Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши
Много людей сообщали о драматических событиях, происходивших когда Бхагаван смотрел на них, говорил с ними или просто улыбался им. Когда произошло наивысшее переживание Лакшманы Свами, он даже не был в одной комнате с Бхагаваном. Он сидел снаружи нового холла, заглядывая через открытый дверной проем.
Когда я спросил Лакшману Свами, как ему удалось получить благодать Бхагавана так быстро и так полно, он улыбнулся и ответил: «Я закончил всю свою работу в предыдущих жизнях. Я был готов».
Бхагаван иногда говорил о трех категориях духовных ищущих. Некоторые подобны пороху, загорающемуся от одной единственной искры. Некоторые похожи на древесный уголь, нуждающийся в небольшом нагревании, прежде чем загорится. Другие – как сырое дерево, которое нуждается в долгой просушке, прежде чем будет готово к горению. Когда Лакшмана Свами прибыл в Раманашрам во второй половине 1949 года, он был полностью готов к божественной искре.
Я учился в местной начальной школе, потом в окружной средней школе, но нигде не испытывал какого-либо интереса к преподаваемым предметам. Я никогда не усердствовал в учебе, и мне удавалось сдавать ежегодные экзамены только благодаря полезной способности запоминать тексты наизусть после того, как прочту их один-два раза. Мои оценки обычно ставили меня в средние ряды по успеваемости в классе, но даже это скромное достижение, казалось, удивляло моих одноклассников, потому что никто из них не видел, чтобы я делал какие-нибудь задания. Единственным предметом школьной программы, к которому у меня был интерес и способность, было рисование. Я обнаружил, без какого-либо обучения или практики, что могу рисовать реалистичные портреты, и рисование стало единственным предметом, в котором я был впереди всего класса. Вне классной комнаты я с энтузиазмом участвовал в различных групповых играх, таких как лапта и футбол, но когда игра заканчивалась, я никогда особо не общался с другими мальчиками, так как предпочитал одиночество. Хотя я не был общительным, как другие, я, казалось, был довольно популярен, обладая чувством юмора и врожденной способностью смешить людей.
В детстве я не испытывал никакого интереса к традиционным религиозным практикам. Моя мать иногда брала меня в местные храмы, но даже в очень молодом возрасте я интуитивно знал, что проведение ритуалов перед каменными статуями бессмысленно.
Маленьким, помню, я спрашивал маму: «Как может этот камень быть Богом? Бог иногда говорит с преданными. Как камень может говорить?»
Мать отвечала: «Бог говорит только со священниками, когда занавес перед образом опущен».
Мой следующий вопрос был: «Как камню удается съедать всю пищу, которую ему подносят?»
И услышал вариацию того же самого ответа: «Священники кормят Бога подношениями за опущенным занавесом».
Хоть и был еще мал, я не мог поверить, что такое возможно, и поэтому рос, практически не испытывая интереса к религиозным действам.
На семнадцатом году, когда я еще учился в школе, произошел необъяснимый случай, изменивший всю мою жизнь. Я спал в родительском доме, когда на меня, казалось, стала опускаться некая неведомая сила. Я проснулся от огромной тяжести, давящей мне на грудь, и первое, что пришло мне в голову, что какая-то неизвестная злая сила пытается убить меня. Немедленно и спонтанно из меня громким ревущим голосом вырвались слова мантры: «Рама, Рама!». Я вовсе не намеревался сказать их, они сами по себе вырвались из меня с большой силой. Злое присутствие, которое не могло противостоять их силе, тут же исчезло. Я никогда не повторял эту мантру прежде, и тем более мне никогда не приходило в голову, что она обладает какой-то силой. До этого замечательного случая я абсолютно скептически относился ко всем вопросам религии, но моя нехватка веры не могла противостоять этому непосредственному, личному опыту. Придя к выводу, что в мантре должна быть какая-то сила, я стал регулярно повторять ее. Одновременно я также начал делать пранаяму, йогические дыхательные упражнения.
Я должен был признать, что спонтанное извержение этой мантры Рамы каким-то образом спасло меня, но мой ум не мог понять произошедшего. Я чувствовал, что нуждаюсь в каком-то объяснении того, почему эта молитва так преуспела в противостоянии злой силе. Я перебирал в уме людей, которых знал, надеясь, что вспомню того, кто мог бы дать мне удовлетворительное объяснение, но в кругу моих друзей или родственников не было никого, чьему суждению я по-настоящему доверял бы. В конце концов я решил об этом молчать. Хотя это был замечательный случай, спасший меня от смерти, я ни с кем его не обсуждал.
Вскоре после этого странного случая мой образ жизни стал меняться. Я начал вставать в 3:00 каждое утро, чтобы ходить на долгие прогулки вдоль железнодорожных путей. Я ходил к мосту, пересекавшему местную речку. Пока было еще темно, я прыгал или даже нырял в речку и купался. Я никогда не плавал прежде, и это чуть не привело к моей смерти. Однажды утром меня засосало в водоворот, но мне хватило духа, чтобы не бороться с ним. Вместо этого я позволил себе отдаться ему. Меня закрутило ко дну реки, потом вытолкнуло в сторону, и я оказался на поверхности спокойной воды. В один из последующих дней я угодил ногой в отверстие на железнодорожных путях и сумел освободить ее лишь за несколько минут до того, как прошел поезд. Это была, и все еще есть, очень оживленная дорога [91], и во время одной из моих утренних прогулок я нашел чей-то изуродованный труп, кто-то оказался менее удачливым, спасаясь от приближающегося поезда. Я оставил тело, где оно было, так как не хотел впутываться в эту историю.
Я предпринимал эти опасные ранние прогулки не просто потому, что чувствовал потребность в физических упражнениях. После моего утреннего купания я обычно сидел в медитации, практикуя пранаяму и джапу имени Рама. Иногда для разнообразия я делал пранаяму, все еще находясь в воде. Эта ежедневная программа длилась около двух часов. Приблизительно в 5 часов я шел обратно домой. Однажды, когда я спускался с дороги, меня укусила ядовитая змея, и мне пришлось вырубить отравленную плоть острым камнем, но даже это не удержало меня от ежедневных прогулок. Эта тяга вставать в 3 часа утра, чтобы плавать и медитировать, длилась в течение нескольких лет [92].
Медитация и пранаяма привели к некоторому умиротворению ума, но они не дали мне ответов на философские проблемы, которые начинали занимать мой ум. Я стал задаваться вопросами о природе мира и моих отношениях с ним, и стал остро осознавать, что не способен решить эти проблемы самостоятельно. Эта неспособность найти удовлетворительные решения породила во мне чувство разочарования. Поскольку направлять меня было некому, а сам я не мог разобраться во всем этом, я решил, что мои проблемы могут быть разрешены, только если мне явится Господь. Но видение не появлялось, и я расстраивался все сильнее.
Я не хотел сдаваться ощущению тщетности, которое вкрадывалось в меня, и, чтобы противостоять ему, стал увеличивать практику медитации. В дополнение к моим утренним занятиям, если у меня было свободное время в течение дня, я сидел под деревом в местном парке и выполнял джапу имени Рама. Я не сказал ни одному из моих друзей о своих утренних медитациях или возросшем интересе к Богу. Хотел держать это при себе. Когда они спросили меня, почему я проводил так много времени, сидя под тем деревом, я ответил им, что это было исцеляющее дерево, и что, когда солнечный свет проходил через листья, оно обогащало меня витаминами.
В то время как мои друзья, похоже, не заметили большой перемены в моем поведении, кроме этой необычной привычки сидеть под деревом, в моей семье, конечно, заметили. Они отнеслись к моему новому образу жизни со смешанными чувствами *.
* Много лет спустя брат Лакшманы Свами написал эти комментарии о том периоде его жизни:
«Бесстрастие начало утверждаться и пускать крепкий корень в нем. Его тоска по Богу усиливала его бесстрастность по отношению к эфемерным объектам и удовольствиям мира… Он часто обвинял свою прарабдху (судьбу), забросившую его в болото этого мира, полного людей, находящихся во власти желаний и чувственных удовольствий.
Он не мог понять, почему люди носятся за иллюзорными удовольствиями этого преходящего мира». Взято из «Йогишвара Шри Лакшмана. Биография», стр. 4–5.
Это зрелое отношение пришло намного позже. В то время, однако, брат был столь же встревожен поведением Лакшмана Свами, как остальные в его семье.
Хотя определенная степень преданности и приветствуется в индуистских семьях, но, стоит мальчикам проявить чуть больше интереса к религиозной жизни, это вызывает тревогу. Очень немногие родители хотели бы, чтобы их сын стал садху. Когда моим родственникам показалось, что я направляюсь по этому пути, они попытались устроить мне ранний брак. Для меня выбрали девочку из семьи, с которой породнился браком мой старший брат. Обе семьи были заинтересованы в том, чтобы этот брак осуществился, но я отказался слушать любые их аргументы. Я твердо стоял на том, что не собираюсь ни на ком жениться. В конце концов им пришлось смириться с моим решением.
