Невеста вождя драконов - Милена Вин
— Разве это имеет значение? — Вождь жестом подозвал слугу, и тот торопливо подал ему сосуд для питья, изготовленный из бычьего рога. Сделав пару глотков, мужчина добавил: — А она довольно сильна, не так ли? — Он скользнул взглядом по торсу Рея, словно чувствуя и видя рану, оставленную гарпуном. — И все же это не помешало тебе доставить ее сюда. Еще вопросы?
— Она из Арханы, да? У нее необычная внешность.
— Меня не интересует, откуда она и кем была раньше. Важно то, кем она является на данный момент. А сейчас она маг. Возможно, последняя из илдов.
Упоминание илдов что-то всколыхнуло внутри Рея, и он нервно сглотнул, неотрывно смотря в прищуренные, выражающие удовлетворение глаза.
Илды были магами, способными испепелять врагов синим пламенем. Рейнард знал, что практически всех илдов убил король Вальгарда, но не ведал причины подобной жестокости.
— И что ты намерен с ней делать?
Этот вопрос был лишним, крайне неуместным. Рей понял это, заметив, как сдвинулись к переносице брови собеседника, а слабое подозрение смахнуло с его лица игривость.
— Буду с тобой откровенен, — начал вождь, причмокнув губами, как после хорошего обеда. — Мне не нравится, что ты воспылал интересом к моим делам. Раньше тебя это не волновало. Что изменилось? Все из-за девушки?
— На меня влияет компания Уны, — беззаботно улыбнулся Рейнард. — Она порой до ужаса любопытна.
— О, ну разумеется. Я помню эту горячую вальгардку. Но болтливость ее совсем не красит...
Мужчины замолчали. Оба старались не смотреть друг на друга, но если Рагнаром завладело желание поскорее прогнать всех гостей и разобраться с разбойницей, то Рея волновало лишь то, что своими расспросами он неосторожно вызвал подозрение и заставил правителя усомниться в его верности.
— Не буду задерживать тебя, — спустя недолгую паузу продолжил вождь и слегка взболтнул рог, без особого интереса разглядывая набивающих рты подданных. — Знаю, тебе не терпится воспользоваться камнем. Поспеши во фьорд. Но позволь дать тебе дружеский совет.
Взгляд синих глаз стал серьезным, что заставило Рея еще больше напрячься и стиснуть челюсти в попытке скрыть волнение.
Рагнар подался вперед и почти шепотом произнес:
— Мертвые никогда не смогут стать живыми. Если попытаешься показать кому-то дорогу из Хельхейма в мир живых, О́дин не оставит этот поступок без внимания.
Рейнард с большим трудом сдержался, чтобы не закатить глаза и не усмехнуться. Вместо этого он улыбнулся, пряча равнодушие за показушной любезностью.
— Для драконов не существует богов. Я рискну вызвать гнев вашего Одина и понесу за это наказание, если потребуется.
— Как пожелаешь.
На этой странной ноте разговор завершился. Рей, не удовлетворенный ответами правителя и не получивший достаточной информации, воздержался от продолжения беседы.
Попрощавшись кивком и получив в ответ сухой кивок, он быстро покинул зал, чувствуя на себе любопытные взгляды гостей, смущенные взгляды служанок и один тяжелый, подозрительный взгляд вождя.
***
Склизкое ощущение отвращения вынудило дракона замереть у лестницы.
Холодный ветер, ничуть не помогая избавиться от гложущего чувства, ударил в лицо и обжег привыкшую к морозам кожу. Мужчина сильно сжал кулаки, затем растопырил пальцы до напряжения и снова сжал. Его не отпускало желание вернуться в замок и взглянуть на испуганную мордашку юной особы, забавно прячущей паутинку страха за холодностью.
Раньше Рей никогда не охотился на илдов. Похоже, поэтому ему было столь непривычно передавать в руки Рагнара девушку. До нее он доставлял в замок вождя лишь мужчин с грязной душой, прославившихся своими мерзкими, пакостными поступками. Но только из-за молодой разбойницы — знаменитого Сокола Севера — он чуть ли не сгорел со стыда.
Это неправильно. Бесчестно.
Рейнард даже не сомневался в недобрых намерениях Рагнара, но пока смутно представлял его планы касательно девушки-илда. В одном он был уверен: ее скрытая дерзость и самоуверенность рано или поздно сыграют с ней злую шутку. Лишить жертву языка — меньшее наказание, которое может назначить и исполнить вождь Вальгарда.
Пересиливая себя, Рей наконец спустился на одну ступеньку, но замер, когда уловил доносящийся откуда-то из-за угла приглушенный шепот. Стиснув зубы, он прислушался.
— ... говорю тебе: это должно случиться сегодня, в полнолуние, — послышался мужской голос.
— Да где ж мы найдем столько сироток?
— А может... подсунем кого-нибудь? Может, и не сироток... Он не поймет ведь, проверять не станет.
— Ты чего удумал, бездарь? Решил сорвать ему ритуал? Он же нас потом на кол насадит... Забыл что ль, как он Лода прямиком в Хельхейм отправил? Парень всего лишь в коридоре с ним столкнулся... А после насаженный целую неделю людей на площади пугал. Нет уж, забудь о лжи. Мне жизнь дорога.
— А с девицей-то что делать? Она решетку ломает, как ненормальная. Голодная, поди.
— Забудь. Вождь велел еды не давать. Ей так или иначе недолго осталось. Чего лишний рот кормить? Давай лучше сирот искать. Времени не так много осталось.
Постепенно голоса стихли, а Рей продолжил стоять на ступеньке, осмысливая подслушанный разговор. Убираться восвояси не спешил.
И если до этого внутри него таилось слабое желание забыть о случившемся и вернуться домой, то сейчас стремление разгадать тайны Рагнара сделалось таким сильным и жгучим, что девушка-илд показалась ему единственным шансом узнать правду.
Глава 7. Кровавый сокол
Сырость и полутьма пугали сильнее, чем большие волны и рокочущий гром, рождаемый гневом Одина. Мику трясло от страха и злости, и единственное, что ненадолго помогало успокоиться и выплеснуть эмоции, это дребезжащая от ее ударов решетка.
Прутья были тонкими, выглядели хлипко, но на деле оказались прочными и твердыми, как камень. Попытки призвать стихию терпели крах, и вместо желанной силы Мика чувствовала, как стальные браслеты все яростнее сжимают запястья, грозясь разломать кости.
Где-то в темноте, за пределами ее собственной темницы, раздавались судорожные всхлипы женщин. Вначале Микаэлла пыталась поговорить с ними, но в ответ получала лишь тяжелое рыдание, сквозь которое порой прорывались слова: «Молчать… Нужно молчать…»
Досадливо рыкнув, девушка со всей силы впечатала кулак в прутья и скривилась — но не от боли, а от понимания, что сейчас она не в состоянии вырваться из клетки.
Впервые за все время ее преступной жизни она оказалась пойманной и запертой подобно певчей птичке. Только человек, остервенело лишивший ее самого ценного — свободы, не желал слышать ее голос. Мика не ведала, чего он жаждал на самом деле, но теперь знала наверняка:
