Измена. Простить, отпустить, отомстить? - Каролина Шевцова
- Дня три, не больше. И потом, тебе выпишут больничный.
- Насть, я руководитель.
- И вероятно весьма посредственный, раз твои подчиненные умрут без твоего трехдневного отсутствия. Кеша, мир не остановится, если ты проведешь немного времени со своим болеющим ребенком.
Несколько секунд он смотрел на меня. Пристально, как под микроскопом. Изучал, как ученый изучает пришпиленных на булавку стрекоз и букашек. Мне стало неуютно. Я так торопилась сюда, к Томе, что даже не думала о том, как выгляжу. Не делала прическу, просто натянула шапку, не красилась, одела то, что не требовало времени, которого и так не было. Просто натянула штаны на резинке и толстовку. Обычная одежда для прогулок по парку и самая неуместная, если выходишь на бой со своим бывшим.
- А я знаю, в чем дело, - выплюнул Савранский. Я даже отстранилась назад, будто боялась, что до меня долетит его яд. – Хочешь дальше целоваться со своим лысым придурком? И как далеко у вас зашло? Он уже трахал тебя, Настюш?
От Кеши это звучало мерзко.
- Это не твое дело.
- А чье же? Как никак мне наставляют рога.
- Ты шутишь? – Он замялся, будто только сейчас понял абсурдность своих претензий. – Кеш, по размеру и ветвистости рогов в этом соревновании у меня нет соперников.
- Я изменил, потому что ты не оставила мне шанса влюбиться в другую женщину!
- Как романтично. А я, знаешь, не такая возвышенная как ты. И ни в кого не влюблялась. Просто захотела почувствовать в себе что-то больше и тверже чем тампон.
Это было низко, но меня довели. И в таком состоянии я как берсерк, кидалась на врага, не видя себя от ярости.
- Ты на что-то намекаешь? – нечеловеческим, утробным голосом прошипел Савранский.
- Да какие там намеки, я говорю прямо. Можешь не переживать, что я потеряю голову от любви, Аркаша. Любовь это удел поэтов, как ты с Женей. Я же прозаик. И просто хочу секса. Чтоб аж искры из глаз летели, понимаешь?
Савранский зло рассмеялся. На нас покосилась женщина с телефоном в паре метров от окна. Она явно не планировала подслушивать чужой разговор, но теперь заинтересовалась. И мне впервые стало плевать, что там слушают другие люди, не буду говорить и на полтона тише!
- Не думал, что ты такая.
- Так и не думай, потому что на самом деле я в разы хуже. Можешь спросить у Никиты, его я тоже выгнала из дома. Кстати, то видео с тобой слил наш сын, представляешь? Достало смотреть, как ты мне изменяешь, вот и устроил родителям такой сюрприз.
- Не удивлен, твое воспитание.
- Конечно мое. Тебя же рядом не было.
- Да и ты себя не сильно утруждала. Даже сейчас не хочешь остаться со своим ребенком.
- Савранский, я сейчас скажу тебе новость, от которой у тебя совсем сорвет башню. Прикинь, Тамара и твой ребенок тоже! Вот это сюрприз, да?
Несколько секунд мы стояли напротив друг друга. Глаза в глаза, со сжатыми зубами, чтобы в порыве ярости не сказать что-то еще более гадкое. Контролировать себя становилось все труднее, злость, так долго кипевшая во мне, наконец нашла выход и теперь бурлила, стремилась наружу. Так, чтобы еще сильнее задеть когда-то любимого человека. Так, чтобы не мне одной было больно.
Это неправильно. Это разрушало меня изнутри. Но почему-то я не могла остановиться.
- Вот вы где, а я вас по всему этажу искала. Томочка заснула. Настя, ты привезла вещи? А то я не увидела сумки в палате.
Мама выглядела спокойной. Такие ссоры были ее стихией. Она умела за пару слов довести собеседника до истерики и при этом не потерять своего лица. Так что, если сейчас она подключится к разбокам, я сделаю ставку на опыт и годы манипуляций.
- Настенька не останется в больнице. Мы решили, что я возьму больничный. Так будет удобней всем, я наконец отдохну, а у Насти появится время для своего любовника, - произнес Савранский, глядя на меня.
- Настя?! – Ахнула мама.
- Все в порядке. Аркадий прав, мама. – Я смотрела не в сторону, а прямо перед собой, на мужа.
- Настя… у тебя появился любовник?
Голос мамы не дрожал. Она прекрасно контролировала собственные эмоции.
- Да, представляешь? Жаль, что ты узнала об этом так, мы с Тимуром хотели сделать вам сюрприз с шариками и тортом в виде Кама сутры.
- Настя, кажется ты не понимаешь, что говоришь.
- О нет… смею вас уверить, ваша дочь вполне серьезно. Я видел как они целуются, прямо как подростки, на пороге дома!
- Настя, - ахнула моя мама. – Тебе же сорок?!
- Тридцать девять, - парировала я. – Достаточно большая, чтобы не спрашивать у вас разрешения, с кем и где мне целоваться.
Савранский скрипнул от злости зубами. Видимо, он тоже сводил челюсть, чтобы хоть немного себя сдерживать. Длинный и тощий, с вытянутым позеленевшим лицом он больше походил на ящера, чем на человека. В нем не осталось ничего от прежнего Кеши, которого я так сильно любила.
Любила его, не любя себя.
Любила его, растворяясь и пропадая.
Любила и прощала, втаптывая себя же в грязь.
А теперь все. Закончилось. Не осталось ни любви, ни нежности, ни уважения.
- Если ты хочешь знать мое мнение, Анастасия, - твердо прочеканила мать.
Я повернулась и посмотрела на нее. Собранная, будто готовилась к этому разговору всю жизнь, она взяла стойку. От нее точно не дождешься лишних слов и проявления эмоций, все будет быстро, по делу и размежет меня до лепешки.
- Не хочу. – Брови мамы поползли вверх, прямо к прическе. Я улыбнулась, почувствовав свое превосходство, и добавила тверже: - Мамочка, я не хочу знать твое мнение. Спасибо, что поинтересовалась. Кеша, держи меня в курсе. Если я не отвечаю на звонки, значит занята и наберу тебя позже. Поцелуй от меня Тому, не хочу ее будить.
С этими словами я наконец разорвала длинную висевшую на шее цепь с огромной гирей на конце. Нет больше ни ответственности, ни ожиданий, ни чужих проблем.
Есть только пустота, за которой начинается свобода.
Глава 31
Это был день звонков.
Рабочих, личных, всяких.
Я говорила с Томой, она все так же слаба и много спит. Говорила с Кешей, он не поверил, что его великая любовь
