Василий Шульгин - Что нам в них не нравится…

Не желая больше подвергать себя случайностям, я достал гражданское платье и вечером пошел на митинг. Громадная толпа народа все на той же Театральной площади, где утром я подвергся незаслуженным оскорблениям, стояла и слушала речь оратора. Сначала я ничего не понимал. Говорилось не об умиротворении, не было призыва к дружной работе, напротив, оратор призывал к борьбе, к разрушению. При громе рукоплескании сошел он. Я протиснулся вперед, желая разглядеть нового оратора, который, жестикулируя, с неправильным выговором начал свою речь словами «Долой Самодержавие». Акцент выдавал его еврейское происхождение, хлесткая площадная ругань висела в воздухе. Полилась безумная речь, с оскорблениями Царя и его Семьи. А русские люди слушали, и ни один не сказал ему ни одного слова в ответ. Да что же это, кошмар, или я схожу с ума? Да чем досадил ему Царь, не Царь, как правитель, а как личность, ибо он ругал Его как личность. Или, думалось мне, теперь высшая гражданская доблесть — ругать всех и вся, как сапожник? Неужели, думал я, если я подойду к оратору и буду также поносить его такой же бранью, то толпа вся захохочет и зааплодирует мне. И никто из его друзей, приятелей не смеют за него вступиться. Неужели теперь в этом-то и заключается свобода слова. Так в этом то и есть тот прогресс, от которого мы отстали!

Дальше он кричал, надрываясь, что надо вооружиться и идти бить всех, всех без исключения казаков, полицейских и военных. Но речи его мне не суждено было дослушать. Кто-то крикнул полным ужаса голосом: «Казаки». Раздались беспорядочные выстрелы, толпа шарахнулась и побежала в разные стороны. Но раньше всех исчез с пьедестала оратор. Скоро вся площадь опустела, а казаков я и не видел, тревога была ложная.

Грустно возвратился я в гостиницу. Вот так праздник, вот так поликовал! К чему же национальные флаги на домах, какою злою иронией казались они. По дороге я купил кучу газет, думая в них найти что-либо отрадное, не найдя его на улицах. Но что это? Ни одна не говорила о спокойствии, о созидательной работе. Все призывали к борьбе, к вооруженному сопротивлению. Все дышали ненавистью к администрации, полиции и войскам. Самые нелепые заметки всех случайных, полуграмотных и других корреспондентов, все, что могло волновать общество, все это помещалось в них. Целые страницы были заполнены самыми невероятными, наглыми происшествиями, где всем фактам давали окраску, которая могла лишь вызвать негодование. За ложью, за подчеркиванием, за умалчиванием дело не стояло. Особенно ясно мне стало это потом, когда я, прожив почти неделю в Москве, и многих манифестаций и происшествий быв свидетелем и очевидцем, не узнавал их в газетах.

Да что же это творится, кому нужно все это? Почему пресса, которая должна быть благородной, которая должна быть беспристрастной, которая сама кричала «Не надо нам лжи, довольно нам бы по ее, довольно тьмы и неправды, пусть правда, одна правда воссияет!» — между тем сразу же исподличалась и начала умалчивать и подчеркивать, давать лишь окраску, возбуждающую страсти, и даже просто врать.

Но скоро мне и это стало понятно, когда, наконец, редактор «Нашей Жизни» в беседе с Витте открыл карты и прямо заявил, что пока не выполнят их домогательств, до тех пор пресса будет волновать общество. Нечего сказать, хорошее орудие борьбы выбрали они, думалось мне. Упрекая власть во лжи, что они в темноте, пользуясь своим авторитетом, держали общество и управляли им, пресса точно такое же орудие выбрала и сама. Теперь, когда более всего прислушиваются к голосу печати, когда она, благодаря свободе, стала авторитетна, они держат общество в темноте они так же лгут и волнуют его. И опять страдающим элементом является общество и народ.

Приложение № 4

(к стр 44)

Летом 1906 года в губернском городе Житомире под председательством графа Олизара (члена Государственного Совета) состоялся съезд волынских землевладельцев, русских и поляков, крайне обеспокоенных революционно-грабительским уклоном Первой Государственной Думы. На съезде выступили докладчиками прибывшие из Петербурга члены Государственной Думы от Волыни По их рассказам, в столице царит растерянность и фактическими хозяевами являются кадеты с Винавером во главе. Роль последнего депутатами обрисовывалась настолько значительной, что во время прений выступил один из присутствующих русских помещиков (это был автор сей книги) и поставил вопрос. «Кто же, наконец, правит Россией в настоящее время Государь Император Николай Второй или его величество Винавер 1-й?» Эта резкая фраза имела успех, а вопрошаемые депутаты ответили «Пожалуй, скорее, Винавер 1-й».

Из вышеизложенного ясно, как представлялась русской провинции, измученной заушениями «освободительного движения», заушениями, производимыми в наших краях главным образом еврейскими руками, как представлялась роль одного из виднейших русских политических евреев М. М. Винавера. Была ли она, действительно, так значительна, сейчас об этом судить трудно..

Но вот что несомненно: Винавер, мостясь «на всероссийский престол», то есть играя выдающуюся роль в русских делах, одновременно оставался «вождем еврейства», что ясно из нижеследующей заметки.

Центр Комиссия еврейского национального фонда обратилась с воззванием по поводу увековечения памяти скончавшегося год тому назад М. М. Винавера. Ввиду того, что в последнее время Винавер проявил свое активное участие в палестинском правительстве, комиссия заявляет.

Прекрасной данью памяти покойного будет поэтому увековечение его имени в Палестине и, в первую очередь, внесение его в Золотую книгу Еврейского возрождения Пусть к перечню лучших еврейских имен, увековеченных в этой исторической книге, будет причислено л имя одного из лучших вождей русского еврейства.

Мы обращаемся с призывом — принять участие в открываемой подписке на внесение имени М. М. Винавера в Золотую Книгу Ев рейского Национального Фонда.

Центральная комиссия Еврейского Национального Фонда во Франции

На основании сего допустимо поставить такой вопрос Если в Палестине поселится русский, который вместе с тем «проявит свое активное участие» в русском правительстве в России, то сможет ли такой русский стать во главе одной из влиятельных еврейских партий в Палестине? Другими словами: почему чистокровные евреи могут быть одновременно и евреями и русскими, но еще не было на свете русского по крови, который утверждал бы, что он настоящий русский и он же еврей? За что такое «неравноправие»?

И во всяком случае, русские должны помнить: когда евреи типа Винавера распоряжаются русскими делами, то такие «действия» всегда нужно пропускать через призму сознания, что они совершаются «одним из лучших вождей еврейства», а не «русским гражданином» tout court, как в этом нас силятся уверить.

Приложение № 5

(к стр 44)

Говоря об аграрном вопросе в 1-й Государственной Думе (кажется, это было именно в Думе, но, может быть, — на каком-нибудь «Съезде»), Герценштейн произнес неосторожное слово, которое ему стоило жизни, В то время «освободителям» удалось поднять в некоторых губерниях волну так называемых «аграрных беспорядков», то есть попросту волну погромов помещичьих усадеб. Погромы эти иногда сопровождались насилиями и убийствами, но еще чаще заканчивались поджогами. Как факелы Нерона, пылали эти «дворянские гнезда», из которых вылупилась вся истинная культура России. «Освободители» 1905 года очень хорошо понимали, что даже в малокровном своем состоянии (а бедность голубой крови белыми шариками уже ясно обозначилась в начале XX века) поместное землевладение все же составляет один из оплотов Исторической России. И поэтому они вполне сознательно натравили подпавших под их влияние «камаринских мужиков» на «господ», дразня первобытную мужицкую жадность запахом земли и грабежа. При этом, конечно, происходило немало «раздирательных» сцен, когда уничтожались эти островки цивилизации разнуздавшимся морем дикости: ведь, помимо культурных сокровищ, сколько в этих пылающих усадьбах сгорало лично дорогого, с детства любимого и никогда не возвратимого. Были эпизоды и просто «батального рода». Один такой «иллюминованный помещик» рассказывал мне, как он «отступал» из своего родного дома через свои собственные поля. Вместе с сыновьями и «верными слугами» они, прикрывая женщин и детей, залегали за каждой полевой межой и огнем карабинов и охотничьих штуцеров удерживали разъяренную толпу науськанных революционерами мужиков. Черный вихрь дыма, закрывая полнеба, мутил солнце, а рокот пылающей усадьбы вторил ружейной трескотне. Вот такие сцены Герценштейн назвал в своей речи «иллюминациями». Слово это болезненно прокатилось по всей России. Надо принять во внимание, что многие прекрасно поняли: то, что для одних тяжкая трагедия, глубокое горе и несчастье, то другим (то есть «освободителям») доставляет явную или плохо скрытую радость. В результате Герценштейн был убит кем-то из-за угла. Кем, не удалось установить, но в причине, толкнувшей убийцу на месть, не приходится сомневаться. Вслед за этим при таких же обстоятельствах был убит другой политический еврей — журналист Иоллос. Этими двумя, кажется, и исчерпывается весь список «ответных» убийств, приписываемых «черносотенцам». Но об этих двух убитых евреях российская печать кричала куда больше, чем о сотнях и тысячах в эту же эпоху убитых русских. Впрочем, этот истерический вопль принес свою пользу: политические евреи перепугались, и с той поры террор пошел на убыль.