Спецотдел - Андрей Волковский
Ни тени недавнего волнения. Ни следа беспокойства, одолевавшего девушку пять минут назад. Интересно, она так уверена в своём «божестве»? Или так хорошо умеет изображать уверенность?
«О, моя жрица — прекрасная актриса! — насмешливо прокомментировал подселенец. — Не так умна и не так способна, чтобы стать моим вместилищем, но лгать и притворяться умеет великолепно!»
Слово «вместилище» неприятно царапнуло Кирилла. Оно отнюдь не напоминало о партнёрстве и сотрудничестве. Скорее — об объективизации и поглощении.
«Да, рано или поздно я останусь в твоей голове один. Человеку не тягаться со мной, но от тебя зависит, как долго ты будешь оставаться собой. Я предельно честен, мальчик: я дам тебе знания, власть и возможность диктовать свои правила людям. А потом я впитаю тебя. Или сопротивляйся — и я уничтожу тебя прямо сейчас. Что ты выбираешь?»
Блондин сказал что-то насчёт того, что хочет поговорить с Алиной, а Кирилла допросят в другой комнате.
Какая это ерунда в сравнении с тем, что сказал подселенец. Кирилл пытался осознать и переварить его слова. Но не мог. Как будто ему сообщили, что через пару лет он умрёт от неизлечимой болезни. Сказанные часом раньше слова о метастазах перестали быть метафорой. Он умрёт. Перестанет существовать. Потому, что чокнутая Алина подсадила в него какую-то тварь.
Надо что-то придумать.
Надо что-то предпринять.
А этот допрос — так, ерунда.
Кирилл пожал плечами и пошёл в свою комнату.
Фридрих усадил его в кресло и насмешливо уставился на здоровяка.
— Что вас сюда привело?
Ответила красотка:
— Проверка. Давно ли тут находится Серебрякова?
— Точно не знаю. С половины девятого.
Кирилл всё ещё пытался принять свой приговор. Фридрих пытался казаться Кириллом. Но в глазах здоровяка читалась настороженность. Он видел Ряскина вчера и, судя по всему, ощущал разницу. Не та микромимика. Не те жесты. Не те интонации.
«Ты всё испортишь! Верни мне тело. Видишь же, что они подозревают…»
Подселенец не стал спорить. Велел помнить, чем Кирилл рискует, — и затаился.
— Вы говорили, что не общаетесь с Алиной? — не отставала сотрудница.
— А вот она явно захотела со мной общаться.
Кирилл сел поудобнее и, перехватив взгляд здоровяка, сказал:
— Если я кажусь вам напряжённым, то это нормально.
Признаться, что напуган.
Сделать вид, что уступаешь эмоциям.
Объяснить, что к чему.
Поблагодарить.
Следить за дыханием. За положением рук. За тембром голоса.
Я напуган, но стараюсь держаться. Я рад, что вы меня спасли — ах, если бы! Я пытаюсь выглядеть увереннее, чем себя чувствую. И это, кстати, правда.
Подселенец может лгать, может говорить правду и о своих способностях, и о возможностях и намерениях сотрудников особых органов.
Если он говорит правду и о себе, и о них, то нельзя дать им знать, что Кирилл не один. Иначе Фридриха запечатают, а он, Кирилл, погибнет как личность.
Если подселенец говорит правду о себе и врёт о возможностях сотрудников, значит, они могут изгнать Фридриха, а то и убить его — или что они там делают с такими сущностями? Но Фридрих всё равно скорее всего успеет непоправимо навредить мозгам Кирилла. То есть нужно хранить свою одержимость в секрете.
Если Фридрих блефует и на самом деле не может навредить носителю, то Кирилл ничем не рискует, скрывая его, но может пострадать, раскрывшись.
Наконец, если подселенец врёт и о своих способностях, и о способностях сотрудников, то Кирилл ничего не теряет, скрываясь, и, возможно, ничего не приобретает, раскрыв Фридриха.
Все варианты промелькнули в голове Кирилла стремительно и ярко, оставив только один возможный: скрываться, пока не будет больше информации.
Может, Фридрих и планирует его уничтожить. Но мы ещё посмотрим, кто кого переиграет.
«Твоё упорство глупо, но забавно», — заметил подселенец.
У красотки зазвонил телефон, она быстро переговорила с блондином и вышла из комнаты. Их главный подошёл к двери и несколько секунд топтался там, занятый чем-то непонятным.
Фридрих пояснил:
«Пытается выяснить, не одержим ли ты. Но меня не найти обычной проверкой».
Вскоре сотрудники ушли, забрав Алину. Та презрительно называла их идиотами, но не сопротивлялась.
Фридрих выждал полчаса и велел носителю собираться.
«Так куда мы идём?»
«Пока не знаю».
«Надолго?»
«Возможно, навсегда!»
Кирилл подхватил рюкзак, черкнул родителям записку и вышел из дома навстречу новой жизни.
Говорят, она будет недолгой, но впечатляющей.
Что ж, посмотрим.
С другой стороны. Часть 2
15 марта
…Кирилл вынырнул из воспоминаний и огляделся. Что ж, если жизнь с бомжами в коллекторе — это избранность, то она вдвойне отвратительна.
Хотя нельзя не признать, что место для того, чтобы отсидеться, Фридрих выбрал разумно. Кирилла ищут. И обычная полиция, и специальная, та, что контролирует сверхъестественную жизнь социума. Под наблюдением вокзалы и аэропорт, железнодорожные станции и междугородние автобусы, гостинцы, хостелы и больницы, университет и квартиры одногруппников.
Фридрих решил, что безопаснее всего будет пока что пожить с маргиналами. Оставаться в родном городе было небезопасно: бомжи-то вряд ли узнают в нём того, кто находится в розыске, но остаётся риск встретить на улице какого-нибудь одногруппника или соседку. Так что Кириллу пришлось пешком добираться до соседнего городка.
По пути он старался следить за светящимися полупрозрачными существами разных форм, расцветок и видов, классифицируя и систематизируя их по мере сил, но скоро перегруженный новой информацией мозг отказался вмещать свежие сведения и перешёл в режим созерцания.
На подходе к городу, на пустыре у теплотрассы, за которым виднелись двуэтажные бараки и две пятиэтажки с «Домовым» и почтой на первом этаже, они с подселенцем быстро нашли то, что нужно: обжитый коллектор с тремя маргиналами. Смотреть на них было тошно и обычным зрением, и сверхъестественным: тёмные сгустки воспалений и розовато-серые очаги инфекций вызывали дурноту и головокружение, а запах, витающий вокруг, добавлял непередаваемых ощущений.
Фридрих ехидничал и называл носителя «барышней». Кирилл не обращал внимания на насмешки, а вот антисанитарию игнорировать было куда сложнее.
Фридрих быстро убедил бомжей, что Кирилл живёт тут уже давно, его не надо обманывать, он свой. Во время первого внушения лица бомжей жутковато оплыли, словно они уснули, не засыпая. Маргиналы медленно кивали, принимая чужую волю, а после ещё пару часов были вялыми и сонными.
«Грубая работа! — недовольно заявил Фридрих. — Но с ними и так сойдёт. А мы с тобой должны
