Санин Евгений - Денарий кесаря
Чувствовалось, что и бывшему министру не терпелось испробовать это новое средство.
- Хорошо! – охотно согласился он. – Но может, ты сначала руки помоешь?
- Зачем? – удивился Стас. – Все равно я сейчас их испачкаю!
И на правах сына врача, он – совсем еще юноша – приказал бывшему министру:
- Сидите смирно! А я все сейчас сделаю!
Стас закатал Соколову брюки повыше и, внутренне содрогаясь оттого, что видел перед собой белые, совершенно безжизненные ноги, принялся намазывать на них землю с еще не до конца растаявшим снегом.
- Ой, холодно ведь! – вздрогнул Соколов и неожиданно ошеломленно прошептал: - Что это? Этого ведь не может быть! Я…. чувствую их!!! Миша! Сюда! Скорее!!! – закричал он.
- Что случилось? – ворвался в зал охранник и грозно посмотрел на Стаса.
- Помоги мне…подняться… - обратил к нему взволнованное лицо Соколов. - Я, кажется… нет, точно – я могу встать!
Встать Соколов не смог. Он только лишь привстал. Совсем чуть-чуть, едва приметно для взгляда.
Но было видно, что он потрясен этим.
- Н-не может быть! – повторил он. - Ведь все мировые светила заявили, что я уже никогда не смогу чувствовать ноги и владеть ими! - пробормотал он и как-то беспомощно посмотрел на Стаса. – Это что – чудо?!
- Ну да, - словно речь шла о само собой разумеющемся, пожал плечами Стас, сам поражаясь своей уверенности. – Вы думаете, вы - первый? Знаете, скольким отец Тихон уже помог? Я вам сегодня уже рассказывал про мужчину с гангреной... Так я сейчас вам и его костыли принесу!
- Зачем? – не понял Соколов.
- А чтобы вы на них посмотрели, поверили, а там и сами ими воспользовались!
Стас бросился к дверям, но Соколов остановил его.
- Зачем идти, когда можно ехать? Миша, подвези его – туда и обратно!
…Ворвавшись без стука в дом соседа, у которого, к счастью, светились окна, Стас, задыхаясь, закричал:
- Григорий Иванович! Костыли! Скорее…
- Что – так не терпится посмотреть? – раздался знакомый голос, и вскоре появился Григорий Иванович с костылями в руках.
- Да нет! – сказал Стас, хотя и уставился на них с самым живым интересом. - Я не для того, чтобы на них смотреть. Они сейчас по прямому назначению нужны!
- Что, кто-то ногу сломал? – встревожился Григорий Иванович.
- Наоборот! – засмеялся Стас. – Это Соколову. Может, они ему скоро понадобятся!
- Это хорошо! - направляясь в свою комнату-келью, обрадовался Григорий Иванович. - Он мужик – ничего. И благотворитель нашего храма, и вообще… Держи! – вернувшись, протянул он костыли и потребовал: - А мне давай свой паспорт!
- Вы что – не доверяете мне?! – опешил Стас.
- Почему? Доверяю! Но ты же ведь сам просил меня взять билет! На какое число хоть его брать?
- А-а, вон что! - понял Стас и, доставая из куртки паспорт, сказал: - Если можно, на… завтра!
… Когда он вернулся с костылями, Соколов с благодарностью принял их, но подниматься с каталки не спешил.
- Не все сразу. Боюсь! – признался он, глядя на Стаса. – Надо же – на фронте ничего не боялся, хотя и был в дивизионной разведке, что означало почти верную гибель. Министром работал – не боялся, хотя и было чего бояться… А сейчас боюсь. Боюсь, что не удастся встать до конца. Боюсь поверить в то, что случилось – ведь ноги-то я уже до самых пальцев чувствую! А это – чудо! Одно дело, когда читаешь, как оно бывает с другими, и совсем другое – когда с самим тобой! Давай мы лучше пока с тобою монеты посмотрим! Ведь ты же это хотел?
- Да! – прошептал Стас.
- Ну так смотри!
Бывший министр дал новый знак охраннику, и на столе появился красивый ларец. Охранник открыл его и бережно выложил из него на стол три бархатных листа с ячейками.
Стас подошел к ним и замер.
Во все глаза он смотрел на монеты, которым было почти две тысячи лет. А некоторым даже больше. Вот они: денарии Августа и Тиберия, тетрадрахма Антиохии, большой «сребреник Иуды» и крошечные медные монетки древней Иудеи: Ирода Великого, Понтия Пилата, среди которых были и две лепты бедной вдовы… Те самые! Именно их, собирая коллекцию для Соколова, держал в руках, уверовавший благодаря этому в Бога, Василий Иванович Голубев, будущий старец отец Тихон.. А до него – великое множество людей, воочию видевших и слышавших Иисуса Христа.
Значит, все то, что было в тетради-дневнике – оказывалось правдой!
«Все сходится! И у меня всё сошлось!» - понял Стас и совсем тихо, хотя так и хотелось кричать от радости, сказал:
- Спасибо…
- За что? – удивился бывший министр. - Это я тебя должен благодарить! В Москве мы еще, разумеется, встретимся. Я с удовольствием познакомлюсь с твоими родителями и расскажу им, какой у них сын. А пока… – он поводил пальцем над монетами и остановился на той, что лежала в центре, на самом почетном месте. – Вот тебе от меня подарок!
- Зачем? Я же вам просто так, то есть ради Христа, безо всякого помогал! – сам не зная почему – ведь ему очень хотелось получить этот подарок, принялся отказываться Стас.
- Держи-держи! – протянул на вытянутой ладони монету Соколов.
Стас посмотрел на нее и ахнул:
- Да вы что?! Это же – денарий Тиберия! Ну, тот самый – денарий кесаря! Вы знаете, сколько он стоит?!
- Догадываюсь! – улыбнулся Соколов. - Но по твоим глазам вижу, что отдаю ее в хорошие руки! Тем более что это еще вопрос, какой денарий нужно считать тем самым, о котором говорится в Евангелии. У меня есть статья, где доказывается, что им, возможно, был денарий Августа, который остается у меня.
- Да-да, я знаю…
Стас мог рассказать бывшему министру печальную историю полученной им в подарок монеты. Но он не захотел портить ему настроения. К тому же он неожиданно понял, как надо поступить с ней по-честному: отыщет в Москве Владимира Всеволодовича, отдаст денарий ему, а он вернет его семье Ашота Телемаковича на память о нем. Все-таки это была его любимая монета…
Он не понимал, что происходит с ним. Но знал, что уже не сможет поступить иначе!
А Соколов сам вложил ему в руку денарий Тиберия и сказал:
- Бери и всегда, всю жизнь свою помни, что сказал Спаситель, когда иудеи, искушая Его, показывали Ему вот такую, а, может, именно эту - тут один шанс на несколько миллионов - монету:
- Отдавайте кесарево – кесарю, а Божие Богу!
5
- А ты что – и лошадей крал? – хитро прищурился Ваня.
- Вань! – снова ворвавшись в дом друзей, без подготовки, прямо с порога заявил Стас. - Я возьму благословение у отца Михаила! Что там еще надо делать?
- Что-что, - глядя на друга, довольно засопел Ваня. – Перво-наперво подготовиться к исповеди – Ленка, дай нам авторучку с бумагой! – а потом прочитать положенные перед Причастием молитвы.
Они взяли авторучку, бумагу и удалились в Ванину комнату, забыв плотно прикрыть дверь.
Лена хотела исправить это, но испугалась. Вдруг подумают, что она подходит к двери, чтобы подслушивать.
И она, чтобы не слышать, принялась напевать песенку. Но некоторые слова, как она ни старалась, все-таки долетали до нее.
- Зачем мне записывать? Я и так все помню! – громко возмущался Стас, и Ваня не оставался в долгу, повышая голос:
- Да у тебя сразу все выветрится из головы, как только ты подойдешь к аналою! И потом ты уверен, что помнишь все?
После этого наступила тишина, во время которой, как догадалась Лена, Ваня, помогая, негромко принялся перечислять все возможные грехи, которые вольно или невольно мог совершить Стас.
- Начнем с так называемых смертных! – строго говорил Ваня. – Это – гнев, гордыня, тщеславие, сребролюбие, чревоугодие, уныние, памятозлобие, блуд!
- А в блуде-то мне признаваться зачем? Я же ведь даже не целовался ни разу в жизни!
- А так называемые юношеские грехи? – переспросил Ваня и, очевидно, что-то прошептал Стасу на ухо.
- Как! – ошеломленно воскликнул тот. - Я и об этом должен рассказывать отцу Михаилу?!
- Не рассказывать, а исповедоваться, – поправил Ваня. - И не отцу Михаилу, а Самому Богу!
- Но это же стыдно!
- Тем важнее, как говорит Михаил, исповедовать все так называемые плотские грехи. Тогда и Бог пошлет помощь, чтобы нам справиться с искушениями. Ведь вокруг нас что творится? Сплошной разврат, соблазнительные фильмы, книги, картинки… А от нас, то есть, юношей и девушек, в первую очередь требуется чистота, даже в самом малом. Телесная чистота и послушание родителям. А теперь давай вспоминать твои грехи, связанные с побегом!
