НеТемный 5 - Александр Изотов

* * *

Ощущать себя таким огромным… Сквозь каждую частичку тумана чувствовать свою территорию… Своих сородичей… Чувствовать вожака драконьей стаи…

Соловьиный дракон не поёт. Это мы слышим песнь, а он просто желает, чтобы добыча подошла — и добыча идёт.

И да, у драконихи был страх. Страх за маленькое существо в сундуке, которое она не смогла уберечь, когда в их краях объявился Левон Кровавый.

Он где-то раздобыл кровь вожака драконьей стаи, и хотел использовать эти силы, чтобы проникнуть в Огненную Пещеру. Именно эта кровь, которую он принимал по капле, позволяла ему проходить незамеченным в третьей магической зоне.

Но в Пещере свои законы, даже соловьиная стая туда не совалась. Поэтому не удивительно, что вампиру и с драконьей каплей в своей крови не хватило сил, чтобы пройти жар подземных чертогов.

С пещерой не получилось, но кровь придала вампиру достаточно способностей, чтобы обманом выкрасть детёныша из гнезда. Он хотел подчинить мать, использовав Магию Крови, вот только допустил какую-то ошибку в заклинании.

То, что у Левона везде ошибки, вызвало у меня лишь усмешку… Дилетант. Ох, Бездна, бороться с тобой в этом мире с одной стороны истинное удовольствие, а с другой — настоящее мучение.

Когда ты вампир, напившийся драконьей крови, с Магией Крови надо быть особенно осторожным. Мозгов понять этого у Тёмного Жреца не хватило… Он настроил заклинание на вожака, но забыл, что напился его же крови. И получилось, что Левон теперь и сам не мог приблизиться к сундуку, иначе бы огненное заклинание убило детёныша.

Поэтому, пока огненное заклинание не заработало во всю силу, Левон и накидал на сундук всю ту мишуру, что мы снимали с Лукой. А сам едва успел слинять из замка, а заодно и из магической зоны.

Прошло много времени, прежде чем дракониха поняла, где спрятан сундук. В том самом замке, который она в ярости разрушила… Но почему-то она его не видела. Да если б и видела, всё равно была бы беспомощна.

Мать ни на секунду не забывала о своём детёныше, и когда Левон объявился снова, всё время была неподалёку. Она ждала ошибки Тёмного Жреца, хотя и не знала, как может выглядеть эта ошибка и что будет делать в этом случае… Она не могла убить Левона, ведь тогда бы её дитя осталось заточённым на века.

В этот раз Левон объявился не один, а с целой дружиной, и дракон долго пыталась понять, что происходит. Наблюдала за магистрами, которые дрались с Левоном, за дружиной, которые превратились в упырей и погнались за девушкой.

При этом вожак стаи, Певец Ста Тысяч Лет, был разгневан дерзостью Левона, хотел приблизиться и просто уничтожить всех. Но мать чувствовала, что приближаются важные событие, и ради жизни детёныша тратила силы ещё и на то, чтобы вожак не приближался.

Дракониха увидела, что морозная девушка очень нужна Левону, и задумала похитить её, когда он вернётся с ней из леса. А потом вампира просто убили…

Как растерялась дракониха, не описать словами. Она поэтому и захватила разум цербера и Виола. Барда она, особо не заботясь о жизни очередной добычи, направила в разрушенную крепость, чтобы тот нашёл сундук.

Что же касается Кутеня… Сначала дракон думала заставить его выкрасть девушку у нас. Но когда она коснулась разума цербера, а потом и моего, то ей открылось видение. Что это было за видение, мать объяснить не могла, но тут явно Хморок постарался.

Поэтому в замке дракониха и вправду ждала меня, бросса с горячей кровью, «который знает ответ». Ждала вместе с цербером.

А что же Виол?

Барда драконий разум слегка упустил из виду, едва соприкоснулся с моим, и оказалось, что тот даже не дошёл до замка. Жёлтый туман напоследок показал дракону два силуэта, тащившие третьего…

В этих силуэтах я легко узнал Анфима и Лихо. Двое сумасшедших магов, на которых не действовала песнь дракона, просто похитили барда и сбежали обратно к хищному лесу.

Может, Анфим не забыл жестокую шутку барда с «зельем целеустремлённости» и решил отомстить? Особенно, учитывая, что брат Анфима Феокрит в своё время искренне пытался помочь Виолу.

Или у Анфима, разум которого сейчас явно изменился, теперь другие цели? Куда он утащил укушенного Феокрита?

Какая участь уготована Виолу, я не знал, и пока лишь мог бессильно сжимать кулаки. Разорваться сейчас я не мог, но знал, что барда мне всё равно придётся искать, раз уж в этом мире я не Тёмный.

Анфим, получается, в который раз спас барду жизнь… Если бы тот нашёл сундук и схватился за рукояти, он был бы обречён.

* * *

Всё это я выведал, коснувшись когтя дракона топорищем.

Я теперь знал, что конкретно от меня требуется. Могучий разум чётко передал мне своё желание — открой сундук, верни мне дитя, и получишь награду. Твои близкие будут жить…

Под моими близкими она имела в виду всех, кого несла на спине. Я не испытывал никакой злости от такого шантажа, и сдавленная горем мать не испытывала никакой моральной дилеммы. У неё не было выбора, и она схватилась за этот шанс, как за последнюю соломинку, а убеждать по-другому она не умела.

Я мог возмутиться, мог попробовать сразиться, но теперь лишь раздумывал, как буду вытаскивать Агату из пещеры. Вот в том, что нам может помочь только Агата, у меня вообще не было никаких сомнений.

У меня вообще куда-то исчезли сомнения. Когда сработало топорище, из глубин тройственной души выглянул Хморок, овладев частью моего сознания. Ему тоже зачем-то была нужна Агата…

* * *

Пока мы летели, я, расставив руки, подпитывал второй источник магии. Воздушные вихри, образующиеся вокруг дракона, имели магическую природу, и от них фонило такой силой, что не воспользоваться таким шансом было грешно.

А вот с огненными контурами у меня было плохо, просто очень плохо… После призыва Тьмы они серьёзно перенапряглись, и теперь мне вообще нельзя было использовать магию огня.

Я успел здорово прокачать воздушные контуры, практически достигнув предела ранга, когда мы подлетели к пещере. Ещё наверху, едва дракон начал снижаться, я ощутил тепло жара, разгоняющего жёлтый туман.

И едва этот жар коснулся моего лица, как внутри меня взыграло такое забытое, но очень родное чувство. «Мы, броссы, рождённые в огне вулкана! Для нас нет ничего роднее таких пещер, дышащих испепеляющим пеклом лавы.»

— Морката, — прошептал я, чувствуя тревогу