Эйми Картер - Испытание для Богини
— Ты не виновата, — тихо и уверенно заявил он. — Вина лежит только на мне. Это я не смог сделать ее счастливой…
— Начнем с того, что именно я свела вас вместе, — вставила мама. — Не спорь со мной, Генри. Серьезно.
Он замолчал, но мне показалось, что на его губах промелькнул намек на улыбку.
— Как я и говорила, прежде чем меня грубо перебили, — она провела рукой по моим волосам, и я поняла, что она всего лишь шутит. — У тебя всегда был выбор, милая. Если бы ты не захотела этого делать, мы бы приняли твое решение и продолжили поиски. Ты всегда контролировала свою жизнь — мы лишь предложили тебе новые возможности.
В моем горле появился комок, стоило представить, как бы все сложилось, если бы я не согласилась.
— Почему ты не сказала мне раньше?
— Это дало бы тебе несправедливое преимущество. Решение должно было быть исключительно твоим, а не сделанным под моим влиянием или автоматически откинутым в сторону, потому что ты знала, во что ввязываешься. Кроме того, — нежно добавила она, — даже если бы я тебе сказала, ты бы мне поверила?
Конечно же нет. Когда я выйду в реальный мир, кто поверит, если я расскажу, где проводила зиму? Никто в здравом уме, это точно.
— Эдем вообще существует? Все в нем, даже Ава и Дилан… они входили в часть плана?
— Существовал лишь те две недели, что ты там жила, — вклинился Генри. — Если ты решишь вернуться на место, где раньше был город, то увидишь лишь поля и деревья. Прости за этот обман.
Я поджала губы, пытаясь придумать достойную речь, а не лепет обиженной двенадцатилетней девочки.
— Просто… больше так не делайте, ладно? — я переводила взгляд с него на маму. — Больше никакой лжи и недоговорок.
К моему удивлению, мама рассмеялась, но смех показался мне неродным. Он состоял из странной комбинации звуков — булькающего ручья, стрекота сверчков и, каким-то чудом, первого дня весны. Невероятно!
— Конечно, — сказала она, да с такой любовью в голосе, что она наполнила меня и облегчила боль на следующие пару шагов. — Итак, прежде чем мы перейдем к теме свадьбы… У тебя есть еще какие-то вопросы?
Свадьба. Мне сдавило горло, лишая возможности говорить.
— Да, — прохрипела я. — Что это за имя для богини такое — Диана?
Она снова рассмеялась, и мне стало легче.
— Элла не сильно обрадовалась, когда я решила взять ее римское имя, но ей оно не нравилось, а вот мне давно приглянулось. Спустя многие годы все мы почувствовали необходимость в новых именах.
— Которые будут совпадать с местом и временем, в котором мы живем, — сказал Генри. — Мы — самые известные боги в греческой мифологии, и все знают нас по греческим именам.
— Но настоящих у нас нет, — кивнула мама. — Мы были созданы до их появления.
— И продолжим жить после их исчезновения, — закончил Генри.
Мама покосилась на него.
— По крайней мере, некоторые из нас.
Ее слова напомнили мне о Джеймсе, и как бы я ни старалась не думать о нем, он упорно продолжал маячить у меня перед глазами.
— Значит, вы действительно олимпийцы?
— Все тринадцать, — ответила мама. — Плюс Генри, когда он в хорошем расположении духа.
Тот хмыкнул, а я нахмурилась, пытаясь разгадать эту загадку.
— Тогда… кто есть кто? В смысле, я знаю кто вы двое, Аид и Деметра… а все остальные?
— То есть, ты еще не догадалась? — спросил Генри. Я окинула его злобным взглядом.
— Не все мы всеведущи, знаешь ли.
— Как и мы, — в его глазах вспыхнули искорки веселья.
Я закусила губу и призадумалась.
— Наверное, я смогла бы угадать, но не всех, — я покачала головой. — Олимпийцы. Это… — Невероятно. — Могли бы и предупредить!
Должно быть, мой голос прозвучал более недовольно, чем я планировала, поскольку мама обняла меня крепче и закопалась носом в мои волосы.
— Как бы меня ни звали, и кем бы я ни являлась, я все равно твоя мама и очень-очень тебя люблю.
Я кивнула, но не смогла ничего ответить. Она была моей мамой, но ее смех не звучал, как лучи солнца. Моя мама пожертвовала ради меня жизнью, а то, что от нее осталось, было хладным и неподвижным. Это же создание было теплым, веселым и куда более сильным, чем когда-либо буду я.
— Пойдем, — позвал Генри, явно почувствовав смену моего настроения. Мы остановились перед роскошными резными дверями, изображающими Землю и подземный мир. У меня перехватило дыхание. Это была спальня Персефоны.
— Генри? — обратилась я, но он покачал головой и ответил лишь улыбкой. Я застенчиво потянула за белые кружева моего платья, поглядывая, не протекла ли кровь сквозь мои повязки.
Двери распахнулись, и вместо святыни, которой выглядела эта комната всего месяц назад, она оказалась пустой, не считая небольшой белой арки, украшенной ромашками. Сбоку стояли девять членов совета, все, кроме Каллиопы и Джеймса, а под самой аркой нас ждал Уолтер.
— Надеюсь, это тебе подойдет, — сказал Генри. — Я не знал, может, ты захочешь чего-то более изысканного.
— Нет, — выдохнула я. — Все прекрасно.
Мама взяла меня за руку, ее глаза заблестели от слез.
— Моя девочка.
И хоть я не хотела ее покидать, мое время пришло. Теперь это — моя жизнь, и мама всегда будет частью нее, но уже не центральной. Таких изменений я не ожидала, но, как ни странно, последние полгода подготовили меня к ним.
Я отпустила ее руку, и мама отошла к остальным советникам. Генри повел меня в арке, и когда Уолтер заговорил, взгляды всех присутствующих были направлены на нас. Мы с Генри повторили наши клятвы, после чего Уолтер, говоря с таким непоколебимым авторитетом, что, казалось, даже стены поместья затряслись, объявил нас мужем и женой.
Генри наклонился, чтобы поцеловать меня, и в этот момент я почувствовала жар на своих губах, распространяющийся по всему телу, а затем его сменила приятная прохлада, и боль исчезла. К тому времени, как Генри отстранился, мое тело вновь было целым, здоровым и таким сильным, как никогда прежде. Но не это было важно, а то, как он смотрел на меня, словно сейчас он был самым счастливым человеком на свете. В глубине души я знала, что уже никогда не буду одинокой.
***
Брачную ночь мы провели в моей спальне, играя в карты и изо всех сил пытаясь избежать разговоров о том, что будет завтра. Это была моя последняя ночь в Эдеме, и хоть я знала, что вернусь через полгода, все равно настроение у меня было скверным. Для Генри полгода — это ничто, но для меня они растягивались в вечность, без конца и края.
Брак на один день, а на следующий — расставание. Почему-то это казалось нечестным. Я знала, что могу вернуться раньше, если захочу, но мама настаивала, чтобы я провела свое первое лето без Генри.
На следующее утро мы заказали завтрак в постель. Я сидела в пижаме на одной части кровати, а Генри — на противоположной. Теперь, когда наступила весна, мне снова разрешили есть, и хоть я не была голоднее обычного, я накинулась на блинчики с таким непривычным рвением, что испачкала себе все лицо. Генри, похоже, не возражал; парень периодически наклонялся и слизывал сироп с моих губ, улыбаясь, когда я краснела.
Сборы практически не заняли времени, и не успела я моргнуть глазом, как уже стояла перед членами своей новой семьи на извилистой тропинке, ведущей к воротам. Каллиопа снова отсутствовала, но именно пустое место Джеймса смутило меня больше всего.
Один за другим они обнимали меня на прощание, даже грубоватый Филипп, от которого пахло лошадьми. Вид у него был такой, словно он мечтал находиться где угодно, кроме как здесь, и не наблюдать за этим сентиментальным, слезливым зрелищем. Не успела я дойти до Авы, как та уже заплакала и обняла меня так крепко, будто не намеревалась отпускать.
— Ох, Кейт… я буду скучать по тебе!
— И я по тебе. — Что бы между нами ни произошло за зиму, я надеялась, что ее слезы означали, что девушка меня простила, и мы увидимся вновь, когда я вернусь весной. — Однажды тебе придется рассказать мне все подробности того, что здесь происходило.
Она кивнула, не в силах сказать ни слова, и, обнявшись напоследок, мы отпустили друг друга.
Следующей шла мама. Она спокойно грелась в лучах солнца, и, казалось, светилась изнутри. На мгновение я побоялась к ней прикасаться. Но мама не мешкала, сжав меня в объятиях и целуя в щеку.
— Повеселись там, — пожелала она, но по блеску в ее глазах я поняла: она ожидала, что я выполню свою часть сделки. Я уеду на шесть месяцев, но это последнее лето, когда я буду прислушиваться к ее указаниям. — Поживи смертной жизнью, пока есть возможность.
Не уверена, что смогу ею наслаждаться, зная, что ждет меня осенью, но все равно кивнула.
— Люблю тебя, — внезапно выпалила я, едва сдерживая слезы. Мама посмотрела на меня, и на долю секунды мне почудилось, словно мы единственные люди в мире. Но это чувство быстро прошло, и затем наступила очередь Генри.
Я не знала, что сказать, потому просто закинула руки ему на шею, а он прижал меня к себе. Теперь я рыдала в открытую, размазывая макияж, на который уговорила меня Ава этим утром, но мне было плевать.
