По следам преступления - Матвей Наумович Медведев
Гришка-тряпичник назвал всех остальных участников «операции» по ограблению склада, добавив, что краденый материал они разделили поровну, после чего все его сообщники разъехались кто куда. Где их местопребывание — ему не известно. Между прочим, узнав, что его выдала Сонетка, Гришка-тряпичник горестно вздохнул: «Ну, ясно! Обыкновенная история. Если засыпался, то значит… шерше ля фам».
След других преступников отыскался в Ростове-на-Дону. Случилось это так. Двое из них — Копейкин и Михайлов — сидели на берегу Дона и попивали вино. Мирная вначале попойка окончилась ссорой, во время которой Копейкин убил Михайлова. Затем он привязал к трупу камень, вывез его на лодке на середину реки и бросил в воду. Предварительно он очистил карманы убитого, забрал бумажник с деньгами, багажные квитанции.
Но, думая, что все концы ушли в буквальном смысле в воду, Копейкин просчитался. На него все же пало подозрение в убийстве, а когда он явился на станцию Малороссийская, чтобы получить по документам Михайлова багаж — тюки с похищенной в Петрограде мануфактурой, то чуть было не попался. С трудом удалось ему скрыться.
В тот же день сотрудники уголовного розыска отправились арестовывать Копейкина. Дома его не оказалось. Тогда, оставив в квартире засаду, агенты пошли к его дружку Махаеву. Тот был не один. У него в этот момент находился Александров — тот самый, который значился в фотоальбоме Петроградского уголовного розыска как опасный рецидивист по кличке «Жорка».
Александров сумел убежать, спустившись по водосточной трубе, а Махаев оказал оперативникам сопротивление. Он схватил одного из агентов за горло и стал душить. Пришлось применить против него оружие. Выстрелом из пистолета Махаев был ранен. Но так как он обладал большой физической силой, то тоже бежал, воспользовавшись все той же водосточной трубой. Стрелять в него больше не стали. Важно было взять его живым, тем более что истекавший кровью преступник далеко уйти не мог.
Видя, что его настигает погоня, Махаев сдался. Был схвачен и Александров. Вечером арестовали и Копейкина. Всех троих привезли в Петроград. Там они признались, что участвовали в ограблении театрального склада.
Выяснилось и их уголовное прошлое. Так, 15 октября 1922 года они совершили ограбление склада Харьковского единого потребительского общества, сделав подкоп под стену дома. Там их добыча составила 6525 аршин разной мануфактуры. Подкоп они произвели из соседнего магазина, предварительно сняв его в аренду на чужое имя, по поддельным документам. Разработал эту операцию все тот же Гришка-тряпичник.
Так была раскрыта и обезврежена опасная шайка. Описывая операцию по ее поимке, журнал «Рабочий суд» в 1923 году писал:
«Раскрытие всех трех преступлений, совершенных в различных городах опытными ворами-рецидивистами… потребовало больших трудов и огромного розыскного опыта, так как во всех трех делах имелись лишь косвенные улики и установить общую связь между этими тремя преступлениями удалось лишь благодаря тесному сотрудничеству органов дознания и розыска Петрограда, Ростова на-Дону и Харькова».
Когда следователь в последний раз, перед тем как закончить дело, допрашивал Гришку-тряпичника, он обратил внимание на то, что лицо его время от времени подергивалось в судорогах. Он поинтересовался причиной этого.
— А как вы полагаете? — ответил Гришка-тряпичник. — Наша работа разве не нервная? Еще какая нервная! Видимо, придется после отбытия наказания, если буду жив, окончательно завязать с прошлым. Советский уголовный розыск, прокуратура расправляют, я вижу, крылышки. Это уже теперь. А что-то будет дальше? — И со вздохом закончил: — Се ля ви — такова жизнь!
Алчные души
В архиве Ленинградского городского суда есть уголовные дела, на обложках которых написано: «Хранить вечно». Что же это за дела? Может быть, речь идет о каких-то особых преступлениях, сведения о которых необходимо сохранить в назидание потомству? Ничего подобного! И тем не менее их решили оставить на вечное хранение. Пусть о них помнят наши внуки и правнуки…
Раскроем же папки, вдохнем запах старой бумаги. Уже несколько поблекли, выцвели, порыжели от времени чернила. Хрупким, ломким стал сургуч, которым скреплены приложенные к делам конверты с документами. У следователей, которые вели эти дела, не всегда имелись форменные бланки. Иные протоколы допросов и акты зафиксированы на самой обыкновенной писчей бумаге, разлинованной от руки. Некоторые листы прожжены. Папирос тогда не было, курили махорку. Тлеющие крошки падали из самокруток. Вот они-то и оставили следы на бумаге…
Перед нами уголовные дела периода блокады Ленинграда. Они сохраняются как память о незабываемых днях, которых было девятьсот. Читаешь их, и перед взором возникают затемненные дома, зенитные орудия на Марсовом поле, огороды на берегу Лебяжьей канавки, памятник Петру Первому — знаменитый Медный всадник — в защитном слое из песка и досок, трамвайные вагоны, пробитые осколками снарядов, с фанерой в окнах вместо вылетевших при бомбежках стекол, закопченное от пожара здание Гостиного двора и надписи на стенах домов: «Граждане! Во время артиллерийского обстрела эта сторона улицы наиболее опасна».
И еще вспоминается зима 1941 года, когда к страданиям людей от голода, бомб и снарядов присоединились другие, вызванные холодом, отсутствием света, воды.
Но Ленинград не сдавался. Он жил и боролся. Ему удалось сдержать натиск врага.
В том, что ленинградцы мужественно стояли все девятьсот дней осады, сыграл свою роль не только высокий моральный дух защитников города, но и строгий, в буквальном смысле этого слова революционный порядок. Его помогали наводить милиция, прокуратура, суды. В условиях фронтового города прокуратура именовалась военной, а суд — трибуналом. Вместе со всеми защитниками города их работники голодали, страдали от холода, но даже в самые тяжелые дни неукоснительно выполняли свои обязанности.
Самым тяжким злодеянием в дни блокады было хищение продуктов. Хлеб, сахар, масло, мука являлись в ту пору для ленинградцев более чем драгоценными: ведь они доставлялись в осажденный город через Ладожское озеро — по легендарной Дороге жизни, под обстрелами и бомбежкой. «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам», — писала известная советская поэтесса Ольга Берггольц.
Да, хлеб, как и все продукты питания, доставался ленинградцам нелегко, порой ценой жизни. Он был источником сил, и его оберегали более тщательно, чем золото. Подбиралась каждая крошка. И только выродок, потерявший совесть, мог протягивать к хлебу нечестную руку, красть его у своих же товарищей.
За хищение продуктов судили строго. Закон был суров. Он предусматривал жесткие меры наказания, вплоть до расстрела.
Кого и за что судили тогда?
…27 октября 1943 года милиции стало известно, что продавщица булочной Елизавета Темнова занимается спекуляцией. В тот же день, под
