Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

Остается только самостоятельно добираться до дома. И ты выползаешь, загребая

непослушными ногами, на тротуар.

Честно говоря, я иногда поражаюсь принципу твоего мышления. Физический стимул –

примитивный вывод – недальновидное решение. Степень осознания происходящего зависит

от силы, болезненности физического стимула, чем я пока безнаказанно пользуюсь. Однако я

уже давно решил, что иного выбора у меня нет. Точнее говоря, иного выбора нет у тебя. Мне

рассказывали, что иные люди думают постоянно. По большей части это всякая бессмыслица,

но иногда среди мыслительного потока встречаются и достойные идеи или, по крайней мере,

общечеловеческой ценности, а порой, совсем редко, рождаются даже целые концепции,

теории, от чего мозг работает только активнее и продуктивнее. Фантастика какая-то. Одних

отправляют в командировку на тропические острова, других – в таежную местность. Это как

раз мой случай: непроходимый, дремучий лес. В последнее время мне кажется, что я тебя

9

ненавижу. Но это, разумеется, всего лишь побочный эффект от споровой смеси, которую я

начал принимать ради достижения нашей с тобой цели.

Ты медленно переставляешь ноги, и каждое движение отзывается болью в районе паха. К

тому же холодно. Мне тебя не жаль, но на тебя жалко смотреть. Изнутри ты представляешь

собой уродливое зрелище. Ты очень хочешь писать. Я слышал, во время революции, когда

пожелавшие бежали за границу, какая-то русская княгиня смущалась сойти с поезда и

помочиться со всеми в лесу, мальчики – налево, девочки – направо, то было ниже ее

достоинства, и она предпочла умереть от разрыва этого твоего самого мочевого пузыря. Но,

позволь, ты-то тут при чем?! Ты княгиня русская, что ли? Не смеши меня!

Оп, у меня новая идея. Я не буду тебя сдерживать. Мочись на здоровье. Ты понимаешь, в

чем ирония ситуации? Я сейчас прикажу тебе описаться, и ты моментально подчинишься,

потому что твоя воля в полном моем распоряжении. Прикажу обделаться – обделаешься,

высморкаться – высморкаешься, дам команду слюну пустить – пустишь. Но как погляжу,

вдохновить ты можешь только на выделения разные, с чем и живу. И тебе от этого никуда не

деться. Писай, говорю. Мочись прямо здесь, прямо в джинсы, все равно до дома еще

двадцать минут ходьбы, а по глубокому снегу и того больше. Писай! Пись-пись-пись…

Ты идешь по улице и понимаешь, что сдерживаться нет больше сил. От жалости к себе

хочешь вскрикнуть или куда-нибудь забиться. Но уже слишком поздно. Живот сводит

судорога, будто ты принимаешь невидимый удар: сначала почти обжигающая моча

заполняет трусы, затем струйки прорываются сквозь плотную ткань и бегут по ногам –

продолжается это бесконечно долго. Все связанное со стыдом продолжается долго, но так

только кажется. Ты стоишь посреди тротуара, выпучив глаза, и совершенно не знаешь, куда

деться, как перед собой оправдываться. Вслед за теплом исторгнутого нутра приходит

охлаждение – кожа на ногах чешется от вылитой на нее кислоты и крадущегося в штанины

мороза. И при всем при этом тебе не стало легче. Боль в мочевом пузыре только усилилась, а

боль от движений обострилась.

Фу. Фу, какая мерзость. Тебе должно быть стыдно. Хотя, о чем это я? Тебе давно уже не

бывало стыдно, и сегодня на нашей улице праздник. Свершилось, и какой гротескной ценой!

Ты не скоро оправишься от этого срамного приключения, поверь мне. Теперь по заранее

разработанному плану тебя начнет подтачивать изнутри червь сомнения. Сомнения в

собственной невиновности, в безнаказанности действий или, лучше сказать, бездействия. И

ждет тебя еще не одно испытание. Я тебе это гарантирую, хоть ты меня и не слышишь, хоть

до сих пор не можешь поверить, что ты – это именно ты, и все происходит именно с тобой, а

не с бедолагой из другой жизни. Горе луковое, такое жалкое – над тобой даже смеяться не

хочется, и столь глупое – непостижимо, как тебя вообще угораздило попасть в историю.

Естественно, в любой момент наше сотрудничество может закончиться – это просто, как

будто безболезненно: ты достигаешь в своем бездействии той критической точки, когда мне

остается только уволиться. Но тогда, помяни мое слово, за тебя возьмутся другие, если уже

не взялись, – иногда это происходит без официального предупреждения, в практическом

руководстве нашего профсоюза приведено несколько таких душераздирающих случаев. К

тому же совершенно неизвестно, будут ли намерения тех сил благими. А мои планы? Ты

меня не знаешь, ты не имеешь обо мне ни малейшего представления. Кто я и чего хочу,

выяснится впоследствии. Пока же знай – я не собираюсь тебя в чем-либо убеждать. Я

тормошу тебя.

Дома ты кипятишь воду, чтобы принять душ. Пытаешься стянуть брюки, а пальцы рук

онемели, а ткань омерзительно липнет к телу и не желает расставаться. Ноги сильно чешутся

– это уже не чесотка даже, скорее, кожу, невидимым снегом массируют, приятного мало. В

полуспущенных штанах ты подходишь к плите и с надеждой вглядываешься в воду– когда

же появятся нервные пузырьки, когда же вода загудит, заскулит? Лицу тепло. Сгибаешься и

изо всех сил чешешь кожу на внутренней стороне бедер, – ногти давно не стрижены, ноги и

так красные, а от расчесывания становятся почти багровыми. Садишься на табуретку, в

10

раздражении резко стягиваешь джинсы и бросаешь в дальний угол. Туда же летят насквозь

мокрые трусы и сырые, вонючие носки, ты стараешься поскорее об этом забыть. Вонь

нездоровая. Тебя приобнимает холод. Поспешно возвращаешься к раскаленной плите.

Ведра наконец-то вскипели. Тащишь их по одному в ванную комнату и расставляешь в

разных углах, надеясь, что так воздух в помещении прогреется быстрее. Встав перед

зеркалом, после некоторых колебаний снимаешь оставшиеся свитер и рубашку. Отражение.

У тебя большая грудь. Впрочем, некоторые считают, что грудь у тебя как раз маленькая.

Согласия нет ни в чем. Некоторые называют тебя женщиной привлекательной, а другие –

уродиной, остальные вообще ничего не говорят: либо отмалчиваются, либо знать тебя не

знают. В чужих глазах ты успела побывать толстой, костлявой, пигалицей, выше среднего

роста, блондинкой, шатенкой, девушкой и гражданкой, на тебя обращали внимание

мужчины и алкоголики в метро.

Решить, красивая ты или нет, как всегда не удается – для этого нужен мужчина или тест

в журнале, на худой конец, а зеркала врут. Или, наоборот, не врут? Скоро ли менструация?

После пережитого за сегодняшний день в голове все как-то спуталось. Надо отдохнуть.

Сейчас – отмыться. Ты снова окидываешь взглядом свое тело. Согнув руки подобно

культуристу, напрягаешь мышцы и с трепетом высматриваешь в зеркале свои бицепсы.

Волосатая грудь индюшачьи вздувается. Хотя некоторые утверждают, что волос на тебе как

раз немного, а на днях кто-то даже напророчил скорое облысение. Успокаиваешь себя:

плешь – кошмар многих мужчин. Ты опускаешь глаза и внимательно изучаешь свой член.

Давно не замерял его линейкой, может, с тех пор увеличился? Не забыть бы поискать в

квартире метр.

Побриться или все же отпустить бороду? Стоит ли подкладывать в обувь

дополнительную стельку, чтобы казаться выше? Или ты достаточно высокий и привлечешь

внимание женщин без этого? Тем не менее, главный вопрос заключается совершенно в

другом: что, скажите на милость, делать с этим пивным брюшком, как его обуздать,

избежать? Втягиваешь живот, расслабляешься, снова напрягаешь пресс. Может,

показалось… Так ты женщина или мужчина на самом деле? Мне это неизвестно. Да мне

плевать, если честно, – лишь бы внутри у тебя что-нибудь осталось, а здесь, тем временем,

становится все пустыннее и скучнее.

Больше красоваться в сомнениях перед зеркалом невозможно – чересчур мерзло, по

квартире к тому же гуляют сквозняки и без спроса наведываются даже сюда. Ты забираешься

в пустую, обжигающе холодную ванну. Ты принимаешь самодельный душ: черпаешь

ковшом кипяток, разбавляешь его холодной водой из-под крана, льешь на себя, потом еще

раз; намыливаешься, черпаешь кипяток, разбавляешь, моешься – недавно вроде удалось

согреться, а теперь опять холодно, когда льешь на себя горячую воду – хорошо, потом –

сразу дрожишь. Ты высовываешься из ванны, чтобы снова черпнуть кипятка, и тут

неожиданно понимаешь, что у тебя два ведра.