Джек Кетчам. Повести и рассказы. - Джек Кетчам

— Я так же, как и ты не хочу иметь с ними дело, Стеф. Поверь мне. Думаю, нам лучше остаться.

— Ладно, — сказала она. — Поговорю с Лорой. Тебе лучше одеться.

Я оделся. Потом Стеф вернулась в спальню и сказала, что все в порядке, просто нужно не забывать притворяться, вот и все. Я задался вопросом, насколько хорошо, потому что я слышал голос Клемента на кухне, и он казался довольно расстроенным.

Шли недели, и мы почти не разговаривали. Я имею в виду, что мы со Стеф общались и делали то, что всегда, и делали это очень хорошо, хвала Господу, в маленькой спальне в задней части квартиры. Лора и Клемент тоже заговорили. Было слышно, как они трахаются и смеются в большой спальне. Иногда они спорили, что, я полагаю, было связано с тем, что мы тут жили. Но вчетвером мы почти никогда не разговаривали.

Это меня все больше напрягало по мере того, как тянулись недели, и я начинал ворчать на Стеф. Когда же, черт возьми, она от них избавится? Почему она не посоветовала Лоре рискнуть и честно рассказать бедняге, кто она такая и что собой представляет? Прямо сейчас, сегодня?

И я подумал: Услышь меня, Господи.

Она сказала, что не может этого сделать. Здесь была замешана дружба, она должна помочь давнишней подруге. Я не мог ее заставить, хотя были дни, когда я определенно пытался.

Как раз в один из таких дней у меня состоялся разговор с Дорис, уборщицей. В то утро у нас четверых был особенно прохладный завтрак, и я кричал на Стеф, чтобы она послала их к едреней фене, к черту дружбу. Дорис не могла меня не услышать. Поэтому, когда Стеф вышла из квартиры за покупками, Дорис качала головой и фыркала на меня, пока пылесосила. Она мне нравилась, и я спросил ее, почему она фыркает.

— Потому что вы — очень хороший человек, мистер Тони. И мне не нравится, когда вы так кричите на людей, уж точно не нравится. Мисс Стеффи тоже хорошая женщина.

Я объяснил ей нашу ситуацию, взяв с нее клятву молчания. И пока я говорил, я наблюдал, как ее лицо морщится и киснет, как гниющая дыня при замедленной съемке, пока нос не уперся в острый кончик подбородка.

— Ах, мистер Тони, — сказала она, когда я закончил. — Ах, мистер Тони.

— Что "ах", Дорис?

— Боюсь, мисс Стеффи ввела вас в заблуждение. Это все не ее. Все это принадлежит мисс Лоре. Я здесь убираю много лет. И знайте, что она никакая не стриптизерша, она…

Больше я ничего не слышал.

Кого это волнует.

Я играл в "Космических захватчиков", пока Стефани не вернулась домой. Немного выиграл, немного проиграл. Когда она вошла в дверь, я набросился на нее, как грабитель. Дорис заблаговременно исчезла в ожидании надвигающейся бури. Стеф рассказала мне все. Нет у нее ни агентства, ни работы, ни денег. Только одежда, что на ней. Были слезы, опущенные глаза, косые взгляды.

Я подумал о своем договоре с киностудией.

И я ей тоже все рассказал. Взгляды становились все темнее и мрачнее, а потом немного посветлели, и вскоре мы уже то смеялись, то завывали. Черт, по крайней мере, мне было где спать. Когда все открылось, мы оба почувствовали головокружение. Мы еще немного посмеялись, а потом я взял изящную руку с фальшивыми драгоценностями и повел Стеф к автомату с "Космическими захватчиками" на последнюю битву. Я проиграл. Очень плохо. Вероятно, мы никогда не разбогатеем. К черту, — подумал я.

Мы собрали вещи, поехали ко мне домой и начали давить тараканов.

Сюжет этого рассказа позаимствован из одной из тех скабрезных испанских сказок, которые печатаются в "Плейбое". Это было так давно, что я уже не помню, кто был автором, но, возможно, это был Сервантес. Кто-то, я думаю, из того периода. Если кто-нибудь после прочтения рассказа вспомнит имя автора оригинала, буду рад об этом услышать. В барах, особенно в нью-йоркских барах, особенно в нью-йоркских барах Ист-Сайда, происходит так много лжи, что осовременивание окружающей обстановки показалось мне совершенно естественным.

"Мертвая жара"

Ранним утром движение на Западной 72-й улице было незначительным. Я слышал, как снаружи грузовики с грохотом преодолевают выбоины на дороге через город. Солнце ползло вверх по моей запятнанной шторе, как рой пауков. Я поднялся с дивана и посмотрел на часы. Я провалялся три часа. Шея сзади была сырой и потной. Язык был похож на кисту. В Нью-Йорке стояла середина августа, и единственное, что я ненавидел еще больше, — это ночь вроде прошлой, когда каждая женщина была фурией, а каждый напиток — долгим сладким скольжением к уничтожению.

И тут в дверь снова постучали. Этот стук меня полностью разбудил. Во сне кто-то перерезал мне ствол мозга и тихонько засунул меня в кастрюлю с омарами. Я улыбался, и вода приятно журчала под моими ногами. Стук в дверь все изменил. Я догадался, что должен быть за это благодарным.

— Подождите, — сказал я. — Иду. Пересчитайте пока деньги.

Я соскользнул с дивана и уставился в стеклянную дверь. Размытая фигура была маленькой и тонкой. По крайней мере, мне, вероятно, не понадобится 38-й калибр. Я открыл шкаф и посмотрел