Запах снега - Юрий Павлович Валин
— Одурели⁈ Хватит…
Кто двинул его под ребра, Лит так и не понял. Наверное, Квазимодо, — боль сдавила как-то редкостно. Мыча, Лит драчунов все-таки не выпустил, втроем свалились на скользкие бревна. Драться было жутко неудобно. Ёха взвыл от боли в захваченной руке, в ответ боднул шпиона лбом в лоб, разнесся явственный стук. Самого Лита крайне болезненно лягнули в голень.
— Ах, весло вам в гузку! — Лит еще удерживал за куртки, но оба рвались как бешенные. Что делать⁈
— В снег их окуни! Помочь должно!
— Да как ты их окунешь⁈ Вон, какие прыткие.
— Промеж них лезь, пока за ножи не взялись.
Лезть промеж не понадобилось. Драчуны, кашляя и задыхаясь, рванулись к норе, попрыгали вниз ошалевшими кроликами. Было слышно, как скребутся, торопясь на свободу.
— Ой, сдохну! — простонал Ёха.
— Да ползи быстрей! Задохнемся! — захлебывался шпион.
Лит, держась за ногу, сел. Сцепятся снаружи? Вряд ли. Пока еще отплюются.
Из-за заснеженных бревен высунулась испуганная Дженни:
— Вы, что, с ума сошли⁈
— Поспорили малость. Я их пугнул, — пробормотал Лит.
— Дрались? Ты их обоих⁈
— Да воняю я просто, — с тоской сказал Лит. — Как с братом поговорю, так и… Мертвый у меня братишка.
— Это как? Ты разве некромант? — глаза ведьмы округлились.
В другое время Лит порадовался бы девичьему удивлению, но уж очень голень болела.
— Не некромант я. Просто воняю. Слушай, ты бы глянула, что у них. Вспылили они шибко.
Дженни нырнула в нору. Резво задвигались ноги в красивых сапогах. Лит полюбовался, и принялся ощупывать собственную ногу. Видят боги, как копытом приложили. Снегом надо бы охладить.
Дженни вернулась в самый неподходящий момент, — углежог сидел в одном сапоге, шипя, морозил снегом ногу.
— Дай-ка, — девушка сложила пальцы щепотью, вывела над мокрой ногой короткий знак. Боль тут же уменьшилась.
— Спасибо, — прошептал Лит, стыдливо хватаясь за сапог.
— Снег еще подержи. Болит ведь.
— Ничего. Потерплю. Грязный я.
— А я⁈ — сердито поинтересовалась ведьма. — Мне легко замурзанной сидеть?
— Чего ты? — испугался Лит. — Ты аккуратная, я просто беспокоить не хочу.
— Тьфу! — Дженни сплюнула совсем как невоспитанный северянин. — Прекрати, углежог. Ничего ты в жизни не понимаешь. Хватит, говорю!
Лит сдернул сапог, зачерпнул снега:
— Держу. Не кричи.
— Да я не про ногу. Хватит на меня вообще смотреть. Вовсе я не картинка. Не цветок весенний, не бабочка.
— Я же не смотрю, — прошептал Лит.
— Ну, да. В спину не считается. И когда я сплю, не считается. Ты гадина вертлявая, углежог. Я тебе не пряник. Уставишься как дитя. Я глупею под твоим взглядом.
— Ничего ты не глупеешь, — сумрачно сказал Лит. — Я как могу, стараюсь. А разонравиться ты мне, все равно не разонравилась. И не время об этом говорить. Что они там делают?
— Сидят на снегу, плюются, — Дженни покачала головой. — И почему боги мужчин такими дурнями делают?
— Богам виднее. Слушай, они драться там не будут?
— Они и так все в соплях. Даже плачут. Ты правда так… пахнешь?
— Нет, они шутят. Знаешь, как в деревне меня звали? Диким Вонючкой. От народа, как вечно бубнит Ёха, правды не скроешь. Уродом я родился.
— А меня родной дед «сосновой ублюдкой» называл, — бесстрастно сообщила Дженни.
— Глуповатый у тебя дедок был, — Лит поднялся. — Помыться бы мне.
* * *Неловко день кончился. Поужинали в тишине, каша с ломтиками копченого мяса вдруг невкусной оказалась. И лечь норовили смешно — вроде как порознь. Только попробуй уместиться, если в «шалаше» и вдвоем не развернуться. Лит издеваться не стал, спорщики и без того были злые. Зато Дженни предпочла быть рядом с углежогом. Ночью Лит чувствовал, как девушка лбом к его плечу прижимается. Хм, может, пусть каждый день дерутся? И им развлечение, и другим хорошо.
Утром, после завтрака, Квазимодо сказал, обращаясь к печурке:
— Тупо, господа. Видимо, безделье нас с ума сводит.
— Чего там, — насуплено пробормотал Ёха. — Я служить не отказываюсь. Но свое личное политическое мнение имею, и иметь буду.
— Ну и имей, — немедленно разрешил шпион. — Только держи его при себе. Иначе получается, что левая рука вперед гребет, а правая назад.
— Да все у меня с руками нормально! — вскипел Ёха.
Вдруг оба согласно кивнули головами, сунулись рожами в грязные миски. Тут же испуганно откинулись, словно боясь утонуть.
— Эй, чего это⁉ — возмутился Ёха, вытирая подбородок.
— Охладитесь, — кратко объяснила Дженни.
Квазимодо осторожно вытер лоб, на котором красовалась давешняя крупная «шишка» и вкрадчиво сказал:
— Леди, вы бы меня на неожиданность не подлавливали. Я ведь и нервозность проявить могу.
— Все могут, — резко сказал Лит.
Шпион уставился на парня, — очень внимательно, — именно тем оком, пустота которого под тряпичной повязкой скрывалась:
— Рычишь, значит, углежог? Ладно, пойду-ка я посмотрю, что на свете делается.
Он отправился под крышу, а Дженни сердито зашептала:
— Зачем вмешиваешься? Как дети. Малый, и то поразумнее.
— Лит, понятно, за тебя вступился, — пробурчал Ёха. — Обнаглел, одноглазый. Того и гляди зуботычины раздавать начнет, аристократ бандитский. Мы рабы, что ли?
— Заткнись, болтун неугомонный! — зашипела ведьма. — Он же тебе нож вставит, ты и мигнуть не успеет. Не доводите одноглазого. Улитки вы против него. Нам ведь еще дней десять здесь сидеть. Не нарывайтесь.
— Я свободный человек, — буркнул северянин. — Что десять дней, что двадцать — на цепь меня никто не посадит.
Десять дней сидеть не пришлось. Едва Ёха на пост заступил, сменив после обеда углежога, как новости появились. Стукнула по крыше «шалаша» брошенная сверху деревяшка. На шум мгновенно вскочил только что крепко спавший Квазимодо. Северянин громким шепотом сообщил с насеста:
— Вроде орет кто-то.
Лит, стоя посреди бревен, напряженно прислушивался.
И вправду, доносилось что-то отдаленное, вроде, — «А-ааа! А-ааа!».
— Меня, кажется, зовут, — быстро сказал Квазимодо. — Девочка и Лит — со мной. Ёха — по сторонам следи.
— Понял, — северянин вертел головой, стараясь не высовываться в провал крыши.
Одноглазый торопливо снимал чехол с рогов своего арбалета: мелькнули стальные вороненые дуги, лакированное ложе. Мешочек со стрелами был уже у шпиона на поясе. Лит машинально проверил свой топор, надежно ли в петле сидит? На него вся надежда. Глефу-то в деле еще не пробовал.
Дженни щупала рукоять своего ножа. Ох, ведьма-то куда?
— Пошли, — увешанный оружием Квазимодо первым нырнул в нору.
Снаружи было вроде даже теплее. Сели в снег. Дженни была бледна, не живее того снега. Боится, бедняжка.
Дождались крика.
— Там, — определил шпион. — Лит, разведай. Без спешки, аккуратно. Я — вдоль ложбины. Прикрою. Дженни, наверх выберешься — только наблюдай. Без ахов и суеты. Служба у нас.
— Понятно, — Лит, не оглядываясь, полез на склон.
Шагать по нетронутому снегу было странно. Отвык в тесноте. Пустошь казалась мертвой. Серой огромной простыней накрывало мир небо, — точно как простыня на кроватях в том постоялом дворе, где с Дженни повздорили. Смотрит сейчас девчонка. И шпион следит. Но все равно вроде в одиночестве идешь. Забылось совсем, как одному ходить-бродить.
Лит увяз чуть ли не по пояс. Нарочно ямы рыли, что ли?
— Ка-ааа… — донесся крик-стон.
Ага, поближе к тем кустам получается. Лит обтер рукоять глефы, и, стараясь не суетиться, полез вперед.
Человек лежал в снегу, тесно подтянув колени к груди. Видно, долго барахтался в изнеможении, — снег кругом примят. Цепочка неровных следов ведет от рощи. Вон там он еще раз падал.
Лит приготовил глефу, осторожно двинулся к незнакомцу. Тот на скрип снега поднял голову. Бледное, аж сине-желтое, измученное лицо. Щет.
— А, углежог. Где Ква?
Лит огляделся, — ничего подозрительного. Присел:
— Ты чего? Ранен?
— Подыхаю, — Щет пытался сплюнуть, желтая слюна повисла на подбородке. — Где Ква? Вам уходить нужно. Он ушел? Я рассказать должен…
— Здесь он.
