Поцелуй негодяя - Пётр Самотарж
– Ну и что? Интересно ведь послушать, о чем бы они разговаривали, если бы умели.
– Но они не умеют разговаривать, и все их разговоры в сказках придуманы.
– Ну и хорошо! Так интересней. Говорящие муравьи интересней настоящих.
– Нет, настоящие – интересней.
– Нет, говорящие.
– Настоящие!
– Говорящие!
Валерия Петровна услышала диспут из коридора и, обеспокоенная, вошла в комнату. От нее пахло речной водой – наверное, она недавно купалась.
– Мальчики! – предостерегающие сказала она. – О чем это вы заспорили?
– Валерия Петровна! А правда – говорящие муравьи интересней настоящих?
– Говорящие муравьи?
– Ну, в сказках они же разговаривают.
– Но на самом деле они ведь не умеют разговаривать! Я тоже могу сказать, что попало, а потом объяснить, что то же самое сказали бы муравьи, если бы умели. Но ведь все поймут: я просто соврал. И ничего интересного во вранье быть не может.
– Так, понятно, – задумалась Валерия Петровна, – я думаю, мальчики, вы оба в чем-то правы, а в чем-то – ошибаетесь.
– Как это так?
– И кто из нас прав?
– Я же говорю: оба. Но оба – не во всем.
– Разве так бывает?
– Как правило, так и бывает. Один человек не может быть всегда и во всем прав. Конечно, кроме учителя и родителей!
– А почему родители и учителя всегда правы?
– Они обязаны. Родители заботятся о своих детях, больше знают о жизни и хотят защитить детей от опасностей, глупо их не слушаться. А учителя специально учились в институте работать с детьми и просто все знают.
Валерия Петровна не собиралась тратить весь день на разъяснение воспитанникам прописных истин, но постаралась представить им проблему в наиболее выигрышном для себя свете, а затем удалилась по срочным преподавательским делам.
После обеда начался тихий час, все лежали в кроватях и тихо разговаривали, чтобы не услышал дежурный преподаватель в коридоре. Юрик, полежав недолго, осознал свою ближайшую задачу: следовало найти Валерию Петровну. Он знал: в свободное время она ходит на реку, нужно добраться туда. Но как? Он оделся под удивленными взглядами товарищей, открыл окно и высунулся из него наружу. Стоял поздний август, но день выдался теплый и солнечный. Юрик, не задумываясь, сел верхом на подоконник, дотянулся до карниза снаружи правой ногой, затем перекинул наружу и левую, оказавшись всей своей молодой жизнью между небом и землей, на узком карнизе второго этажа. Неподалеку он увидел козырек над служебным входом и, осторожно перебирая ногами по карнизу, прижавшись к стене всем телом, но не задумываясь о последствиях возможного падения, за несколько минут добрался до цели, то есть оказался прямо над козырьком. Козырек был покатым, но он, спрыгнув на него, удержался. Затем подошел к краю, опустился на корточки, уцепился руками за край кровли, свесил ноги, затем и все туловище, повис на козырьке и разжал пальцы.
Очутившись на земле, Юрик изучил свою одежду и немного расстроился – она стала грязной, а в некоторых местах курточка даже порвалась. Но теперь важным было совсем другое. Через сад, уподобившись разведчику или индейцу, мальчишка добрался до ограды интерната, перебрался через нее и пустился через лес к реке. Самые отчаянные воспитанники время от времени проделывали такие штуки, и попавшиеся подвергались наказаниям, но Юрик знал одно – где-то на берегу реки сейчас его сказочная принцесса, Валерия Петровна. Он не смог бы ответить на прямой вопрос: чего ты ждешь от своего похода. Он не обдумывал фразы, с которой начнет разговор, потому что вообще не рассчитывал заранее свои действия. Просто повиновался зову души, которая вела его быстро и без остановок в одном направлении. На берегу пахло рекой, водорослями и сохнущими на пляже ракушками. Пройдя немного в избранном наугад направлении, Юрик нашел расстеленное покрывало и аккуратно сложенную на нем знакомую одежду. Он посмотрел на воду и увидел вдалеке голову в знакомой голубой купальной шапочке. Валерия Петровна хорошо плавала и направлялась, надо полагать, на противоположный берег.
Юрик быстро и беспорядочно разделся, оставшись в одних трусах, и решительно вошел в воду, которая оказалась холодной. Замешкавшись на секунду, пловец шагнул еще несколько раз, постепенно погружаясь в реку, как в могилу. Наконец, оттолкнувшись ногами от дна, он поплыл по-собачьи, поскольку по-другому не умел. Его понесло течением вдоль берега, еще несколько раз он увидел впереди голубую голову и пытался делать мощные гребки в ее сторону, но сильными эти движения казались только самому пловцу. Он отдалился от своего берега, толком не приблизившись к противоположному, быстро потерял из виду Валерию Петровну, но упорно продолжал плыть в направлении, которое полагал направлением в ее сторону. Он уставал, голова все чаще уходила под воду, он захлебывался и, вынырнув, долго отплевывался, сбивая дыхание. Потом свело ногу, а он не понимал, что происходит. Нога сама собой согнулась и заболела, потянула на дно, а не помогала выплыть. Всеми силами Юрик пытался поднять лицо над водой, но все чаще и чаще перед его глазами возникал желтый и мутный подводный мир, который не позволял сделать ни единого вдоха. Лицо его запрокинулось, вода его захлестнула, и Юрик из-под воды увидел солнце. Оно показалось ему холодным, инопланетным, враждебным и жестоким. Он попытался позвать на помощь Валерию Петровну, но желтая вода, словно жидкий свет, хлынула в его мальчишеские легкие, утопив в них последний крик, только круги разошлись на поверхности реки. Валерия Петровна благополучно выбралась на другой берег и отжимала там волосы, подставляя лицо последнему летнему солнцу и весело смеясь.
***
– Ну почему все решили рассказать какие-то жуткие истории? – воскликнула Вера.
– Можно подумать, ты поведала нам легкую и веселую, – заметил Воронцов.
– По крайней мере, у меня никто не умер!
– Тоже мне, заслуга. Если хочешь знать, твоя монахиня Евпраксия – самый жуткий персонаж из всех, возникших в наших побасенках.
– С чего ты взял?
– Сама знаешь.
– Знала бы – не спрашивала.
– Хорошо. Она бросила собственного младенца из-за неудачных отношений с мужиком.
– Она его не на улице бросила.
– Еще не хватало! Любая нормальная мать тебе скажет: жертвовать детьми из-за мужиков нельзя.
– Она не пожертвовала ребенком. Она пожертвовала собой.
– Ну конечно! Вместо того, чтобы воспитать родного сына, удалилась в пустыню тешить свое раненое самолюбие.
– По-твоему, она должна была остаться?
– Разумеется.
– И жить дальше со своим так называемым мужем?
– Само собой. Если ребенок дороже мужика, выбирают ребенка.
– Опять ты за свое! Можно подумать, она убила грудничка, потому что он раздражал ее хахаля. Она не выбрала между ребенком и мужиком второго, она просто похоронила себя заживо.
