Санин Евгений - Чудо - из чудес
Вечность — миг…
Так и пролетел-протянулся этот предсвадебный день.
Стас, отдыхая, лежал на кровати — Горбуша уже перелетела с карниза на ее дальнюю, по-деревенски высокую спинку, и перебирал все его подробности…
С коттеджей все поехали домой, обедать.
— Ну, как тебе твое свадебное платье? — первым делом спросил он у Лены.
— Если бы Горбуша могла разговаривать, то наверняка бы сказала «кар-рсота!», а может, и вообще лишилась дара того, что умеет говорить! — ответила она.
— А Вике как?
— Как-как? Никак!
— То есть?
— А она его еще и не видела! Разве я могла пустить ее на примерку? Я даже маму стесняюсь… И вообще она мне столько «радостей» наговорила… Да нет, я серьезно говорю: ведь если на человека возводят напраслину, осуждают, клевещут, то, я слышала, с него снимается множество грехов. Те люди частично берут их на себя. Отчего после такого не порадоваться за свою душу? Ну и, естественно не помолиться о тех людях, как о своих благодетелях? Даже если они некрещеные и недовольные! — поджала губы Лена.
— И чем же она недовольна? — уточнил он.
— А тем, что мой папа даже не полковник. И вообще сидел… Что мама простая медсестра. К тому же не умеющая, потому что не желающая, делать аборты. Обвинила меня в том, что я выдала ее тайну избавиться от ребенка. А ведь я обещала только Ване ничего не говорить! Про тебя же и речи не было! Жаловалась на то, то ей придется из-за нашего венчания целых полдня лишних торчать (конец цитаты) в Покровском, причем, сидя дома в четырех стенах.
— Она что, завтра не пойдет в храм? — удивился он.
— Нет, конечно. И вообще она недовольна, как мне кажется, — всем! Даже «Лексусом» — потому что у Ника машина лучше. И раз в десять дороже. И еще бронированная. Как будто на нее кто собирается покушаться…
Потом за обедом Ник, который, как оказалось, не упускал ни единой мелочи, поинтересовался у него: что там за полубредовое изобретение он ему предлагал по телефону.
— А-а, мыслефон? — вспомнил Стас и вкратце рассказал идею своего нового изобретения, которое, впрочем, давно уже было ему не интересно. Ведь у него теперь — Ленка!
Однако не успел он досказать этого, как началось самое горячее обсуждение мыслефона.
Виктория была просто в восторге:
— Стас, — воскликнула она, закатывая глаза. — Да это же — как минимум международное признание, огромные деньги и Нобелевская премия. А как максимум — власть над крупным бизнесом и… даже над всем миром!
Ваня тоже поначалу признал идею.
Сказал, что в разведке такой мыслефон очень бы пригодился, чтобы издали, совсем без людских потерь, узнавать все стратегические и тактические замыслы врага.
— Впрочем, — подумав, нахмурился он. — Это же и они тогда будут знать о нас все. Это ж какие тогда будут потери! Не-ет, лучше его вообще тогда не надо!
Будко-старшему прибор очень понравился: с ним было бы легче защищать лес и реку от браконьеров.
Будко-мама сказала, что все это баловство.
И вообще, лучше бы все ели, а то обед стынет.
Лена — «Стасик, ты только не обижайся!», — предупредила она — возмутилась, что такой прибор просто предательство по отношению ко всем влюбленным, так как он будет выносить на свет самые нежные, самые тайные и глубокие чувства… Которые, кроме двоих, не должен знать больше никто!
А итог, словно на совещании директоров своих заводов и фирм, привычно подвел Ник.
— Идея, конечно, хороша: смела, перспективна, оригинальна, — одобрил он и тут же значительно поднял указательный палец. — Но… Господа! Тогда сразу рухнет весь большой бизнес. Никто уже не сможет обмануть друг друга. Абсолютно прозрачно и честно теперь ведь почти никто не работает. И что начнется тогда? Даже в преферанс и то уже не сыграешь! Противник будет знать каждый твой следующий ход! Так что Ваня прав, давай запрячем твою идею подальше в стол, пока ее не нашел кто другой… А то лучше даже черновики сожжем!
— Да я и так ее уже запрятал, забыл, сжег! — сказал, наконец, Стас. — И даже если бы захотел, то изобрести такой прибор не сумел, потому что это просто технически невозможно! Не говоря уж о духовных и моральных аспектах!
Разговор-спор сменило дружное постукивание ложек о дно тарелок.
Все отдали должное кулинарному таланту Будко-старшему, приготовившему, пока они ездили на коттеджи, настоящую рыбацкую — тройную уху.
И только на лице Виктории осталось хитроватое выражение.
Кто-кто, а она не собиралась забывать то, что услышала за этим столом.
Миг — Вечность…
Вечность — миг…
Потом Стас примерил перед сновавшим вокруг него портным свой свадебный костюм.
Он оказался ему точно впору.
Вместе с Леной сходил к дяде Андрею, который, и правда, просто чудесным образом снова превратился в богатыря.
Они заказали ему клетку для Горбуши.
И пошли в дом Стаса.
Был уже вечер.
Паломник уехал, оставив на столе еще баночку с брением — судя по всему, вновь, перед отъездом, ходил на могилку отца Тихона.
Стас с благодарностью положил ее в свою сумку.
Больше в дом сегодня никто не приехал.
И тогда он предложил Лене остаться на ночь, разумеется, в его комнате, а сам ляжет в родительской.
Но та только ужаснулась:
— Да ты что? Представляешь, что подумает обо мне мама?
— А что тут такого? Мы ведь уже муж и жена! — даже слегка обиделся он.
— Но еще не венчаны! — погрозила ему пальчиком Лена и счастливо прищурилась: — Надо же — я твоя жена. А ты мой муж. Прости, Стасик, меня, как поэт и будущий писатель, но ни один самый великий поэт и ни один самый знаменитый писатель не смогли создать слов лучше, чем эти…
— Так почему ты тогда не остаешься? — проворчал он.
И Лена, очевидно, чтобы отвлечь его от этой опасной темы, попросила объяснить ей, как пользоваться диктофоном-плеером, на какие кнопки в случае надобности нажимать.
Он показал.
Хотел вернуться к прежнему разговору.
Но Лена спросила, а как он собирается называть свой будущий исторический роман.
— «Вечный миг», — буркнул Стас.
— Как? — словно плохо слышала, а не видела, переспросила Лена, крутя в руках диктофон.
И он повторил:
— Собственно, это только первая книга из задуманных пяти романов с продолжением о двухсотлетней судьбе потомков главного героя и их поисках Истины. От второго века до Рождества Христова до середины первого века. Она должна называться «Небесный якорь или Апостол». А вся серия, как мне думается — православной эпопеей «Вечный миг!»
— Красивое и емкое название, — одобрила Лена и стала упрашивать приоткрыть ей хоть немного из того, что он уже успел продумать.
Ну, хотя бы самое начало…
Стас пожал плечами и, постепенно увлекаясь, стал рассказывать о благородном неудачнике капитане Сизифе, надменном двуличном Ахилле, ветреном подлеце Юнии, несчастной красавице Элии, ловком, коварном Янусе, мудром, а точнее — боговдохновенном Апостоле…
Конечно, как сразу предупредил он, было бы величайшей дерзостью с его стороны писать о каком-либо конкретном апостоле. Поэтому он нашел выход. Точнее, крест-мощевик подсказал его. Сделать собирательный образ и писать, максимально следуя данным из жизнеописания всех апостолов. Но география и некоторые исторические данные подсказывают, что все-таки главный герой этой книги — ближе всего к Андрею Первозванному…
Пару раз Лена прерывала Стаса.
Зачем-то, извиняясь, просила показать еще раз, как действует плеер и диктофон.
Он машинально объяснял и, увлекаясь все больше, говорил, говорил…
Пока не позвонил телефон Лены.
— Мама! — ахнула она. — Все, я побежала!
И глядя на его лицо, ласково сказала:
— Ничего, завтра доскажешь!
— Завтра некогда будет! — берясь за свою куртку, чтобы проводить Лену, напомнил он.
— Ну, послезавтра, на третий, пятый, десятый день, месяц, год, век! У нас ведь с тобой теперь впереди — целая вечность! Ну что перед ней одна-единственная ночь? Тем более, последняя…
Миг — Вечность…
