейсом на Лондон. Народу в самолете немного: несколько иностранцев, пара наших посольских работников и труппа драматического театра, летевшая на гастроли в Англию. И летел с нами один английский дипломат, молодой и представительный симпатяга с беременной женой, русской. Конечно, не все беременные женщины красавицы, но эта, рядом с ним, таким сереньким воробушком выглядела, что мы с моей напарницей обменялись, как говорится, впечатлениями: «Повезло же страхолюдинке!»
Через час после взлета у этой молодой дипломатши начались схватки. Перевели мы ее в наш отсек, уложили на диван, а что дальше делать? Инструкция в таких случаях велит искать врача среди пассажиров. Ну, на всякий случай объявили мы по рации, хотя и сами знали, что навряд ли среди такого состава найдется врач. Так и вышло, врача не оказалось. Лежит дипломатша, стонет и все спрашивает у нас: «Мы советскую границу скоро перелетим? Я не хочу рожать над этой землей!» Мы ее успокаиваем!: «Скоро, скоро!» А сами знаем, что до высадки в Лондоне все равно все пассажиры находятся на советской территории — самолет-то аэрофлотовский!
Молодой муж сидит рядом, держит ее за руку и успокаивает то по-русски, то по-английски, то Катенькой, то Кэт называет. Она ему тоже жалуется, переходя с языка на язык. Вижу я, что она и вправду может разродиться у нас в самолете, а кто ребенка принимать будет? Надо как-то ее успокоить, а снотворное я боюсь ей дать — в инструкции ничего об этом не сказано, а сама я в этом не разбираюсь. И тогда приходит мне в голову гениальная мысль, как ее успокоить, вывести из истерики и роды задержать. Только без согласия мужа этого сделать нельзя. Вызываю я его на минутку из нашего отсека и в тамбуре объясняю ему:
— Жена ваша нервничает. Если так дальше пойдет, то до Лондона она не дотянет, родит. А принимать роды некому. Но с нами летят актеры. Давайте я попрошу какую-нибудь пожилую актрису изобразить врача, успокоить вашу жену? Может быть, она тогда уснет и мы доставим ее благополучно в Лондон. А туда уже сообщили по радио, там нас врач встречать будет.
Дэвид, так звали мужа, со страху на все соглашается. Отправила я его назад к его Катеньке, а сама пошла в салон к актерам. Поговорила я с женщинами-актрисами, и одна из них согласилась.
— Ладно. Сыграю экспромтом роль в незапланированном спектакле!
И пошла со мной в наш отсек. Уже по дороге она вошла в роль так, что даже голос у нее изменился, когда она к этой Катеньке обратилась:
— Ну-с, дорогая моя? Что же ты так спешишь? Давай-ка я тебя посмотрю.
Присела она рядом с Катенькой, ощупала ей живот, а потом оборачивается к нам и говорит:
— Попрошу на две минуты нас оставить!
Тон прямо приказной, мы с Дэвидом и напарницей моей сразу подчиняемся и выходим.
Возвращаемся, когда она нам разрешила. Она с важным видом заявляет.
— Паника напрасная. Родит еще нескоро. Но на всякий случай приготовьте мне побольше горячей воды, чистые полотенца, спирт, ножницы. Покажите мне вашу аптечку!
Осмотрела она с важным видом нашу аптечку и говорит:
— Ну, все в порядке. В крайнем случае может наша торопыга и здесь рожать! А вообще-то тебе, дорогая, сейчас надо уснуть. Отдохни, тебе еще придется потрудиться.
И так у нее все натурально выходит, что не только Катенька успокоилась, но и Дэвид, который знал, что перед нами никакой не врач. Уснула будущая мама, а мы все вокруг сидим и переживаем.
Что же вы думаете? Доставили мы благополучно Катеньку в Лондон, а там ее уже машина ждала. Дэвид не успел даже поблагодарить нас за заботы, так волновался. Я сама поблагодарила актрису и пожелала ей:
— Пусть ваши гастроли так же здорово пройдут, как они начались! Жаль, что никто не видел, кроме нас как вы потрясающе сыграли эту роль! А что бы вы делали, если бы роды все-таки начались?
— Милочка, я так вошла в роль, что, наверное, и роды бы приняла. Сама-то рожала как-никак.
Расстались мы, и я никак не думала, что еще раз увижу кого-нибудь из бывших в этом полете. Но через год летит опять в нашем самолете Дэвид. Я его сразу узнала, но не призналась: на этот счет у нас тоже инструкция: «Держите высоко звание советского гражданина, избегайте завязывать знакомства с иностранными пассажирами!» Дэвид сам меня остановил: когда я провозила мимо тележку с напитками:
— Здравствуйте! Это вы летели, с нами, когда моя жена вздумала рожать в самолете. Я тогда не успел поблагодарить вас. Спасибо вам большое от меня, от Катеньки и от маленького Дэвида!
Я отвечаю опять же по инструкции;
— Я только исполнила свой долг.
[И, выдав ему улыбку на все тридцать два зуба, с достоинством советского гражданина удаляюсь. А сама рада, конечно. Доброе слово и кошке приятно!]
А когда я разносила завтрак, Дэвид вдруг протягивает мне большой красивый пакет и говорит:
— Здесь джинсовый костюм. Я вез его для Катиной сестры, а у нее фигура вроде вашей. Я думаю, он вам подойдет, и Катенька будет довольна, что я вас встретил и передал вам подарок.
Проклятая наша инструкция строжайше запрещает брать подарки от иностранцев, пришлось мне и от костюма отказаться. Я бы взяла, конечно, но кто знает, кто с тобой рядом летает? Увидят, донесут — я тут же со сверхзвуковой скоростью с работы вылечу.
