Назад в СССР: демон бокса - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Поднялся капитан в зелёных пограничных погонах, с ним лейтенант, старше меня, конечно, но из категории «молоко на губах не обсохло», мелкий-тощий, щёчки розовые, такой себе ребёнок-переросток.
— Лейтенант Соломахин, первый взрослый разряд по боксу, — представил его капитан. — Двадцать два года. Способный, достаточно зрелый. Но в категории до пятидесяти одного у нас в Бресте есть кандидат в мастера Тишков, он старше и сильнее. Товарищ Соломатин написал рапорт о переводе в Минск по семейным обстоятельствам. Если секция товарища Когана его примет, будет биться за вас на ближайшем первенстве города. Одолеет Тишкова — поедет на Союз.
— То есть хотите переводом в мою секцию решить ему и служебные, и жилищные вопросы? — догадался Коган. — Предупреждаю сразу: коллектив лейтенанта не примет. Если бы кандидат сам приехал к нам, поговорил, объяснил, мол, есть такая перспектива…
— Хватит демагогии, Владимир Львович, — хлопнул ладошкой генерал. — Минская секция «Динамо» — не ваша личная лавочка. И если офицер действовал по уставу, сначала подал рапорт и стал дожидаться решения вышестоящего командования, не вам его судить. Соломахин! Не посрамите честь минского «Динамо»?
— Никак нет, товарищ генерал-майор госбезопасности!
Не знаю как боксёр, зато оловянный солдатик из него вышел образцовый.
— Тогда пишите в протокол… — неспешно протянул председательствующий, но произошло невозможное, его бестактно перебил пятнадцатилетний шкет. То есть — я.
— Товарищи! Давайте поступим по-спортивному. Вызываю Соломахина на бой — три раунда по три минуты. Победитель представляет минское «Динамо» на первенстве города.
— Что он себе позволяет! — зашелестело у стола президиума.
Генерал вылупился на меня, потом на Когана, мол — кого это ты привёл из своего зверинца. Далее в его глазах промелькнуло странное выражение, похожее, трудно поверить… на сочувствие!
Кинул косяка на Когана и понял причину. Тот скроил мину несчастного еврея, не сумевшего совладать с подопечным и взывающего к начальнику: хоть вы помогите его обуздать и проучить.
— Хорошо. Приказываю: завтра в четырнадцать. Сам приду посмотреть. Но уж вы, товарищ лейтенант, не усердствуйте. Ему пятнадцать!
— Так точно, — ухмыльнулся конкурент.
Вечером Коган позвонил мне домой.
— Валера! В спорткомитете настаивают, чтоб ты отказался от боя.
— Кто именно?
— Как кто? «Есть такое мнение, товарищи».
— Вы — тренер. Вы вправе снять меня, — я старался бодриться, гнал обречённость из голоса. Если выиграть город, можно летом попасть на республику, а в следующем году, в семьдесят восьмом, заявить о себе на Союзе, там даже серебряные и бронзовые призёры становятся кандидатами на международные соревнования. Огромный угол могу срезать на своём пути! Но — нет, поперёк стал лейтенант-погранец, которому позарез нужны перевод в Минск и служебная квартира.
— Не имею права. Такая каша заварилась! Как мне тебя выставлять на чемпионат среди взрослых, если боюсь даже пробного поединка с разрядником? Только сам, сам. Тебе простительно — дитя. Посоветовался с родителями и согласился — рано.
— Посоветовался. Они в один голос кричат: дерись. Как могу их разочаровать?
Коган буркнул нечто неопределённое и отключился. Доволен или обозлён несговорчивостью?
А у меня конец четверти, контрольная, будь она неладна. Опоздал бы, но Ботвинник, услышавший о необычном казусе, лично взялся меня подвезти. Больше никто не поддался на мои уговоры. По дороге подбадривал, пару раз проскакивал на жёлтый, закладывал крутые повороты, что на гололёде и на «всесезонной» резине небезопасно. Я влетел в раздевалку, когда пограничник уже размялся, и ему шнуровали перчатки.
— Ты даже не разогрет! — взъярился Коган.
— Пробегусь вокруг ринга. Помните, взяли меня как уличную шпану? А она дерётся без разминки.
Поднырнул под канаты, смотрю: погранцы уже насмешливо хмыкают, мол, спёкся ваш птенец желторотый, не явился на бой. Рефери глянул на генерал-майора, тот величественно махнул пятернёй начинать.
Всё как в соревновательном бою. Только без объявлений по матюгальнику «в синем углу ринга…», да судьи в обычных спортивках, не в белом. Мы оба без шлемов, по-взрослому. Блямкнул гонг, команда «бокс».
Двигаясь короткими прыжками и обозревая Федю Соломахина, в быту, наверно, очень неплохого парня, но сейчас намеревавшегося сделать из меня отбивную, думал: насколько всё же мне не хватает опыта. Никакой цигун, книжки, медитации, тренерские наставления и спарринги с товарищами по команде не заменят этих минут, когда меж своих перчаток видишь типа, значительно превосходящего классом всех прежних противников. Двигался он изумительно правильно, так, как пытался научить меня Коган, лёгкими аккуратными прыжками, академически точно держал руки в защите. Атаковал первым, разведывательно, короткими сериями в два-три удара — джеб-хук-джеб. Что неожиданно, ни в лице, ни в движениях не проскальзывало высокомерия, превосходства по отношению к салаге-юниору. Знал, что могу и завалить, соблюдал осторожность, сразу закрывался после выпадов.
Первая контратака. Ожидая, что после джеба левой последует удар правой, сделал сайд-степ, уходя с линии огня, и долбанул левым кроссом. Но парень просчитал такой вариант и, закрывшись плечом, чтоб моя перчатка только скользнула, всадил мощный оверхэнд, достигший цели.
Были бы мозги, было бы сотрясение? А, семь бед — один ответ, я кинулся на лейтенанта и сцепился с ним в объятиях. Распространённая тактика, тем более вешу пятьдесят один при росте меньше метра семидесяти, он — совсем тощий как велосипед, соответственно чуть выше и длиннорукий. Связал его движения, выиграв драгоценные секунды, чтоб в голове перестали чирикать воробьи. Потом отступил по команде «брэк».
Что мы имеем, кроме слегка битой физиономии? Соломахин способен быстро прервать домашнюю заготовку. Оверхэнд — да, хорош, особенно если бить низкорослого соперника поверх его рук, закрыться сложно. А если поднырнуть?
Его перчатка шваркнула мне по макушке, вторая рука изготовилась добить, когда я провёл джолт правой в корпус. Вложил нормально так в кулак порцию Ци, уверенный, что попаду. Отступил на шаг.
В глазах лейтенанта изумление, ужас от того, что не может вздохнуть. Знаю, когда прилетит по селезёнке, каждый глоток воздуха даётся, словно на грудь наступил слон. Это как при перегрузке в девять «же» в кабине истребителя.
Я достал капу.
— Судья, мне добить его нахрен или пусть отдышится?
Рефери, опомнившись, открыл счёт. На цифре «восемь» Соломахин вернулся в стойку и поднял перчатки к лицу, но ежу понятно: не боец. Просто задавлю его темпом и градом ударов, что-то из них найдёт дорогу к его субтильному тельцу.
— Достаточно! — пророкотал генерал-майор.
