Громов: Хозяин теней. 2 - Екатерина Насута
Он замолчал и, сорвав травинку, сунул в зубы.
Мне вот и сказать нечего.
Сидим.
Поезд на старом месте.
И помощь не спешит приходить. Нет, какой-то там прибыл, но малый, и он же отбыл, а вот чтоб по-настоящему… ощущение, будто о нас всех проще забыть, чем спасать.
— Еремей сказал, что сегодня точно подмога приедет… из синода и так-то… целители. Ну и вообще… мертвяков заберут. Так-то их он там, — Метелька махнул куда-то вперёд, — поклали… я думал пойти, да… Матрёна злая.
— Не злая.
— А ты не слышал, как она на Еремея шипела, чтоб он нас в другой вагон отвёл, а лучше вовсе, к кострам. Мол, мы привычные, нам на свежем воздухе ничего-то не сделается. Одна лишь польза будет.
Это да.
Воздух, чуть морозный, словно намекавший на близость осени, пробирался под шинель. И это хорошо. Липкий пот, застывший на коже слоем жира, вымывался этим холодом. Да и вся прочая дрянь, которой пропитались вагоны.
— И пока на неё генерал не рявкнул, не успокаивалась… мол, в купе тесно и детям даже присесть некуда, и вовсе нехорошо, когда за одним столом с нами, считай. Вот как спасать, так мы годные, а как за один стол…
— Обижаешься?
— А ты нет?
— Не знаю, — честно сказал я. — Я пока не очень разобрался, но глупо это как-то на Матрёну обижаться. Она не особо умная.
— Зато язык без костей. Она тебя байстрюком обозвала. А про меня сказала, что на мне клейма нету…
Да уж.
Надо и вправду переговорить с Еремеем, пока чего похуже не вышло. Я вон и на лагерь, что разбили близ конца поезда, согласный. На чистом воздухе точно приятнее, чем там вот.
Туман, выбравшийся из леса, колыхался где-то совсем рядом…
— Можно? — из вагона выглянул Серега и сонно потянулся. — Я просто услышал, что вы ходите…
— Матрёна искать будет.
— Не будет. Она поспать любит, — он спустился и снова потянулся. — Ощущение такое… неприятное… как будто внутри воняет чем-то, а чем — не разберёшь.
— Это тень. И та дрянь, которую в вагон вылили, — поделился я. — Залезай. А то застудишься, Матрёна тогда точно нас живьём сожрёт.
— Она хорошая. Просто не очень умная, — Серега не заставил себя уговаривать и нырнул под шинель. — Пряник будете?
— Будем, — ответил за двоих Метелька. И пряник, притащенный Серегой, честно разделили на троих. — А ты знаешь, чего дальше-то?
— Дальше? Вчера нарочный был, документы там забрал, приказы и прочее. А сегодня прибудет следственная группа. Их ждали. Но они сделают, что Алексей Михайлович скажет. Если с егерями и собаками, то по следу пройти попробуют. Хотя Алексей Михайлович уверен, что смысла особого нет. Он полагает, что если и была стоянка, то временная. И её давно покинули. А может, вовсе где-то рядом просёлочная дорога…
Наверняка.
Машины нужны. Это кажется, что деньги — бумага, но весит бумага прилично. А значит, на горбу своём далеко бы не упёрли. Про золото вовсе молчу. Так что или подвода, или машина, но была бы. И скорее второе, чтоб не догнали.
— Покойников заберут. Пострадавших тоже. Рабочие починят насыпь. И мы поедем дальше.
Звучало охренеть до чего оптимистично.
— Дед сказал, что поговорит с Еремеем, чтобы тот меня учить взялся, — Сергей поёжился и сказал: — Страшный он.
— Дед?
— Еремей Анисимович… он как глянет, так у меня прямо сердце в пятки уходит. И зачем? Я ж всё равно артефактором буду.
— Ну… знаешь, артефактор или как, а умение дать в морду, оно никому не повредит, — веско ответил Метелька, ссыпая в горсть крошки от пряников.
А после в рот закинул.
Так мы и сидели, пока совсем не рассвело. Сперва ожил лагерь, там, вдалеке. Зашевелились люди, появились тёмные фигуры и огни, которые держали ночь напролёт, вспыхнули ярче. Следом уже, одёрнувши шторку, заменившую стекло, высунулась из окна Матрёна.
— Ах вот вы где! — сказала она громко. — Совсем страх потеряли, ироды… застудите дитя! Сергей Аполлонович…
В общем, день шёл своим чередом.
Пришлось подниматься, но в вагон я не пошёл. Остался на насыпи. Сперва просто стоял, свыкаясь с телом наново. Потом попробовал размяться. Осторожно. Очень медленно, но хоть как-то. И Метелька помогал. Он же принёс и завтрак — котелок пшёнки, пахнущей дымом. Каши, правда, было две ложки, но и то хорошо. Ели вдвоём, зачерпывая недоваренную, комковатую пшёнку пальцами.
— Думаешь, возьмёт его Еремей? — поинтересовался Метелька, щурясь. И пальцы облизал. — Вкусно… жаль, что мало. Но ничего… если поезд будет, то и провизии подвезут.
Неплохо бы.
Нет, в генеральском вагоне голод не планировался. Тут тот же запас пряников такой, что дня на три хватит, а кроме них иной всякой снеди имелось. От Матрёны вон пахло сыром и маслом — голодное Савкино тело эти запахи улавливало чётко — но нам этого не предлагали.
А мы и не просили.
— Не знаю… думаю, что надавят и никуда он не денется.
— А нас куда?
Сам хотел бы знать. Но ответа на этот вопрос у меня не было.
— Может, к деду моему отвезут. А там и видно будет…
Что-то есть у меня сомнения, что этот дед мне сильно обрадуется. Вот и Метелька тоже сомневается. Вздыхает. И предлагает:
— Пройдёмся? К кострам. Тут недалече.
И мы идём. Медленно так. Я едва-едва ноги переставляю. А через каждый десяток шагов приходится останавливаться, чтобы перевести дыхание. Старик, право слово… но до костров добрались.
Их разложили широким полукругом, отделяясь огнём от леса, который виднелся чёрною сплошною стеной. И страх людей перед тем, что скрывалось за стеной, был вполне понятен.
А людей много.
И кажется, будто кого-то узнаю… или нет? Женщины. Мужчины. Запах пота и грязи. Какие-то тряпки, растянутые на верёвках, шалаши из веток и ощущение, что так было всегда. Я Метельке и сказал. А он пожал плечами и ответил:
— Так ить… привычные. Чай, лето вон… летом многие так и живут.
— Так — это как?
— Ну, на летние квартиры выходят. Так это называется. Мне один сказывал, у которого тятька на заводе помер, что как лето, то чего за квартиру-то платить?
