Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши

Поскольку мы прибыли с преданным, известным управляющим ашрама, с размещением не возникло проблем, но поговорить с Бхагаваном оказалось труднее. Я хотел поговорить с ним о переживании Атмана, испытанное на высохшем озере в Гудуре, но шанса не предоставлялось – вокруг Шри Раманы всегда было множество людей. Я вынужден был довольствоваться даршаном в многочисленной толпе других преданных.

В один из дней я стал около главного колодца в ашраме. Бхагаван сидел поблизости на скамье снаружи холла и слушал группу мальчиков-брахманов, поющих отрывки из Вед. Пока я наблюдал эту сцену, мир полностью потерял свою твердую, материальную реальность. Я понимал, что все, воспринимаемое мной, – не что иное, как похожая на сон проекция. Этот опыт уверил меня, что все в мире, включая тело Бхагавана, на котором я концентрировался, было нереальным. В тот момент у меня были знание и опыт, что реальный Рамана Махарши – не это тело-сон, что я вижу перед собой, но он – бесформенный, сияющий Атман, переживание которого было испытано мной на высушенном дне озера в Гудуре. Это переживание, однако, вскоре закончилось, оставив меня в прежнем состоянии.

Я делил свое время между сидением рядом с Бхагаваном, когда он был доступен, и уединенной медитацией на горе. В ту свою первую поездку я пробыл в ашраме всего три дня, но этого было достаточно, чтобы понять, что в Бхагаване я нашел Гуру, которого искал.

Я решил изменить свою джапу с «Харе Рама» на «Харе Раману», так как чувствовал, что могу пользоваться благодатью своего Гуру, повторяя его имя. Я прочитал версию на телугу «Кто я?», купленную в книжном магазине ашрама, но в то время не почувствовал склонности к практике самовопрошания, потому что привык к выполнению джапы.

Спустя три дня я оставил свою мать в Раманашраме и вернулся в Гудур. Мне не терпелось полностью посвятить себя медитации, но домашняя атмосфера подавляла и мешала концентрации. Я решил поселиться в деревне Говиндапалли, находящейся ближе к побережью, приблизительно в пятнадцати милях от Гудура. Некоторые из моих родственников жили в этой деревне, но у них жить я не хотел. Просто нужно было тихое место, где я мог бы медитировать. Я выбрал такое местечко далеко от деревни, в милях трех от моря. Родственники помогли мне построить небольшую хижину, за которую я заплатил из своих средств.

Я перебрался в эту хижину и большую часть времени проводил в размышлении. Раз в день из деревни присылали молоко, а остальную еду я готовил сам на маленьком костре, что разводил у хижины. Я все еще сохранял привычку вставать в 3:00 и идти плавать. Иногда я плавал в резервуаре около дома, а иногда в небольшой протекавшей поблизости речке. По вечерам я часто ходил к морю и плавал там.

Местные жители были очень отзывчивы, помогая в строительстве хижины, но многие из них не советовали жить на выбранном месте, так как считалось, что там обитал злой дух. Это меня не испугало, и я приступил к своей садхане. Спустя несколько дней я услышал сильный шум, звучавший так, будто ужасный ветер вырывал с корнем все деревья в округе. Я вышел из хижины и осмотрелся. Я увидел, что стволы деревьев склонялись к земле и затем резко устремлялись снова вверх. Поскольку этому не было никакого очевидного объяснения, я решил, что тот самый местный дух пытается напугать меня. Духи безопасны, пока вы не боитесь их, но если вы испугаетесь, некоторые из них настолько сильны, что могут убить вас. Я выразил свое безразличие и вернулся к медитации.

Медитация шла очень хорошо. Постоянное повторение имени моего Гуру сделало ум очень тихим, а иногда абсолютно неподвижным. Когда это случалось, во мне спонтанно возникал вопрос: «Кто я?» И всякий раз, как будто в ответ, ум автоматически погружался в свой источник, Сердце, и испытывал блаженство Атмана. Я никогда не предпринимал специальной попытки самовопрошать. Вопрос «Кто я?» просто появлялся во мне всякий раз, когда мой ум становился свободным от мыслей.

Мое пребывание в Говиндапалли длилось около пяти месяцев. В конце того периода я тяжело заболел малярией, и меня пришлось увезти в Гудур. Обследовавший меня доктор решил, что я могу не выжить. Он оповестил об этом моих родственников, пришедших выказать мне свое сочувствие. Но я не собирался умирать. Я решил, что не умру, не повидав снова своего Гуру. Я поместил изображение Раманы Махарши рядом со своей кроватью и желал себе остаться в живых столько, сколько нужно, чтобы снова увидеть его. Я медитировал на этом портрете в течение всего этого испытания. Всякий раз, глядя на портрет, я чувствовал, что Бхагаван смеется или улыбается мне. Я убежден, что именно сила и благодать Бхагавана поддержали меня и позволили полностью исцелиться. Я оставался в постели почти два месяца. К концу этого периода меня стало угнетать очевидное отсутствие духовного прогресса [93].

Как только я встал на ноги, я сказал родным, что хочу вернуться в Тируваннамалай на даршан Бхагавана. Мать и брат пытались убедить меня, что я слишком слаб для этого, но я не желал их слушать. Разгорелись жаркие споры, и когда стало ясно, что моя семья не даст мне разрешения на поездку, я покинул ее, поклявшись никогда более не возвращаться. Уходя, я начертил три длинных вертикальных линии на дверной раме дома моей семьи. Это традиционно символизировало отказ возвращаться к данному дому. Когда мой брат наконец отчаялся убедить меня остаться, он с большой неохотой дал мне 60 рупий на неотложные расходы.

Я немедленно отправился в Раманашрам и прибыл туда во время празднования Наваратри 1949 года [94].

Второй день моего визита пришелся на Виджаядасами, последний день фестиваля. Днем я стоял перед храмом Матрубхутешвары, ожидая появления Бхагавана. Он вышел из своей небольшой комнаты, сопровождаемый Свами Сатьянандой, вошел в новый холл перед храмом и сел на каменный диван. В это время там находилось лишь несколько человек. Я подошел к Бхагавану и простерся перед ним. Когда я встал, Бхагаван пристально смотрел на меня несколько секунд. Я удалился и пошел искать место, где бы меня не беспокоили, чтобы заняться самовопрошанием. Я выбрал столб снаружи холла, напротив двери, в которую вошел Бхагаван, и сел там. Хотя я был снаружи, Бхагаван все же мог видеть меня со своего места. Вскоре я увидел, как Муруганар садится рядом с Бхагаваном. Я заметил, как в холл вошли другие преданные. Через несколько минут Муруганар вышел и сел рядом со мной. Подошли несколько других преданных и сели около нас. Я закрыл глаза и стал вопрошать «Кто я?» в поиске Атмана.

Через несколько минут я обнаружил, что исчезли все мысли, за исключением основной «я»-мысли. Тогда внутри меня спонтанно появился вопрос «Кто я?» Когда это произошло, милостивое улыбающееся лицо Рамана Махарши появилось перед моим внутренним взором, в груди справа. Было что-то вроде вспышки молнии, которая стала потоком божественного света, сияющего и внутри, и вовне. Лицо Бхагавана все так же улыбалось в груди справа. Оно было залито сиянием, как будто превосходившим неисчислимые вспышки молнии, слившиеся воедино. Счастье и радость от этого видения вызвали слезы, обильно покатившиеся по моему лицу. Я никак не мог справиться с этим. Наконец, «я»-мысль вернулась к своему источнику, внутренний образ Раманы Махарши исчез, и Атман поглотил все мое существо. С того момента сиял лишь Атман, а «я»-мысль, индивидуальное «я», никогда больше не возникало и не действовало во мне. Оно было навсегда разрушено милостью моего Гуру в его святом присутствии [95].

Я оставался погруженным в Атман, без осознания тела, приблизительно в течение трех часов. Переживание было настолько интенсивным, что, даже открыв глаза, я обнаружил, что не способен ни говорить, ни двигаться. Реализация вызвала чрезвычайную встряску нервной системы, поэтому, когда осознание тела вернулось, я чувствовал себя очень слабым.

Когда я, наконец, был в состоянии замечать происходящее вокруг, я отметил, что ничего не изменилось. Бхагаван все так же сидел на своем диване, а собравшиеся преданные вели себя как обычно. Мои слезы и потеря сознания не привлекли никакого внимания.

Я оставался там же еще в течение трех часов, так как не мог двигаться. Я помню, как слышал звонок на обед и шум процессии Виджаядасами, когда она возвращалась в храм [96], но я был слишком погружен в Атман, чтобы думать о еде или участии в праздновании.

В 8 часов вечера я, наконец, встал и очень медленно пошел к своему месту в мужской спальне.

На следующее утро я все еще был очень слаб. Полагая, что я почувствую себя лучше, съев немного еды, я пошел по направлению к городу, чтобы достать еды в одной из закусочных. К сожалению, я переоценил свои силы. Не дойдя до места, где мог бы поесть, я испытал приступ головокружения и упал в обморок прямо на улице. Дружелюбный прохожий позаботился обо мне и, узнав, что я нуждаюсь в пище, отвел меня в столовую, расположенную с южной стороны храма. После еды я почувствовал себя намного лучше и без проблем вернулся в ашрам.