Игорь Ефимов - Новгородский толмач
Прощаюсь с Вами, досточтимый брат, и призываю ангелов мудрости и смирения на Вашу бессмертную душу.
С. З. Эстонский дневникОпять сомнения, вопросы, мысли — одна страшнее другой. Даже отцу Денису на исповеди не посмею признаться в них.
Господь Всемогущий, Господь Всемилостивый!
Снова молю о вере.
Дай мне уверовать в непорочное зачатие, в Деву Пречистую.
Взирает Она на меня с икон в каждом храме, в каждом доме светлым взором, обещает заступничество и прощение. Но дьявольское сомнение каждый раз сверлит мой мозг, не отпускает, покрывает испариной страха и стыда.
Почему Спаситель наш нигде, ни одним словом не выделил Избранницу Твою?
Почему не от Нее узнал Он о своей сыновности Тебе?
Почему Он отвергает близких своих, говоря: «Кто матерь Моя и братья Мои?»
Если решил Ты наполнить Духом Святым Сына своего, разве не мог Ты сделать это на любой минуте Его земного пути? И в юношу Христа, и в ребенка, и в младенца во чреве матери мог Ты дунуть дыханием своим. Чем могло Тебе помешать семя Иосифа в чреслах жены его? Ты ведь не Зевс-Юпитер какой-то. Это ему нужно было превращаться то в быка, то в лебедя, то в золотой дождь, чтобы приблизиться к избранницам своим. Но Ты! Ты ведь ВЕЗДЕ. ВСЕГДА.
Особенно теперь, после женитьбы и рождения сына, трудно мне молиться Пречистой Деве. Если Ее называют непорочной, значит каждое объятие с женой моей, Людмилой, должен я считать порочным? А для меня каждое соитие с ней это благословенный дар Твой, за который не знаю, какими словами и молитвами благодарить Тебя.
Ты дал нам стать как одна плоть, дал слиться в заботах друг о друге и о дитяти нашем. Единственное, в чем мы не едины, — и это страшит и мучает меня: жена моя не в силах разделить мою благодарность Тебе.
И не только Тебе.
Порой мне кажется, что даже подарки, и помощь, и похвалы от близких не радуют ее. Словно ей в тягость быть у кого-то в долгу — даже у Тебя. Она повторяет вслед за мной благодарственную молитву перед каждой трапезой, но как-то невнятно, монотонно. Может быть, ужасная утрата, которую она пережила, до сих пор кровоточит в ее сердце? И ей стыдно отдаться радости, когда память о погибших муже и сыне так жива?
Господи, верую — Ты можешь все.
Но только если захочешь.
Если же не захочешь дать мне уверовать в непорочное зачатие, то хотя бы сделай так, чтобы к жене моей вернулся дар благодарности.
Ибо неблагодарность к Тебе сердце мое переживает как самый тяжкий порок и отчуждается от души, пораженной этим недугом.
Глава 18. На Тверь! На Тверь!
Фрау Грете Готлиб, в Мемель из Москвы, май 1485Милая сестра моя, Грета!
Счастлив был узнать, что дети твои растут здоровыми и что им достался добрый отец, который не считает своим долгом лупить их за каждый пустяк, как это делали мои родители. Неужели семилетний Эдвард уже научился плавать? Расти на берегу моря — большая удача. Зрелище бескрайнего морского простора должно дать юной душе первое понятие о величии всего Творения.
Наш мальчик уже бодро топает по горнице и по двору. Но к реке его не пускают. Русские твердо верят, что из-под воды в любой момент может выскочить либо русалка, либо водяной и утащить ребенка на дно, чтобы играть там с ним в хоромах из стекла и водорослей.
Ровесник нашего сына, принц Дмитрий Иванович тоже научился ходить в положенное время, но пока не умеет говорить. Мать его, Елена Стефановна, очень обеспокоена этим, но муж ее, принц Иван, уверяет ее, что и он заговорил только в три года.
Занятия наши продолжаются. Елена Стефановна уже довольно свободно объясняется на русском и теперь изъявила желание учить итальянский. Возможно, это связано с тем, что колония мастеров из Италии здесь все увеличивается и их манера общения гораздо свободнее и веселее, чем в русских домах.
Хотел бы я, чтобы тебе когда-нибудь довелось взглянуть на принцессу из Молдавии. В ней совершенно нет высокомерия и чванства — этих вечных спутников придворной жизни. Но внешне она старается соблюдать все правила поведения, предписанные русской женщине из знатного рода. В домашней обстановке хозяйка может снять тяжелые части головного убора — кику, кокошник, — но обязательно оставляет повойник. Волосы у замужних должны быть закрыты всегда. Считается, что они вредны для окружающих, особенно для мужчин. С ними также связываются все легенды о колдовстве. Верхняя рубашка обычна расшита узорами, которые называются «оберег». Есть узоры, оберегающие от болезни, от дурного глаза, от ведьм и домовых. Рубахи эти просторны, и женщинам разрешается быть в них даже при посторонних, если только из-под них не видна нижняя сорочка — интимная часть туалета, доступная только взору мужа.
Последнее время Елена Стефановна проявляет большой интерес к русской истории, особенно ко всему, что связано с Тверским княжеством, расположенным к северу от Москвы. Дело в том, что ее супруг, Иван Молодой, по матери приходится внуком знаменитому князю Тверскому, Борису Михайловичу. Нынешний князь, Михаил Борисович, ему родной дядя. Детей мужского пола у Михаила Борисовича нет. Случись с ним что — и Иван Молодой окажется самым главным претендентом на Тверское княжение. Играя со своим сыном, Елена Стефановна порой ласково называет его «ах ты, княжич мой тверской».
В последние годы все чаще тверские бояре и воеводы стараются перейти на службу к великому князю Московскому. Он знает их воинские заслуги и щедро одаривает вотчинами, дает в управление города. Сам Данила Холмский в молодости служил князю Тверскому, пока не перешел на службу Москве. Михаил Борисович этими переходами весьма недоволен. Он чувствует, что влияние его падает, и, кажется, втайне ищет поддержки у литовского короля. Есть опасения, что весь этот раздор и разлад может обернуться войной.
Еще новость: на наших занятиях с Еленой Стефановной стала появляться другая Елена — дочка великой княгини Софьи, Елена Ивановна. Ей сейчас одиннадцать лет, и она чем-то напоминает мне тебя в последний год моей жизни в Любеке: такая же приветливая, озорная попрыгунья, любящая рядиться во взрослые одежды и переполненная заковыристыми вопросами. К Елене Стефановне она относится как к родной сестре, и они часто шепчутся в углу о том, что мужчинам знать не положено. Елена Ивановна с матерью говорит по-гречески, с остальными — по-русски и очень хочет выучить итальянский. Зачем? Полагаю, лишь для того, чтобы понять наконец, о чем поют и над чем смеются молодые итальянские художники, расписывающие узорами стены в покоях ее матери.
Недавно один из наших уроков чуть не закончился бедой. В порыве веселья Елена Ивановна подхватила своего маленького племянника, княжича Дмитрия, и стала кружиться с ним по горнице. Вдруг подскользнулась на гладких досках, не удержалась, и оба они полетели под стол. Раздался стук, потом громкий детский рев, и княжича извлекли из-под стола с рассеченным лбом. Кровь текла так густо, что все испугались — не глаз ли вытекает? Елена Ивановна, рыдая от страха и чувства вины, не замечала, что и у нее нос сильно разбит. Няньки только метались, голосили и вздымали иконы. Мне пришлось вспомнить уроки, полученные в новгородском лазарете, и срочно накладывать обоим повязки.
Потом из-за этого вышла серьезная ссора между отцом княжича, Иваном Молодым, и его мачехой, великой княгиней Софьей. Он обвинял ее в том, что она чуть ли не специально подослала дочь, чтобы та причинила вред юному наследнику. Княгиня Софья вызвала меня, чтобы расспросить подробно, как все произошло.
Мы сидели в ее покоях, украшенных коврами и иконами. Огоньки множества лампадок блистали на золотых окладах. Тяжелый взгляд, которым греческая принцесса когда-то смело встречала пылающие глаза римского легата Антония, с годами еще затвердел, складки в углах рта углубились. Казалось, этой женщине удалось добиться всего, о чем она могла мечтать, плывя тогда по глади Чудского озера. На ее глазах и при ее деятельном участии могущество и богатство Московского княжества возросло в несколько раз. Пышность и ритуалы византийского двора расцветали в Московском Кремле, как мощно привитая ветвь. Господь послал ей здоровых детей, заботливого мужа, почет и поклонение церковных иерархов. Но на лице ее невозможно было отыскать ни одной черты, которая намекала бы на счастье и покой душевный.
Я заверил ее, что в падении двух княжеских отпрысков не было ничего злонамеренного. Что обвинять здесь абсолютно некого — разве что плотников, так старательно выстругавших доски пола и покрывших их таким гладким лаком. Юная Елена Ивановна привыкла к коврам в покоях родителей и не ожидала такого коварства под ногами. Впредь она будет более осторожной. Слава Богу, лобная кость княжича не пострадала. Это часто бывает, что рассеченная бровь дает неожиданно много крови. Кулачные бойцы, сходящиеся на льду Москвы-реки, могут подтвердить.