Наследие Мортены - М. Борзых
Некогда белоснежная опушка леса сейчас превратилась в кровавое болото. Страшная в своей жестокости битва без пощады и сострадания рассы́палась на отдельные схватки. Звери рвали друг друга на куски когтями, вгрызались в глотки, топтали копытами и вспарывали рогами. Особенно выделялись сияющие неоном медведи, которые почему-то разделились. Почти все они находились в красном тумане, кроме одного самого крупного гиганта со странной перевязью на груди. Тот хоть и сверкал зелёным отливом, но ревел и пятился по льду реки, поочерёдно то закрывая лапами себе уши, то придерживая перевязь. Движения его были неловкими, словно он двигался в темноте и на ощупь. Ирбисы выстроились полукругом, защищая его отход.
Снежные барсы падали под когтями и зубами врагов. Кого успевали, оттаскивали за спины, и вновь в попытках сомкнуть ряды кровавые призраки становились плечом к плечу против обезумевшей орды. Всё происходящие так напоминало мои давние сны, что у меня мороз пошёл по коже. Там перебили почти всех, неужели история повторится?
— Рогнеда… — я не прошептала, но княжна меня услышала. — Красный туман — это тоже родовое умение?
— Похоже, — неуверенно ответила княжна. — Оно непостоянно, видишь, волнами накатывает. Если убрать источник, должно рассеяться.
Кто не с нами, тот против нас. Я достала револьвер, прикидывая расстояние до пепельного засранца. Выходило на глаз чуть больше двадцати метров. Возьмёт ли такое расстояние пневматика, я не знала. Да и по барсу попасть тяжелее будет, чем по массивной туше медведя. С учётом разницы в массе для гарантированной отключки нужно минимум три попадания из шести, но хотелось бы больше. Пришлось улечься в снег и упереться локтями для прицельной стрельбы. Ну что же, дубль два, но в этот раз нельзя выдерживать паузы.
Я сосредоточила всё своё внимание на пепельном ирбисе, отсекая окружающую действительность. Были только он и я. Зрение стало туннельным, размывая очертания всего на периферии. Сердце колотилось набатом в ушах, возвещая, что у меня нет права на ошибку. Я всё не решалась нажать на курок, когда пепельный вдруг развернулся и уставился мне в глаза.
Словно в замедленной съёмке на меня надвигался алый клубящийся туман. На грани сознания билась в истерике Рогнеда, а я не видела ничего, кроме торжествующей улыбки врага. Мир замер.
Волна остановилась на уровне вытянутой руки, яростно клубясь и хищно оскалившись разинутой пастью. Снежинки застыли в воздухе, рассыпаясь в алмазную пыль. Невесомой вуалью она пари́ла перед моим лицом, формируя нечто отдалённо похожее на щит. Щит увеличивался в размерах и обрёл форму головы пантеры, уплотняясь и сверкая мириадами серебряных звёздочек. Пантера с любопытством рассматривала алое оскалившееся нечто, а затем одним рывком вцепилась в марево, разрывая клыками врага в клочья алой пены.
Пепельный ощетинился в холке, но не смог сдвинуться с места, словно увязнув во времени как в киселе. Я раз за разом нажимала на спусковой курок, пока не услышала холостые щелчки. Вместе с ними одновременно навалились лавиной замороженные мгновением ощущения. Рядом на коленях стояла Рогнеда, заламывая руки и что-то крича. В лицо дохнуло морозом от разлетевшейся на осколки морды пантеры, руки задрожали от напряжения, а из лёгких вырвался сдавленный хрип. Всё это время я не дышала.
В голове шумело, зрение никак не хотело фокусироваться на битве. Мелькали белые, красные, зелёные пятна, сливаясь в общий калейдоскоп. И вроде бы красных становилось всё меньше, но я не была уверена, что это не обман зрения. К горлу подкатила горечь, и меня вырвало. Спазмы сотрясали тело, исторгая желчь вперемешку со слюной. Я свернулась в позе эмбриона, пытаясь унять разбушевавшийся желудок. Из прострации меня вывела трель телефонного звонка. Кое-как достав смартфон из кармана и приняв вызов, я услышала такой родной и обеспокоенный голос:
— Доча, ты как?
«Херово!» — пронеслась честная мысль, но вслух ответила:
— Пап, забери меня отсюда, пожалуйста.
Глава 19
Я плохо помню, как оказалась в больнице. Меня попеременно рвало и лихорадило, иногда отправляя в спасительное забытье. Больница, кажется, была ведомственная, судя по военному распорядку, хмурым докторам и клочку забора с колючкой, виднеющемуся через створки жалюзи. Отвратительно накрахмаленные простыни мелкими иголочками впивались в тело. Запах спирта и медикаментов вызывал рвотные позывы в и без того измученном желудке. Если бы не папа, меня бы разобрали на анализы, а так просто облепили датчиками не хуже новогодней ёлки шарами и ощетинили иголками словно дикобраза.
Мама ночевала тут же. Это я поняла, ощущая прохладную руку на лбу после бурных пробуждений. Опять снились кошмары. А может, уже и не кошмары. После увиденной бойни между оборотнями не получалось воспринимать всё как страшный сон. Слишком реалистично, слишком живо. Перед глазами мелькали кровавые эпизоды, утягивая в водоворот. Во сне ирбисы стояли против беспощадных врагов, раненные, обезображенные призраки смерти, они боролись до последнего вздоха. Я видела предсмертный взгляд Баабыра, полный сожаления и бессильной ярости. Его разорвали на куски медведи, четвертовали, как древнего князя. Красный туман настигал меня, полностью подчиняя волю, и я делала уверенный шаг с вершины скалы, чтобы изломанной куклой приземлиться у её подножия.
Однажды мне удалось проснуться до самоубийственного полёта. Я рывком вынырнула из сна, сердце билось в рваном ритме, то пропуская удары, то захлёбываясь кровью. Кожа в местах крепления датчиков чесалась. Я чувствовала себя слабой, грязной, беспомощной. А ведь таких ощущений не было, даже когда я проснулась на полу с Баабыром в обнимку после операции.
Княжна сидела на полу у моих ног, сложив руки на больничной койке и уперев в них подбородок. Смуглая кожа резко контрастировала с белыми простынями и голубым кафелем. Рогнеда была похожа на тёмное привидение, если таковые бывают. Она смотрела на меня с затаённой печалью.
— Краше в гроб кладут, да? — я попыталась пошутить, чтобы скрыть отголоски кошмара, всё ещё ощущавшиеся дрожью в руках, бисеринками пота на теле и учащённым сердцебиением.
— Прости меня! — едва слышно прошелестело во тьме палаты.
— За что? — невольно вырвалось у меня.
— Сама погибла и тебя вгоняю в могилу, — княжна тяжело вздохнула, прикрыв глаза. На ресницах её блестели слёзы. — У меня никого не осталось, только ты. Была дюжина ипостасей, и все
