Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…

Приложение № 6

(к стр 44)

Носарь был одной из самых выдающихся фигур «Освободительного Движения» 1905 года. «Хрусталев» была его революционная кличка. Он был родом из Полтавской губернии, по образованию, если не ошибаюсь, инженер. Носарю принадлежит идея и организация «всероссийской политической забастовки». В октябре месяце 1905 года вся жизнь огромной Империи остановилась: стали все фабрики и заводы; железные дороги, почта, телеграф; стали трамваи, электрические станции, подававшие свет, водопровод; закрылись магазины, аптеки, больницы, даже в суд врывались осатаневшие адвокаты, требуя, чтобы и правосудие забастовало! Наконец, прекратили выходить газеты. На всем пространстве «шестой части суши» выходил… один «Киевлянин». И при всем том все это вовсе не обозначало, что действительно вся страна объята «освободительным порывом». Но прекрасно организованное революционное меньшинство подчинило себе большинство из «мирных тружеников», застигнутых врасплох, и провело всеобщую забастовку при помощи психического и физического террора. Как бы там ни было, но эта всероссийская забастовка оказалась настолько сильнодействующим средством, что Петербург сдал; и была октроирована «в сущности, конституция»,[51] что, по мнению графа Витте, призванного к власти, должно было сразу успокоить страну.

На самом же деле манифест 17 октября, который революционеры учли как несомненную свою победу, только подлил масла в огонь. Революция с этой минуты яростно бросилась на штурм «Исторической России». Штурм на сей раз был отбит совместными усилиями войск, еще недостаточно тогда развращенных, и народных низов, возмущенных революционными деяниями. «Низовые» контрреволюционеры при сем случае расправились по-своему с русско-еврейской революционной интеллигенцией.

Однако последующая судьба человека, заварившего эту кашу, то есть организовавшего всероссийскую забастовку, показывает, что его психика значительно отличалась от морали и чувств его товарищей по революции. «Официально» Хрусталев-Носарь был председателем «Совета Рабочих Депутатов», учреждения, которое в мутные октябрьские дни 1905 года являлось революционным правительством, уже сформировавшимся рядом с Императорским правительством. Было время, когда неизвестно было, кто кого арестует, граф Витте — Носаря, или Хрусталев — премьера. Но, наконец, глава Российского правительства решился и арестовал «Совет». Хрусталев-Носарь был предан суду по обвинению в устройстве «вооруженного восстания». Это обвинение грозило смертной казнью.

Однако после объяснений Носаря сам прокурор (случай редкий) взял обратно свое обвинение «в вооруженном восстании» и стал обвинять по другой, более мягкой, статье. Носарь сумел доказать, что он искренне не хотел крови и «вооруженного восстания» не затевал; что он организовал лишь «всероссийскую забастовку», которую рассматривал как мирное средство заставить правительство вступить на путь реформ. Но откуда же все-таки взялось первоначально выдвинутое прокурором обвинение в «вооруженном восстании»? А вот откуда.

Хрусталев был Лениным 1905 года, если не по внутренней психике, то по внешней роли своей. Но кто же был при нем на роли Троцкого? Да он самый: Бронштейн. Да, Троцкий-Бронштейн в 1905 году занимал должность «товарища председателя Совета Рабочих Депутатов» и был, значит, после Хрусталева-Носаря второй персоной в революционной бюрократии. Носарь был арестован раньше, чем другие «советчики». Они еще успели собраться на заседание, и вот на этом заседании председательствовавший Троцкий-Бронштейн провел резолюцию: приступить к вооруженному восстанию. Носарь сумел доказать, что он не только не участвовал в проведении этой резолюции, но всегда боролся против «вооруженного» уклона. А как Носарь относился после этого случая к самому Бронштейну, будет видно из дальнейшего.

Носарь был присужден к ссылке, откуда бежал, как полагается, за границу. Он прожил в эмиграции несколько лет, но когда началась мировая война (точнее в 1916 году), он, как и некоторые другие, захотел принять участие в войне «за Россию». И на этой почве, кстати, «помириться с родиной». В один прекрасный день он приехал, так сказать, «на великодушие правительства». Не знаю, по какой причине правительство не проявило великодушия и вместо того, чтобы отправить его на фронт, как он этого желал, посадило его в тюрьму. Из тюрьмы его освободила февральская революция 1917 года. Ему предлагали стать во главе «движения», но он очень скоро рассмотрел «отвратность» происходящего, совершенно отстранился от «большой политики» и уехал к себе на родину в Переяславский уезд. Но здесь его не оставили в покое. Его сейчас же избрали председателем уездной земской Управы. В этой должности снова блеснули его совершенно незаурядные организаторские таланты. В то время, как керенщина гуляла по лицу матушки-России, у дезорганизовывая все и вся (а в наших краях общерусскому разложению еще деятельно в этом помогала украинская ржа), у Хрусталева-Носаря в его «Переяславской Республике» было благорастворение воздухов и изобилие плодов земных. В Киев доходили фантастические слухи о полном порядке, царящем под управлением сего бывшего забастовщика. Будучи сам чистокровным хохлом, он презирал Украинскую Раду, являвшуюся преддверием открытой измены и немецкого «оккупательства». Он совершенно от украинских властей предержащих эмансипировался. Он правил в Переяславе, «как русский над русскими». Но все невечно под луной революции, в конце концов и Носарь ушел со своего диктаторского поста и переехал в Киев.

Я познакомился с ним летом 1918 года по его инициативе Он был тогда приблизительно наших политических воззрений. Да, глава революции 1905 года говорил о конституционной монархии и был подлинным русским националистом. Все это проснулось в нем, когда он увидел революцию не в мечтах, а поданную аи naturel Он совершенно разочаровался в своих бывших товарищах и с особенным презрением говорил о Троцком-Бронштейне. Он считал его форменным негодяем; утверждал, что в 1905 году, то есть когда он состоял его, Носаря, товарищем по должности председателя Совета Рабочих Депутатов, Бронштейн одновременно служил в департаменте полиции в качестве секретного сотрудника, и что по наущению сего последнего Бронштейн провел резолюцию о «вооруженном восстании», дабы прокуратура могла требовать высшей меры наказания. Затем, по словам Носаря, Троцкий перешел на немецкую службу и во время войны был платным агентом германского генерального штаба. Все это и еще многое другое, чего не помню, Хрусталев-Носарь изложил в брошюре под заглавием «Как Лейба Троцкий-Бронштейн расторговывал Россию».

«Лейба» заплатил своему бывшему соратнику за эту брошюру. Как известно, в начале 1919 года большевики захватили край, изгнав Петлюровскую Директорию А в августе этого же года Деникин временно освободил Малую Россию и от большевиков, и от петлюровцев. Но мы не застали уже в живых Хрусталева-Носаря. Коммунистические палачи долго охотились за ним и наконец поймали и убили. Легенда прибавляет, что заспиртованная голова Носаря была послана в Москву «Лейбе» в знак исполнения его велений.

Это, конечно, легенда. Но жизнь этого незаурядного человека могла бы быть нитью для интересного и правдивого романа, который, видимо, для всех связал бы две эпохи, внутренне неразрывно скованные, то есть «освободительное движение» 1905 года и революцию 1917-го.

Приложение № 7

(к стр 44)

Мнение, что евреи были «спинным хребтом» «Освободительного Движения», разделялось всей патриотической Россией. Таков же был взгляд Государя. Его Величество в этом случае очень верно учитывал пульс своей страны; мысли монарха не разошлись с чувствами людей, оставшихся Ему верноподданными, несмотря на огорчения Японской войны, и в этом, конечно, зарыт секрет, почему удалось отбить революцию 1905 года.

Мнение Царя по этому поводу очень ярко выступает в письме от 27 октября 1905 года, письме, написанном Государем своей матери Императрице Марии. Вот выдержка:

«В первые дни после манифеста[52] нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла.

«Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/ю из них жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда — старая, знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам: инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил…» [53]