Стейс Крамер - Мы с истекшим сроком годности
– Кажется, я поняла, о чем вы хотите спросить, миссис Хэйз, – с неожиданным наплывом уверенности говорю я. – Да, я только-только начинаю привыкать к себе, и это, несомненно тяжело, но с каждым днем мне становится легче. Мне хочется браться за новые дела, развиваться. Я закончу свой курс реабилитации и поступлю в Йельский, как и планировала. Если не выйдет с Йелем, то буду пробоваться в другие университеты или же колледжи. Я просто обязана получить образование, обрести знания, которые мне пригодятся для моей будущей профессии. Так что я буду продолжать складывать по кусочкам свою новую жизнь. Я буду стараться.
Последняя фраза звучала так, будто я говорю ее своей учительнице, обещая исправить свои неудовлетворительные оценки.
Элеонор одобрительно кивает и, сверкнув улыбкой, говорит:
– Ты очень сильная девушка, Джина. – Ее слова для меня сейчас как долгожданное ощущение прохладного потока ветра в летний зной. Я облегченно выдыхаю. – Я уверена, что у тебя все получится. Ты обязательно справишься.
– Спасибо, Элеонор, – смущенно отвечаю я.
– А ты пробовала когда-нибудь ирландский кофе?
– Нет, не доводилось.
– Сейчас я его тебе приготовлю. И я тебе жутко завидую, потому что в первый раз попробовать такой напиток, это как… первое рукопожатие младенца – незабываемые, совершенно непередаваемые, волшебные ощущения. Эдриан, ты не поможешь мне?
Кажется, теперь все идет как надо. Атмосфера постепенно начинает разряжаться.
Как только Элеонор перешагнула порог гостиной, Эдриан приближается ко мне, вновь целует в щеку и, обняв за плечи, тихо шепчет:
– Ты большая молодец.
Вот теперь я тону в океане счастья. Как только Эдриан скрывается за дверным проемом, я снова выдыхаю с облегчением, и вместе с согретым воздухом меня покидают все мои страхи и сомнения. Я улыбаюсь, сомкнув веки, и если честно, до сих пор не могу поверить в то, что сейчас происходит. Я познакомилась с мамой Эдриана. С самым дорогим, самым важным человеком в его жизни. И только теперь я понимаю, что ему было гораздо тяжелее в минувшие минуты знакомства, чем мне. Он не меньше меня волновался, переживал и, наверное, нередко ловил себя на мысли: а вдруг что-то пойдет не так? И как быть, если он окажется прав? Чью сторону принять? Кого ранить?
Из кухни доносится аромат свежего кофе. Я решаю последовать за ним, немного прогуляться по дому. Достигнув одной из комнат, что находится вблизи кухни, я слышу голоса Эдриана и Элеонор.
– Она такая молодая. Сколько ей, я забыла?
– Восемнадцать.
– Всего восемнадцать. Совсем ребенок. Тебе через четыре года тридцать, тебе нужно думать о детях, а не встречаться с детьми.
– Она не ребенок, мам. Она достаточно взрослый, мудрый человек.
– Хорошо, хорошо. Возраст в наше время действительно уже не главное… Ну а ее болезнь?
– Джина не больна.
– Ладно, ее недуг? Ты с этим справишься?
У меня болезненно сжимается сердце.
– Мам, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
– Эдриан, я просто хочу быть уверена в том, что ты осознаешь, на что идешь. Я прекрасно знаю, каково это жить с инвалидом. Вспомни своего отца. Это непросто жить с человеком, который нуждается в тебе больше, чем ты в нем. Поэтому я хочу убедиться в том, что ты справишься и не искалечишь до конца жизнь девушки.
Выдержав небольшую паузу, за которую я уже успела посчитать количество тревожных ударов сердца, Эдриан отвечает:
– Я люблю ее, мам. Люблю. И ты даже не представляешь насколько сильно.
Слезы полились одна за другой, а по телу пробежала приятная дрожь, даруя тепло.
– Тогда я искренне счастлива за вас, – говорит Элеонор. – Береги ее.
Эдриан и Элеонор возвращаются и обнаруживают меня сидя на том же самом месте, где мы изначально вели разговор. Интересно, по моим пылающим щекам можно догадаться, что я только что проделала марафон от кухни до гостиной, в страхе, что меня заподозрят в наглом подслушивании?
Как же мало прошло времени с моей аварии, а я уже успела возненавидеть весь мир и оттолкнуть от себя все проявления жизни, с таким же отвращением, как в метро ты отталкиваешь пьяного бродягу, что уселся рядом с тобой, положив голову на твое плечо. А потом я успела полюбить этот мир, принять его и себя. И до этого дня, наверное, я полагала, что на этом трудности моего бытия закончены, но оказалось, что принять себя – это еще не все, теперь нужно, чтобы тебя приняли другие. И я могу понять Элеонор, которая беспокоится за Эдриана. Каждая мать хочет видеть рядом со своим сыном роскошную женщину, под стать ему. И после того, что я услышала несколько минут назад, я уже не могла спокойно сидеть на месте. Да, ее последней фразой было «Я счастлива за вас», и сказала она это с той же присущей ей чистосердечностью, но, несмотря на это, в ее мягком, нежном тоне проскальзывали нотки сомнения и предостережения. Она сейчас смотрит на меня, что-то вновь рассказывая о своей жизни, а в глазах ее я вижу разочарование. Как же больно осознавать, что я не являюсь той, которую она желала, той которую она бы с радостью приняла. Я обращаю свой взгляд на Эдриана, а он смотрит на меня в ответ с той же любовью и проникновенностью.
Я выдыхаю с небывалым облегчением, когда мы, наконец, прощаемся с Элеонор и трогаемся с места, но оказывается, на этом «приключения» не заканчиваются, Эдриан вновь затевает какой-то сюрприз, куда-то везет меня, но я уже не в силах нападать на него с вопросами, поэтому я послушно сижу, раскинувшись в пассажирском кресле, и наблюдаю за дорогой, с трудом сдерживая волнение. Мы едем по дороге, по бокам которой могучей стеной растут деревья с мшистыми стволами, солнце пробивается сквозь острые темные ветки и листья. Близится закат.
Эдриан останавливается у дома, затерянного в глухой, непроницаемой чаще.
– Что это за место? – испуганно спрашиваю я, оглядываясь вокруг.
– Ты не пугайся, это не логово маньяка. Я привез тебя сюда, в это место, потому, что для меня оно очень много значит. Этот дом построил мой отец. Он с рабочими трудился с раннего утра до поздней ночи, чтобы мы с мамой, переехав из Монтреея в Льюис, уже могли спокойно въехать в этот дом и жить, видя окружающую красоту. Мама всегда мечтала о доме вдали от цивилизации, и отец претворил ее мечту в жизнь. Мы здесь жили некоторое время, до его болезни. Нужно было постоянно ездить на обследования, процедуры, а порой приходилось вызывать врача ночью на дом, когда отцу становилось хуже, а сюда добраться очень непросто. Поэтому мы и переехали в тот дом, где живет сейчас мама.
В этом доме мы остановились на два дня. И эти два дня были преисполнены любви и нежности. Мы вставали с первыми лучами солнца, бродили по лесу, собирая ягоды, которыми можно было украсить оладьи, что мы с Эдрианом готовили на завтрак. Днем нас ждала прогулка до озера, в ходе которой мы любовались удивительными растениями, что растут в этой молчаливой обители. Вернувшись с прогулки, мы исследовали каждый уголок дома, Эдриан делился своими воспоминаниями из детства, а вечером вновь вдвоем проводили время на кухне, вместе готовя ужин (я научила его готовить бириани с овощами и соусом карри. Это блюдо обожает делать моя мама, а рецепт ей поведала моя бабушка, которая провела несколько недель в Индии, на лечении у местного знахаря, и вернулась одухотворенная и с толстой тетрадкой записанных наспех рецептов местной кухни, среди которых и красовался бириани), а после следовала длинная-длинная ночь…
Глава 29
Проходят недели. Дни, бедные на развлечения, мы с ребятами разбавляем совместным времяпрепровождением: то в баскетбол сыграем, то фильм посмотрим, то наведаемся в столовую и уговорим одного знакомого повара, чтоб тот пожарил нам пару блинчиков из муки, потому что у нас был праздник – Мардж прислала Брису письмо! Он был таким счастливым, а вместе с ним и мы. В письме она написала, как сильно скучает по нам и что скоро обязательно приедет в гости, как только пациентов в ее птичьем госпитале станет чуть поменьше.
Также я решила не терять зря время и начать готовиться к поступлению, ведь за месяцы лечения, пропадания в больницах и реабилитационном центре я начала немного забывать тот материал, что пригодится мне на экзаменах. Я поручила Фелис отправиться в ближайший книжный магазин и купить мне несколько книг по философии, литературе и высшей математике. Измотанная после процедур, я каждый день возвращалась в свою комнату и занималась по несколько часов. Хотя я с трудом могу назвать то, чем я занималась, «занятием», скорее сюда больше подходит слово «пытка».
Да, я сама не могу поверить в то, о чем думаю, но подготовка к экзаменам для меня становится настоящей пыткой, хотя совсем недавно учеба доставляла мне истинное удовольствие. Я начинаю читать определенный параграф, сначала вроде все идет хорошо, я улавливаю суть, но затем на меня обрушивается громоздкая усталость, и я теряю тягу к изучению чего-либо. Я вижу буквы, но они растекаются по страницам, я забываю каждое новое слово, которое мне удается прочесть, а еще через несколько мгновений я и вовсе забываю, какую книгу читаю и зачем вообще я ее взяла в руки. И ко мне вернулась моя старая, вредная знакомая – головная боль. Она настолько сильная, что кажется, будто кто-то беспрерывно бьет мне булыжником по голове. Я чувствую, как слова врезаются острыми лезвиями мне в мозг, вонзаясь так глубоко, что больно даже веки сомкнуть. Я не могу сосредоточиться ни на чем, и меня это очень сильно пугает. Раньше такого со мной не было. Да, после автокатастрофы у меня были головокружения, боль, бессонница, но при этом я могла читать, что-то запоминать, а сейчас…
