Андрей Шляхов - Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза
Татьяна Ивановна сыграла в Хории школьную уборщицу тетушку Арвиру, простую, добрую, мудрую и скромную женщину, которая, отдав войне мужа и сына, сделала из уборки школы главное дело своей жизни. Простые, добрые, мудрые и скромные женщины – это излюбленный (если не сказать – «заезженный») драматургический типаж. Очень опасно для актрисы играть простую, добрую, мудрую и скромную женщину. Можно, самой того не заметив, скатиться в бездны шаблонности, но Татьяна Ивановна избежала этой опасности. Глядя на нее, так и хочется воскликнуть следом за Ионом Друцэ: «Ну что за прелесть эта тетушка Арвира, чего бы стоила эта школа без нее и без ее песни!»
В 1978 году Татьяна Ивановна сыграла Клару Цеткин в «Революционном этюде» Михаила Шатрова, а в 1986-м Надежду Крупскую в его же «Диктатуре совести». Эти спектакли (пьесы), разделенные восьмилетним периодом, за который в истории Советского Союза успело измениться очень многое, очень похожи друг на друга своей «революционной» составляющей. Слово «революционной» не случайно взято в кавычки. И в семидесятые, и в восьмидесятые было модно припадать к истокам, обращаться к началам, искать ответы на насущные вопросы в недавнем прошлом. Разница лишь в том, что в семидесятые фразу «Ленин все представлял иначе» говорили шепотом, а начиная с середины восьмидесятых произносили громко. Как себе все представлял Ленин, обывателю (зрителю) лучше было бы и не знать, но дело не в этом, а в том, что подобные пьесы время от времени должны были появляться на сцене любого советского театра. И не надо гневно произносить слово «конъюнктурщина». У каждого времени свои законы, разве не так?
Говорить о том, удались или не удались Татьяне Ивановне образы Клары Цеткин и Надежды Крупской, вряд ли имеет смысл. Среди прочих ролей, сыгранных нашей героиней, две эти роли стоят особняком. Он не заслуживают разбора. Можно сказать, что то был своеобразный налог на право заниматься актерской профессией. Вынь да положь, то есть – возьми и сыграй, чтобы у тебя и театра в целом была возможность работать. Татьяна Ивановна шутила в 1986 году: «Повысили меня, была Кларой Цеткин, а теперь стала Крупской!» Смешно, да. Если какие-то роли Татьяны Ивановны и заслуживают определения «неинтересные», так это роли Цеткин и Крупской. Впрочем, играла она их со своей обычной живостью…
Но зато невероятно интересной и невероятно яркой была роль Федоровны в спектакле «Три девушки в голубом». Блестящая драматургия Людмилы Петрушевской, блестящая постановка Марка Захарова, блестящая игра Татьяны Пельтцер, Инны Чуриковой, Елены Фадеевой и других актеров… «Три девушки в голубом» и «Поминальная молитва», о которой будет сказано чуть позже, – это лучшие постановки «Ленкома» восьмидесятых годов прошлого века. В 1988 году «Три девушки» были экранизированы, и любой желающий может насладиться этим спектаклем и оценить пронзительный «мини-монолог» Федоровны в спектакле «Нахальство – второе счастье». По сути дела, эта пьеса должна была называться «Три девушки в голубом и Федоровна», настолько велика в спектакле (пьесе) роль героини Татьяны Ивановны. Убери ее – и пьеса развалится.
«Самая же главная причина успеха пьесы на сцене в том, что М. Захаров внес в нее драматизм утверждающей мысли, утверждающей человека, – писала в своей рецензии театральный критик Нина Велехова, – и от пьесы отпали ненужные детали, ничего не несущие, и стало открываться то, о чем надо, наверное, думать: иссякание поэзии, ее уход, ее таяние при почти сновиденческом нашем неучастии, недеятельности. В спектакле мы видим, как поэзия тонет в тьме и сырости дачного дома в Подмосковье с его дряхлостью, в беспокойстве никак не могущих его поделить наследников, в гегемонии быта, в жадности, от которой эти люди на сцене хотят избавиться, но не избавляются и даже не пытаются. И я думаю, что М. Захаров так проработал в сознании важность задачи драматично показать уход, потерю, гибель поэзии, что самый показ непоэтичности стал одеваться в поэзию. В свою поэзию…»
Между «Тремя девушками в голубом» и «Поминальной молитвой» последним спектаклем Татьяны Ивановны, прошло четыре года. За это время актриса сыграла в ностальгически-пронзительных «Встречах на Сретенке» Вячеслава Кондратьева, в уже упоминавшейся здесь «Диктатуре совести», в «Царь-Рыбе» Виктора Астафьева, в «Мудреце» Александра Островского… Разные, очень интересные, замечательные роли.
Татьяна Ивановна сыграла у Захарова и в кино. Тетушка Федосья Ивановна из «Формулы любви» стала одной из самых ярких, самых запоминающихся ролей нашей героини. Помните ее диалог с племянником?
Алексей. Что вы такое говорите, тетушка? Сами же учили: на чужой каравай рот не разевай!
Федосья Ивановна. Мало ли я глупостей говорю? А потом, когда человек любит, он чужих советов не слушает!
Алексей. Что же вы предлагаете? Отбить ее у графа?!
Федосья Ивановна. А хоть бы и отбить. Отбить! Ты, Алеша, все привык на готовеньком. Придумал себе, понимаешь, идеал, на блюдечке подай его тебе! И стишки чужие читать – не велика доблесть! Вон небось Петрарка твой – посадил свою Лауру на коня, и только их и видели.
Алексей. Тётушка, а с вами, признайтесь, тоже нечто подобное было?
Федосья Ивановна. Кабы было, я б тут в старых девах не сидела. А то вот тоже попался вздыхатель, вроде тебя. Сильный был мужчина. Всю силу на стихи растратил. Жизнь мою погубил. Иди, Алёша, к ней, ждёт ведь.
Алексей. Она вам это сказала?
Федосья Ивановна. Глупый ты какой, господи. Кто ж про такое говорит-то? Про такое молчат да вздыхают. Я сейчас мимо её комнаты проходила – там тихо… Верный знак. Иди, Алёша. Отбить!
Кажется, что в «Формуле любви» Татьяна Ивановна играла саму себя – молодую душой, задорную, озорную. На своем восьмидесятилетнем юбилее, который отмечали на гастролях в Киеве, Пельтцер поразила всех. Она веселилась, как девчонка, кокетничала, танцевала до упаду, рассказывала истории из своей актерской практики (распространяться о личной жизни она не очень-то любила), не отказывала себе ни в еде, ни в выпивке… Если бы не морщины на лице и седина, то можно было бы подумать, что Татьяна Ивановна празднует тридцатилетие. Все восхищались ею. Всем казалось, что она будет такой всегда. Никто и подумать не мог, что очень скоро «легкая, как Айседора» Пельтцер начнет сдавать. Сначала потихоньку, в рамках «обычного старческого склероза», а со временем дело дойдет до потери памяти и развитии мании преследования. Но об этом чуть позже.
У Захарова Татьяна Ивановна была любимой, уважаемой, востребованной. Кто знает, смогла бы Пельтцер сыграть столько ярких ролей в Театре сатиры? Наверное, актерам нужно менять театры и режиссеров, чтобы очередной этап творческой биографии приходился бы на новую сцену, на новый творческий союз. Надо уметь время от времени «обновлять» свою жизнь.
Татьяне Ивановне повезло. Завершающий этап ее жизни, заключительный период ее творческой биографии пришелся на Театр имени Ленинского комсомола и режиссера Марка Захарова. Не хочется проводить исторических параллелей, ибо это занятие неблагодарное, и вообще история не знает сослагательного наклонения. Но иногда меня посещает мысль о том, что если бы подруга Татьяны Ивановны Фаина Георгиевна Раневская году этак в 1972-м ушла из Театра имени Моссовета в какой-нибудь другой театр, то успела бы сыграть еще несколько ролей, подобных роли Люси Купер в спектакле «Дальше – тишина» или «странной» миссис Сэвидж. Что ж, посочувствуем Фаине Георгиевне и порадуемся за нашу героиню…
На девятом десятке память стала плохой и часто подводила Татьяну Ивановну. Но в театре понимали, что она не представляет себя вне театра, и как могли старались помочь. Партнерам Татьяны Ивановны по спектаклю приходилось подсказывать ей слова или же как-то импровизировать самим, чтобы вытянуть действие, но никто ни разу не завел речь о том, что актрисе Пельтцер пора на покой. Более того, по просьбе Марка Захарова Григорий Горин в своей очередной пьесе «Поминальная молитва» написал специально для Татьяны Ивановны роль старой еврейки Берты. Роль была небольшой, несколько коротких реплик и сопровождалась ремарками «тяжело передвигается» и «плохо понимает происходящее».
Берта появлялась на сцене в самом конце спектакля. Зрители неизменно встречали ее появление аплодисментами. Александр Абдулов, игравший роль сына Берты Менахема-Мендла, трогательно, как и положено еврейскому сыну, заботился о ней – поддерживал, объяснял, что происходит вокруг.
Менахем. О, мама! Смотрите! Нас встречают с музыкой! Что я вам говорил?
Мама. Разве сегодня праздник?
Менахем. Это деревня, мама… Здесь всегда праздник. Чувствуете воздух? Сплошной кислород… Вдыхайте, мама, вдыхайте.
