Сальтеадор - Дюма-отец Александр
— Я буду сопровождать туда друга, которого вы изгнали.
— Кто же это?
— Христофор Колумб, государыня!
Наступило недолгое молчание, и все услышали, как с легким скрипом приоткрылась дверь из кабинета короля.
— Мы и не думали, избави нас господь бог, изгонять вашего друга, дон Иниго, — снова заговорила Изабелла, и чувствовалось, что она не могла скрыть своего огорчения. — Но наши советники заявили, что условия, доставленные генуэзцем, неприемлемы и что, дав на них согласие, мы бы нанесли урон и себе, и нашей державе. Если бы ваш друг, дон Иниго, согласился на уступку, то благодаря доброй воле короля Фердинанда и тому сочувствию, которое я к нему питаю, его замысел легко бы осуществился, — значит, за неудачу он должен пенять на самого себя.
Изабелла умолкла, ожидая ответа дона Иниго, потом продолжила:
— К тому же, не говоря о том, что умозаключение генуэзца о шарообразности Земли идет вразрез со Священным писанием, все ученые в королевстве, как вам известно, считают Христофора Колумба фантазером.
— Вряд ли фантазер, государыня, отступится от своих замыслов из чувства собственного достоинства. Колумб требует своего, он имеет в виду государство, в десять крат большее, чем Испания, потому так велики его требования. Они соответствуют величию самого предприятия. И я понимаю Колумба.
— Племянник! — шепотом предостерегла его донья Беатриса.
— Неужели я, сам того не желая, выказал королеве недостаточно почтения? Я был бы повергнут этим в отчаяние.
— О нет, нет, душа моя! — живо возразила Изабелла.
Затем, после недолгого раздумья, она спросила дона Иниго:
— Итак, ты считаешь, что в фантастических замыслах Колумба есть что-то реальное, осуществимое, надежное…
— Я так невежествен, что не могу ответить вашему величеству с точки зрения научной, — сказал дон Иниго. — Зато я отвечу вашему величеству с точки зрения человека, уверовавшего в Колумба: его убежденность убедила меня. И так же, как ваше величество в свое время дали обет не покидать Санта-Фе, пока не будет взята Гранада, я дал обет не оставлять Колумба до тех пор, пока он не ступит на берег той неведомой земли, которую он хотел преподнести вашему величеству в дар и отвергнутой вашим величеством.
— А почему же ты, — перебила Изабелла, стараясь обернуть все в шутку, хотя молодой человек говорил так серьезно, что шутливый тон прозвучал неуместно, — почему же ты, раз ты так уверовал в мудрость генуэзца и раз ему, чтобы осуществить свой замысел, надобны всего-навсего две каравеллы, сотня матросов и три тысячи крон, да, почему же ты на свои средства, — а их у тебя втрое больше той суммы, которую требует твой друг, — не велишь построить две каравеллы, нанять сотню матросов и не вручишь ему три тысячи? Ведь тогда Колумб, свободный от всех обязательств, пожалуй, стал бы королем, а тебя назначил бы вице-королем своей сказочной державы.
— Я предлагал ему все это, ваше величество, — серьезно произнес дон Иниго, — совсем не думая о таком почетном воздаянии: я не честолюбив. Но Колумб отверг мое предложение.
— Итак, Колумб отказался осуществить замысел, который он вынашивает уже лет двадцать, отказался в тот час, когда ему предложили помощь! — воскликнула Изабелла. — Ну нет, в это я ни за что не поверю, душа моя…
— Все это истинная правда, ваше величество, — отвечал лон Иниго с почтительным поклоном.
— Чем же он объяснил свой отказ?
— Объяснил тем, что для такого предприятия надобны имя и покровительство всемогущего монарха, ну а раз ему не удалось осуществить задуманное с помощью морского флота Португалии или Испании, он намерен попытать счастья у Карла Восьмого. Быть может, король поддержит его, осенит его предприятие тремя лилиями Франции…
— Как? Генуэзец отправляется во Францию? Генуэзец передаст свой проект Карлу Восьмому, вы это наверняка знаете, сеньор дон Иниго? — спросил Фердинанд Арагонский, неожиданно входя в молельню и вмешиваясь в разговор, который он слушал вот уже несколько минут.
При его появлении все обернулись — кто негромко вскрикнул, кто невольно всплеснул руками от удивления.
Лишь дон Иниго, словно он, услышав, как скрипнула створка двери, угадал, кто ее отворил, выказал одно только почтение поклоном, как перед тем выказал его королеве.
Но, как видно, желая подтвердить свое право оставаться с покрытой головой перед королем Арагона, он надел шляпу. Впрочем, он почти тотчас же снял ее, когда повернулся к Изабелле, будто ожидая, что она, его единственная повелительница, вот-вот знаком даст ему понять, что прощальная аудиенция окончена.
А Изабелла вздрогнула от радости, заметив, с какой горячностью Фердинанд, обычно такой бесстрастный, воспринял известие, унизительное для Испании, — новость о том, что Колумб намерен искать поддержку у монарха другой страны.
Дон Иниго все не отвечал на вопрос короля Фердинанда, поэтому Изабелла сказала:
— Разве ты не слышал, о чем тебя спрашивает король Арагона? Он хочет знать, правда ли генуэзец отправляется во Францию и в самом ли деле собирается служить королю Карлу Восьмому?
— Нынче утром я расстался с Христофором Колумбом у городских ворот Бара, ваше величество: он поехал по дороге вдоль побережья, надеясь, что из Аликанте, Валенсии или Барселоны на каком-нибудь корабле доберется до Прованса.
— Ну а потом? — произнес Фердинанд.
— А потом, — отвечал дон Иниго, — потом я поспешил сюда просить королеву, чтобы она соблаговолила разрешить мне последовать за этим великим человеком, разрешила отплыть вместе с ним и разделить его удел — будь он счастливый или несчастливый…
— Так, значит, ты рассчитываешь его догнать?
— Догоню, как только получу соизволение милостивой своей властительницы.
— Без сомнения, он уезжает удрученный тем, что безуспешны были его ходатайства перед нами…
— Он уезжает, высоко подняв голову, с улыбкой на лице, государь, — пусть сожаление и разочарование удручают его сердце, но все же сердце его спокойно: он выдержит эту двойную тяжесть.
Фердинанд не вымолвил ни слова в ответ на эти надменные речи и после недолгого молчания провел рукой по нахмуренному лбу и пробормотал с невольным вздохом:
— Боюсь, что мои советники поспешили отказать ему!
Не правда ли, сударыня?
Не успел король договорить, как Изабелла поднялась с места и пошла к нему навстречу; она сказала, сжимая руки:
— О государь мой, я подчинилась решению Совета, ибо вообразила, что решение это исходит от вас! Но если я ошиблась и если у вас еще сохранилась хоть капля расположения к человеку, к которому можно питать такую преданность, которым можно так восторгаться, надо держать совет только с вами — мудрым и великим.
— Считаете ли вы, дон Иниго, — спросил Фердинанд таким тоном, что каждое его слово, будто капля ледяной воды, холодило сердце Изабеллы, — да, считаете ли вы, что Колумб, если он, предположим, обнаружит землю Катая и королевство Сипаго, добудет в странах Нового Света достаточное количество пряностей, благовоний, драгоценных камней и золота, чтобы покрыть непомерные расходы, которые требуются для подобной экспедиции?
Изабелла почувствовала, как пот оросил ее лоб: она испытала то, что испытывают люди, наделенные душой поэтической, когда человек, который имеет право на их любовь или уважение, вдруг забывает, что речи его должны соответствовать и его высокому званию, и его положению.
Возразить она не решилась. А дон Иниго ответил:
— Как? Ваше величество называет непомерными расходы, необходимые для снаряжения двух каравелл с экипажем в сто человек?.. Сумму в три тысячи частенько за одну ночь проигрывают или прокучивают иные дворяне, состоящие на службе у вашего величества!
— И вот еще что, — поспешно подхватила Изабелла. — Деньги, необходимые для экспедиции, изыщу я сама.
— Вы? Ну а где же? — перебил Фердинанд.
— Полагаю, в сундуках Кастильского казнохранителя, — отвечала Изабелла. — Ну а если в них не наберется такой незначительной суммы, я готова отдать в заклад или продать свои драгоценности, только бы Колумб не передал другому монарху или другому государству свой проект, — ведь, осуществись он, и королевство, которое будет покровительствовать Колумбу, станет всех богаче, всех могущественнее в мире.
