Дмитрий Зеленин - Великорусские сказки Пермской губернии

Король тогда сказал: «Господин князь, живи в моем городе наместо сына, и я также возьму эту твою невесту наместо дочери; и будешь ты у меня править, проживаться в моем городе наместо сына!» — «Не время мне здесь служить, а я еще у русского государя должон служить! У меня еще служба не кончена!» — Начал тестя он стыдить и тещу: «Бесстыдник ты такой, — говорит, — откупил меня на четыре года, а потом сдумал смеяться — выдал за другого!» («Смеешься надо мной!» — говорит.) — Отправился домой (со старухой рассчитался). Приехал домой, повенчался; женился и стал поживать.

Рассказал А. Д. Ломтев

Жили-были два купца, Рязанцев с Милютиным. Они жили из окна в окно, значит — суседи. У них детей не было — ни у того, ни у другого. У Рязанцева был обед, съезжались генералы и купечество. И сделали записи: если будет у одного сын, а у другого дочь, то за протчих чтобы не отдавать. И под это дело все подписались, генералы и купечество; только осталось подписаться царю еще… Царь их требует к себе — представить царские ремонты в особенные города. Они с государем срядились и, наконец, подают свои записи. Царь просмотрел иху бумагу. — «Подписаться мне нельзя под это дело! Если родится у первого умный, а у другого будет дурак, не ладно будет! Я подпишу эту бумагу и оставлю ее у себя: если умные дети родятся у вас, у того и другого, тогда я их могу сообщить вместе».

Наклали они царских ремонтов, отправились в особенные города. Приезжают домой, у них жены, та и другая, обрюхатели (как ветром надуло). Уродился впоследствии время у Рязанцева сын, а у Милютина дочь. Рязанцеву священник дал имя Ванюшкой, а Милютиной — Катей. Сделались рады после этого. И вот они также — один без другого чаю не напьются — ходили.

Вырос эдак годов до десятку у Рязанцева Ванюшка. Сдумал отец у него ехать торговать в особенные города. Нагрузил он 12 кораблей товаров, набрал себе рабочих — лоцманов и приказчиков. Приезжает он в Англию и раскладывается торговать в английском городе. Поторговал этак лет с шесть. В воскресный день с приказчиками чайничать сел. Приказчикам говорит сначала: «Я, господа приказчики, думаю в свой город Питербург явиться из Англии». — Приказчики на ответ сказали: «Мы дивимся тому делу, как ты долго дюжишь, — один сын и одна жена дома у тебя, шесть лет ты проживаешь здесь!»

Они склали в корабли товары, отправились домой. Выехали середь моря на своих кораблях, корабли их стали. И сколько бы они ни старались, а корабли с места никуды. И бились трое сутки на этем месте. На четвёртые сутки Рязанцев вышел из кораблей наружу и кричал в воду, что «если такой хитник держит наши корабли, если что надо, мы заплатим, только не держи!» — Из воды кричит человеческим голосом: «Не надо нам ни злата, ни серебра, твоих товаров не надо, а самого Рязанцева в воду! За то корабли и судяржиевем!» — Рязанцев отвечал до трёх раз, а они также ему повторили до трёх раз, что «ничего нам не надо, окроме тебя! Самого тебя в воду!»

Рязанцев заходит в свою конторку, сучинил бумагу: «И кто жил за сто рублей, если доставит мои товары жене домой, тот получил человек двести рублей», — всякому человеку удвоил цену. Передаёт главному приказчику. Сам срядился в белую рубашку и подштанники (все равно как на смерть срядился). Выходит наружу и прощался со всем народом и с белым светом. Тогда пал в море. Корабли все равно как с крюков снялись, пошли в ход. Рязанцев остался на воде, бьётся, как лебедь, не тонет. Главнейший его приказчик взял подзорную трубу и говорит: «Если мне воротиться на корабле, то опять корабь судёржит. Погибай же голова одна, чем нам гинуть!»

Рязанцев из ума выбился, до той степени (маялся), и вдруг очудился около острова. Рязанцев вышел на берег, прославил Бога: «Слава Богу! Не потонул хоть (на сухой берег вышел)!» Снимает с себя портки и рубашку, выжал, повесил на солнце. Высохла рубашка скоро и подштанники его; надел он на себя рубашку и подштанники, отправился край берега: надо пищи искать чего, с ним ничего нету! — Рязанцеву попала тропа.

Пошел он по этой тропе, доходит до хорошего дома. Стоит дом каменный и двухэтажный. И он по нижному этажу по всем комнатам прошел, нигде не видит народу и куска хлеба не нашел. Заходит он в верхний этаж и видит в первой комнате: прилиплен на стене потрет — девица. Подходит к этому потрету, читает; в потрете доказано, что Рязанцеву на этой девице жениться, в здешнем доме. — «Если ты меня не возьмёшь, — Рязанцев доказывает в потрете, — так мы тебя убьём здесь, из дому не выпустим!»

Перешел он в другую комнату. В другой комнате еще получше этого есть потрет, девица получше этой. Доказывает эта девица то же самое: «Если ту не возьмёшь, так меня возьми! А если нас не возьмёшь, так мы тебя убьём!»

Он перешел в третью комнату. И в третьей такой потрет, что получше его жены. «Рязанцева, — говорит, — жалеем; если уж тех не возьмёшь, так эту возьми!» — третью.

Рязанцев на то сказал: «Неужели мне еще Господь доведет во второй раз жениться? Да ладно, я с потретами разговариваю, а есть ужасно хочу, просить не у кого!» — Вдруг очудился стол и на столе самовар, графин водки и всего — жареного и пареного. Он напился, наелся; покуль Богу морился, убрали со стола, и не знаю кто. И он этому делу сдивился. Увидел он диван, лёг на него спать, уснул очень крепко.

Венера слышит: брякают колокольчики — едут к нему невесты. А перед Рязанцевым очутилась свеча и стуло. И приходят три девицы. Первого потрету девица подходит к нему: «Рязанцев, возьми меня! (Целует-милует.) Здесь богатства боле и твоего!» — «Отойди ты от меня! Неужели я во второй раз буду жениться! Небаская, нехорошая! Есть у меня жена почище тебя!»

Второго потрету подходит, целует, и милует, и приговаривает: «Рязанцев, белый свет тебе не надоел, так возьми меня в замужество! Не возьмешь, так мы тебя кончим здесь!» — Рязанцев не берет и эту.

Третьего потрету подходит, целует и милует, со слезами уговаривает его: «Послушай, Рязанцев, не надоел же тебе белый свет! Не хуже я твоей жены, чем не лучше! Тебе жизь будет хорошая, прокладная здеся!» — Рязанцев на ответ сказал ей: «Вы оставьте до завтрего: я на море намаялся, из ума выбился. А завтра я из вас хоть которую возьму!»

Поутру — солнце встало, на рассвете — Рязанцев встал, ходит по комнатам. Нужно Рязанцеву умыться и утереться, а утереться и воды не может найти, а попросить не у кого. Тогда очудилась на стене рукотерка, также и рукомойка. Умылся, Богу помолился и сказал: «Ах, вчерась я ел хорошо, а сегодни кто меня будет кормить?» — Образовался сейчас стол, на столе самовар, графин водки и так же натащили жареного и пареного ему: ешь что угодно! Он напился, наелся, вылез изо стола; Богу покуль морился, убрали со стола, и не знаю кто. — «Хотя, — говорит, — я людей не вижу, а кормят меня хорошо! Пойду я по комнатам: которая мне комната заглянется, в той я буду и проживаться!»

Зашел он в одну комнату, комната аккуратная; на полу много щепок. Взял он метёлку, начал заметать (обихаживать для себя). И видит: в щепах карта винновый валет. Из виннового валета вышло три ухореза и говорят: «Здравствуй, Рязанцев!» — Рязанцев на то сказал: «Братцы, я еще только здесь (в первый раз) людей вижу!» — А эти молодцы сказали: «Мы не люди, а духи! Что ты желаешь, мы исправим! А если ты не будешь нас посылать, мы тебя убьем самого!»

Рязанцев на то сказал: «Братцы, вы меня не предоставите ли самого в город Питербург?» — «Дак ведь еще что! Выйди на балхон, завяжи свои глаза белым платком — через час там будешь!» — Рязанцев приходит на балхон, сидел с час время. И час время проходит; время открывать глаза. Он открыл глаза и видит: не на балхоне, а около Петербургу на елане очудился (не успели в город затащить-то). Тогда Рязанцев прославил Бога: «Хотя я теперь и недолго поживу, а все-таки дома!»

И только выходит на дорогу и вдруг встречу ему едет его сват Милютин. Кучер обознал, Милютину говорит, что твой сват идет раздетый, в одной рубашке. Милютин приказал ему приостановить лошадей и поздоровался с ним. Кучер приостановил лошадей. — «Здравствуешь, господин сват Рязанцев! Что я вижу? Над тобой несчастие сделалось?» (Что общипан-оборван.) — Рязанцев Милютину сказал, что «если, может быть, поверишь, обскажу я тебе, что надо мной сделалось! Ехал я вперед морями, много страсти видал. Потом я, — говорит, — свои корабли пустил морями, а сам отправился на ямских. (Недействительно сказывает он ему, начал обманывать.) Последняя станция; попали лошади, видно, молодые, начали с места нас бить: всю карету изломали и кучера убили. Я, — говорит, — кое-как вылетел, всё с себя скинул: в рубашке и босиком ловчее мне выскочить (это все, — говорит, — лопоть я сбросил с себя)». — «Жене тебе показаться неловко! Хотя я на дело поехал, садись со мной, приоденься в лавках!» — Милютин обратился назад, повез его в город.