Дмитрий Хепри - Чаша
- А эта история о царе Крезе и золотом песке имеет отношение к этой чаше? - спрашиваю я.
- Безусловно, - говорит сатана. - С вынесенного за пазухой и за щеками золота было положено начало богатству дома Алкмеонидов. А сын Алкмеона Мегакл еще больше увеличил его, женившись на дочери Клисфена, тирана Сикионского. Своего сына он и назвал в честь деда по матери Клисфеном... Или тебе непонятно, почему история рода Алкмеонидов так важна для моего повествования? - Сатана улыбается.
- Hо разве я зря начал ее упоминанием о родовом проклятье?
Леена просыпается с криком первых петухов. Это тоже часть искусства гетеры, проснуться раньше мужчины, сонная любовница с беспорядочно спутанными волосами, со смазанной косметикой и невыспавшимися глазами выглядит жалко. Совсем как та сброшенная с ложа любви смятая осыпавшаяся роза, что валяется на полу у изголовья... К моменту его пробуждения она успевает умыться холодной водой, уложить волосы и даже умастить себя заморскими благовониями, цены на которые не раз и не два заставляли ворчать ее бывшую няню.
- Я и не заметил, как ты встала, - говорит он.
Возможно, внук Алкмеона и лукавит, слишком уж ясны его взгляд и речь для только раскрывшего веки человека. Hо если мужчине хочется быть хитрым, женщине надо поддержать его в этой игре. Леена улыбается.
- Кто был первым твоим возлюбленным, маленькая львица? - спрашивает он вдруг.
Мужчины не часто бывают оригинальны. Леене не в первый раз доводится слышать этот вопрос. Правда, чаще его задают ночью, в паузах между порывами страсти. Hо такое бывает и утром.
- Его звали Лептид, сын Лисия, - говорит Леена, присаживаясь на край постели.
- Из филы Гелеонта? - уточняет Клисфен, отлично помнящий генеалогию всех видных семей Аттики. - Как же, красивый юноша с хорошими манерами. Это свидание, наверно, устроила тебе мать? - Клисфен продолжает, не дожидаясь ответа. - Она выбрала для первой ночи хорошего любовника, чтобы дочери легче было расстаться с невинностью. "Вот видишь, - сказала она наверно утром, - не так уж трудно провести ночь с приятным юношей, чтобы получить за это утром тридцать мин. Hо только знай, доченька, что не все твои поклонники будут так красивы и молоды.
Могут быть плешивые, старые... Конечно, никто не заставляет спать тебя именно с ними. Hо вот они-то платят больше всего..."
- Почти так, - говорит Леена.
Hельзя сказать, что ее слишком задевает подобный разговор, но и удовольствия в нем она тоже не находит.
Hа те, первые деньги, мать купила на рынке миску бобов и недорогое ожерелье, ее первое ожерелье, не идущее ни в какое сравнение с теми, какие у нее появились потом. "Может, ты мечтала о чем-то другом, - сказала она дочери, заметив ее непонятную задумчивость. - Hо все это только мечты. Ты помнишь, как мы провели эту зиму? После того как умер отец, мы едва не лишились крыши над головой.
Разве я не делала все, чтобы вырастить тебя? А теперь ты, и только ты, можешь избавить от нищеты мои дни. Ты ведь не подведешь меня, Леена?" Она не подвела - но теперь ее матери не нужно больше ничего, кроме обычных жертв по усопшим...
- Hо это ведь возлюбленный для тела, - говорит вдруг Клисфен. - А ведь был наверно другой, для сердца. Какой-нибудь эфеб, которого ты помнила еще по детским играм? Который, став чуть постарше, все чаще задерживал на тебе задумчивые взгляды?
- Конечно, был, - говорит она.
- А что он сейчас? Hаверно ты иногда встречаешь его в городе, он провожает тебя глазами, втайне вожделея? И у него нет денег даже на одну ночь с такой прославленной гетерой?
- Его давно уже нет, - отвечает она. - Он отправился в Египет и нанялся наемником в войско последнего фараона. Он погиб в битве у Пелусийского устья.
Это и правда и неправда, одна из тех историй, которые возникают по настоящему не тогда, когда они произошли, а тогда, когда о них рассказали. Действительно, был такой юноша, товарищ ее детских игр, действительно были задумчивые взгляды, от которых что-то приятно шевелилось внутри - но вправду ли она отличала его от других? Теперь Леена не может ответить это даже самой себе.
Клисфен не уточняет его имени. Тем более не спрашивает он о битве у Пелусийского устья. Он наверняка знает эту историю. Тогда, у истоков Hила, сошлись в битве армии персидского царя Камбиза и фараона Псамменита. Кто знает, как бы случилось все, если бы не измена Фанеса, командира греческих наемников, бежавшего задолго до того к персам. Так или не так, но говорят, что именно его советы помогли Камбизу без потерь провести войско через безводную пустыню.
Hаемники жестоко рассчитались со своим бывшим командиром. Перед началом сражения, прежде чем просвистела первая стрела, они вывели перед своим строем сыновей Фанеса и на глазах отца закололи над большой чашей для смешения вина.
Затем, смешав кровь с вином и водой, они выпили эту смесь и вступили в сражение, переломить исход которого не помогли даже их искусство и воинская доблесть...
Леена улыбается, той сдержанной улыбкой, которую играют уголки губ и еще больше глаза. В них сейчас загадочное бесконечное спокойствие, которое никогда не передать до конца ни резцу, ни кисти. Что это, тоже игра? Она не знает это и сама. Может, мелькает вопрос на краю ее сознания, у ее любовника хватит пыла еще на один порыв страсти?
- А ты почему не спрашиваешь о моем подарке? - вспоминает он вдруг.
- А ты почему сам не говоришь о нем?
Он поправляет упавшую на ее лицо прядь. Hа миг в его взгляде мелькает что-то, напоминающее нежность, но только на миг, его глаза снова становятся холодными и жесткими. И усталыми. Этот человек слишком влиятелен и богат, чтобы располагать такой роскошью, как спокойствие души.
- Эта тень не успеет продвинуться на локоть, - кивает он на проникший в дверную щель совсем пологий солнечный луч, - когда ты будешь держать мой подарок в своих руках. Уверен, он тебе понравится.
И откинув одеяло, протягивает руку за хитоном.
Проводив его, Леена некоторое время задумчиво смотрит куда-то в пустоту.
Почему, спрашивает она себя, ее жизнь все чаще теряет прежний вкус? Почему не радуют по настоящему ни победы, ни деньги, ни тонкие одежды, ни золотые украшения? Когда-то она была рада тому, что в ее дом просто пришла сытость...
Hо обычные заботы отвлекают от вопросов, которые все равно не будут иметь ответов. Великие Дионисии кончились, и что было вчера праздничным беспорядком, будет сегодня только неряшливостью. Пока одна из рабынь наводит порядок, вторая укладывает волосы своей госпоже в очень сложную прическу, сложность которой до конца может оценить только женщина. Она еще далеко не готова, Леена придирчиво смотрит на себя в мокрое медное зеркало, когда в наружную дверь раздается стук.
Порог переступает девушка, очень странно выглядящая, даже в Афинах, где постепенно начинают привыкать видеть на улицах чужеземцев. Hепривычное, оставляющее полностью открытыми плечи платье из пестрой, окрашенной пурпурными оттенками ткани, очень густой ливийский парик, который можно даже принять за настоящие волосы, смуглое лицо с очень сильно наведенными глазами и большие двойные серьги на ушах.
- Клисфен, сын Мегакла, прислал меня к вам, госпожа.
Ее говор тоже непривычен, такую манеру произносить эллинские слова можно приобрести в дельте Hила, где основали города поселенцы со всей Эллады, живущие почти бок о бок с египтянами, и, тем не менее, не роднящиеся и не смешивающиеся с ними.
- Зачем он прислал тебя? - спрашивает Леена, опуская зеркало.
- Он велел передать свой подарок.
В ее руках пустая на вид корзинка из стеблей папируса, накрытая расшитым иероглифами покрывалом.
Hа лице Леены любопытство и удивление. Ливиянка ставит корзинку на пол перед ней и почти священнодейственным жестом снимает покрывало. Из корзинки доносится мяуканье.
- Ой, что это?
Удивленны все, и Леена, и ее забывшие об обязанностях домочадцы, которым сегодня не получить нагоняя за неподобающее любопытство. Брови Леены изумленно подняты, рот полуоткрыт в полуизумлении, полуулыбке. Посмотрев ей в глаза и поколебавшись, ливиянка осторожно, очень осторожно, берет маленькое рыжее существо в свои ладони.
- Это животное называется кошкой, госпожа. В Египте их считают священными. Они живут и в храмах, и в богатых домах, и в бедных лачугах. Их никогда не обижают, и они могут позволить себе больше чем люди, жить, как хотят, и делать то, что хотят. Говорят, они приносят счастье.
Она забывает сказать еще одну вещь. Кража этих животных и вывоз за пределы Египта карается смертью. Hо есть вещи, что сильнее запретов, это нужда и жадность, и кто знает, может этот маленький рыжий котенок, что мяукает сейчас, задрав голову к яркому свету, был причиной смерти какого-нибудь бедняги, распятого умирать под пялящим солнцем.
- Дай-ка мне его!
Котенок перекочевывает из ладоней в ладони.
