Александра Флид - Прошито насквозь. Рим. 1990
«Вы замужем?»
«Нет».
Правда, она не замужем. Она никому не навредила и не наврала.
«Вы хотите выпить со мной чашечку кофе?»
«Нет».
И здесь тоже правда.
С этим загадочным мужчиной, которого ей предстояло фотографировать, впервые вышла осечка — традиционный и безопасный ответ почему-то стал ложью. Он как будто понял это, но ничего не сказал.
— Я буду позировать один? Обычно если мужчину хотят выставить успешным и сексуальным, ему дают в пару красивую и сексуальную девчонку.
Ева покачала головой:
— Нет, девочек сегодня не будет. Мы ведь представляем не вас, а одежду.
— Но ведь это реклама. А суть каждой рекламы в том, что если вы купите эти вещи, то станете красивыми, счастливыми и привлекательными. Желанными. Престижными. Так что меня надо представить именно таким.
Она окинула его взглядом. Тонкая, но прочная тросточка нисколько его не портила, да и костюм сидел отлично. И даже немного промокшие внизу брючины не делали его небрежным.
— Вам это не нужно. Девчонка будет отвлекать от вас внимание, я этого не хочу.
Такой ответ его вполне удовлетворил, и он, довольный услышанным, удалился за ширму.
Фотосессия длилась четыре часа. Они несколько раз меняли фон и освещение, и Ева страшно устала. Он же, напротив, был всему рад и всем восхищался. Не по-итальянски, но все же достаточно ощутимо. Ковер, который прислали реквизитчики, оказался слишком пестрым, и его было решено не использовать, ибо он поглощал узор пятого кардигана. Видимо, этот сезон был сезоном кардиганов. По крайней мере, короли захотели сделать его таковым. Пойдет ли у них на поводу публика — неясно. Никогда не угадаешь, чего хочет публика.
Дождь все лил и лил, и звуки разбивающихся капель проникали даже за двойное оконное стекло.
— У нас осенняя коллекция. Как насчет того, чтобы впустить немного осени? — под конец предложила Ева.
У нее занемели руки и ныла спина, но она еще не была уверена в том, что нашла то, за чем пришла.
— Перерыв? — предложил со своей стороны он. — Солнца нет, везде одинаково темно, так что нам не страшны изменения. Давайте полчаса попьем кофе, а потом вернемся сюда. Я угощаю.
Ей не хотелось отвлекаться, потому что она придерживалась правила «за один раз». Если разбить на два раза, то второй непременно будет хуже — все расклеятся, разомлеют от тепла и отдыха, и не смогут собраться в нормальную форму. И она в первую очередь.
— Я не хочу кофе.
Он подошел к ней на расстояние трех шагов:
— Кофе будет горячим, а дождь все еще идет. Будет здорово, я обещаю.
— Ладно, — сама не зная, как это произошло, согласилась она.
Они спустились на первый этаж по лестнице — она не хотела пользоваться перегруженным лифтом, а его не смущали ступеньки. Трость постукивала по мраморным плитам, и Ева ощущала слабые уколы совести. Потащила больного человека пешком. С другой стороны, никто его не звал идти вместе с ней. Спустился бы лифтом — она бы все поняла и не осудила.
В кафе они уселись возле окна — это было единственное свободное место. Здесь было всего три стула, поскольку стол плотно примыкал к стеклу. У всех остальных стулья были расставлены по четырем сторонам, как положено. За столиком в среднем ряду устраивалась группа студентов, и одному из них не хватило места.
— Молодой человек, возьмите отсюда, — предложил ее сегодняшний подопытный. — Этот стул не занят.
Студент горячо поблагодарил их, а потом потащил стул по полу, чтобы устроиться рядом с хорошенькой миниатюрной девушкой.
Они остались вдвоем.
— Вы добрый, — без иронии заметила она.
— Просто я не хочу, чтобы кто-нибудь сюда подсаживался, — признался он. — Надоело играть в секретного агента. Меня зовут Адам, — представился он.
— Ева, — ответила она и протянула ему руку.
Конечно, он знал, как ее зовут — все вокруг обращались к ней по имени. Но сейчас он сделал вид, что впервые услышал ее имя.
— Чудно. Вам идет, — серьезно и крепко пожав ее руку (во второй раз), сказал он. — Вам очень идет.
— Грешное имя, — ухмыльнулась она.
— Как и мое. Ну, так все мы грешники, верно? В том и заключается прелесть нашего бытия.
— Не знаю. Я об этом не думала.
Она уставилась в окно, наблюдая за тем, как дождевые капли отскакивают от крыши остановившегося рядом автомобиля. Через приоткрытую форточку прорывался запах мокрой земли, неизвестно откуда взявшийся там, где все вокруг закатано под асфальт.
— А я думаю об этом всегда.
Официантка в белом фартуке — словно родом из сороковых-пятидесятых — принесла кофе.
Ева, не глядя, потянулась за чашкой и отхлебнула горячий, согласно его обещаниям, кофе.
Почему-то он ничего не говорил. Она не была поклонницей длительных игривых диалогов, но сейчас его молчание казалось странным — он ведь так хотел остаться с ней с глазу на глаз. Тишина убаюкивала, и даже крепкий напиток не помогал. Ева закрыла глаза и представила, что вокруг никого нет. Она всегда поступала подобным образом, когда слишком сильно уставала. Это помогало привести мысли в порядок и обрести равновесие. Нечто сродни медитации, но проще и примитивнее. За границей закрытых век остались студенты слева, влюбленные сзади и сидевшие за спиной Адама сестры близняшки. Даже дробь дождя поутихла, а гудки машин отдалились и перестали раздражать. Улица отступила в туман ее мыслей и потерялась. Один Адам не желал никуда уходить.
— Вы смотрите на меня? — спросила она, желая выяснить причину его «живучести».
— Я? Да, смотрю. Вы ведь прятались за камерой все это время. Даже за тремя камерами. Сейчас у меня есть возможность разглядеть вас лучше.
— Зачем это вам? Глупый и банальный вопрос, знаю, но мне действительно интересно.
— Вы красивы и загадочны. И до смешного зажаты.
— Так вам смешно?
— Нет, мне не смешно. Пейте кофе, Ева, он здесь отличный.
Да, эта чашка отличалась от того, что принесла ассистентка. Тот стакан был всего лишь сносным.
Адам наклонился к ней и положил руку на стол.
— Женщины любят мужчин, особенно тех, кто умеет себя представить с правильной стороны. Я умею, это ведь моя работа. Вот поэтому мне и кофе принесли лучше.
— Не убедили. Варит кофе мужчина, который сидит за стеной и вообще никого из клиентов не видит.
— Да ну? А мне так хотелось, чтобы моя красота приносила хоть какую-то пользу. Вам-то она не интересна.
— Мне она интересна только с профессиональной точки зрения.
— Это обидно.
Мужчина, который зациклен на своей красоте?
Ева присмотрелась к нему, и в ответ на этот пристальный взгляд Адам расправил плечи, словно предлагая ей разглядеть его во всех подробностях. Его небритость на четыре дня выглядела довольно пикантно, но в то же время не создавала впечатления небрежности или неаккуратности. Смуглый оттенок кожи, необычные темно-серые глаза под богатыми бровями и нос с горбинкой — вроде, ничего сверхъестественного, но в то же время очень занимательно. Теперь понятно, почему монаршая семья выбрала именно его для того чтобы выгодно подать новую коллекцию. В нем было то, что принято называть «манкостью». От слова «приманивать». Возможно, секрет крылся в добрых глазах, хотя взгляд у него бывал добрым далеко не всегда. Как фотограф, Ева всегда умела находить выгодные стороны внешности и характера моделей — это был ее хлеб, и то, чем она ценилась среди себе подобных. Здесь профессиональное чутье пропадало. Terra incognita.
Она не привыкла лгать и изворачиваться.
— Вы привлекательны, но я не знаю, что именно создает такой эффект. Не могу представить, если честно. Обычно с этим проблем не возникает.
— Я рад. Боялся, что вы сразу же меня расшифруете и утратите интерес.
— А у меня был интерес?
— Полагаю, да. Был. И сейчас есть.
Она наклонилась вперед:
— Интерес связан только с тем, что вы так настойчиво привлекаете мое внимание. Обычно мужчины сторонятся меня, от меня не веет теплом, и они боятся. Несколько раз называли «ледяной стервой».
— Даже так?
— Да, к сожалению. Я бы солгала, сказав, что мне все равно. Нет, мне не все равно, ведь я, как и любая другая женщина, хотела бы мужчинам нравиться. Но в отличие от других, я могу пережить равнодушие. А тут появляетесь вы — мало того, что модель, и я вынуждена любоваться вами по долгу службы, так еще и с проявлениями внимания, беседами, кофе и прочими идеями. Для меня это новое. Как тут обойтись без интереса?
Он только улыбнулся, а потом вытащил из кармана блокнот и попросил у одного из студентов ручку. Положил все это на стол перед ней и красноречиво повел бровями.
Дождь шел и потом — всю ночь и все утро. На работу идти было не нужно. Тесная квартира в такие дни казалась особенно уютной, и ей даже не хотелось никуда выходить. Потратить такой дождливый день на работу и суету — непростительное расточительство.