Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5
Прерву здесь повествование, чтобы засвидетельствовать своими личными впечатлениями факт почитания Бориса Николаевича Президента в Рельсовске .
Помню, я спросил однажды, как мне пройти на такую-то улицу, а в ответ услышал, что Президент на 1/3 состоит из партийного чванства; на 1/3 из диссидентского предательства, а на 1/3 из алкоголя.
— А еще на 1/10 из чего? — позабыв про улицу, на которую мне надо попасть, заинтересовался я.
— Из Бурбулиса! — отвечали мне охотно и незамедлительно.
Точно так же и в гостиничном номере, где я проживал, пока меня не ввели в права владения недвижимостью, оставленной мною в Рельсовске. Мне довелось здесь встрять в разговор двух дилеров. Долго и нудно рассуждали они, что папиросы «Беломор» дилеру не подходят, надо типа «Мальборо», иначе никто из серьезных пацанов не будет и разговаривать с тобой.
— Но я же не накуриваюсь «Мальборо».
— А никого не колышет, чем ты накуриваешься! Это когда будешь иметь хотя бы двухлитровый банк, можешь типа махры палить. А пока делай, как я говорю: без «Мальборо» и ствола на дела не ходи!
— Понял. Это как, типа, в Америке?..
Должен признаться, что, являясь грузинским евреем, я очень ревниво отношусь к восхвалению негрузинских обычаев. Вот и теперь я не удержался и заметил, что в Америке престиж поддерживается маркой машины, домом бизнесмена, а не сигаретами, которые он курит.
— Не догоняю. — сказал своему другу молодой дилер. — Этот чехол типа американца, да?
— Нет. — сказал я. — Я — грузинский еврей и меня зовут Давид Эдуардович Выжигайло. Многие мои друзья бывали в Америке. Например, господин Луков. А главное — мой приемный отец, Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе долгие годы работал на американское правительство. И уверяю, я вас не обманываю.
— Ну и что? — сказал бывалый дилер. — С машинами и особняками у нас пока напряжёнка, но все остальное — не хуже Америки. И рэкетиры, и президент. И ты, шеварнутый, зацени, что нашего Президента в Америке гораздо больше любят, чем своего .
— Это точно. — вздохнул я. — Эдуард Амвросиевич говорит, что свой дурак грех, а чужой — смех. Он, между прочим, поэтому и уехал из этой страны.
И, отвернувшись к стене, я заснул. Мне удалось сделать это, потому что мои соседи-дилеры озадаченно смолкли после моей реплики.
Однако часа в три ночи меня разбудили.
— Чего случилось? — спросил я.
— Ничего . — ответил бывалый дилер. — Просто я тут типа мысли надумал .
— Какой?
— Ну, это . Борис Николаевич умный все-таки.
— Почему?! — досадуя, спросил я.
— Потому что он типа Кремля — сидит и конкретно командует всеми! И твой папашка в шестерках у него козлит! Сечешь?
Изложив мучившую его мысль, дилер торжествующе улыбнулся и, улегшись в свою постель, облегченно захрапел.
Разумеется, если бы я был простым грузином, я бы не стерпел, и кто знает, может быть, в Рельсовске вспыхнула бы большая Кавказская война, но поскольку в жилах моих течет немало еврейской крови, я поступил более мудро — этого не очень умного дилера я поставил на место на страницах своей истории Рельсовска.
ГЛАВА ШЕСТАЯ, или ГРАЖДАНСКИЕ ВОЙНЫ В РЕЛЬСОВСКЕ.
НАЧАЛО
Да-да.
Невзирая на необыкновенное дружелюбие рельсовцев, несмотря на подвижническую работу рэкетиров, возглавляемых Петром Николаевичем Исправниковым, гражданские войны не миновали Рельсовск.
Войн таких было в Рельсовске двести пятьдесят шесть.
И если самые первые гражданские войны велись между дилерами и членкорами, то в дальнейшем, когда счет войнам перевалил на второй десяток, вопрос, кто и с кем воюет, утратил изначальную ясность.
Еще более непонятными были причины войн.
Порою, чтобы вспыхнула кровопролитная бойня, хватало одного неосторожно или неграмотно сказанного слова.
Двадцать шестая гражданская война в Рельсовске началась, например, из-за знаков препинания в стихотворении Евгения Иудкина.
— Как так?! — спросите вы. — Мы знаем, что Евгений Иудкин выдающийся мастер поэтического слова, но воевать из-за его стихов!..
— Не стихов! — говорю я. — Из-за знаков препинания в стихах!
— Тем более, если не из-за стихов! Тем более, если из-за каких-то знаков препинания! Это же нелепость! Как могло получиться такое?!
— А вот так! — отвечаю. — Как было, так и было! Но если вам интересно, расскажу подробнее.
Впервые стихотворение Евгения Иудкина «На смерть тещи президента» появилось в газете «На рельсу!».
Ведь надо же так изолгаться, что теща твоя со стыда померла!
За Отчизну не стыдно!
Великого братства народная сила крепка!
А в «Голосе дилера» изменили знаки препинания, и получилось иначе:
Ведь надо же так изолгаться...
Что? Теща твоя со стыда померла за Отчизну?!
Не стыдно?
Великого братства Народная сила крепка?!
В публикации «Рельсы» многие усмотрели выпады против Бориса Николаевича Президента, а в публикации «Голоса» — против самого народа. А поскольку и народ, и Бориса Николаевича Президента в Рельсовске все любили, то гнев, обрушившийся на Евгения Иудкина, не имел границ.
Рельсовцы тогда сошлись во мнении, что Иудкина надо задавить или повесить.
Но за что?
За оскорбление президента или за плевок в лицо народа?
Тут-то и начались разногласия...
Разумеется, этот чисто литературоведческий, текстологический спор мог бы разрешить сам Евгений Иудкин, если бы честно объявил, за что его надо удавить, но — увы? — Иудкин смалодушничал.
Он повел себя недостойно звания лауреата многочисленных премий и трусливо заявил, будто вообще не пользуется знаками препинания, поскольку плохо разбирается в них.
Поэтому-то, за ненадобностью, о Евгении Иудкине позабыли и сразу принялись за хорошую, длившуюся почти две недели двадцать шестую гражданскую войну.
И все-таки это только на первый взгляд кажется, что двадцать шестая гражданская война началась без всякой причины.
Если мы вдумаемся, то увидим, что поводом и смыслом ее стал необыкновенно высокий, голубоватый рейтинг Бориса Николаевича Президента.
ШЕСТОЕ АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Уже вселившись на принадлежащую мне жилплощадь, я вызвал самого умного рельсовского обитателя Федора Михайловича Любимова и, проинформировав о разговоре с дилерами, состоявшемся в гостинице, открыто заявил, что фанаберия еще никого не доводила до добра.
Выслушав меня, Федор Михайлович согласился.
— Вот именно! — сказал он. — Я это всегда своей Катьке говорю.
Я не сразу понял, в чем дело, но Федор Михайлович объяснил мне, что именно из-за фанаберии его супруги Катьки в свое время вспыхнула в городе сорок восьмая гражданская война.
Я попросил Федора Михайловича изложить эту волнующую историю поподробнее.
— Уверен. — сказал я, доставая из тайника бутылку и блокнот, в котором вел записи, — что услышу нечто достойное песен Гомера. Как это замечательно! Эллада. Одиссей. Корабли. Троя. Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына. Может быть, я изложу этот эпизод в своей Истории гекзаметром.
— Ну, почти так и было всё, как у Гомера. — скромно сказал Федор Михайлович, откупоривая бутылку. — В том смысле, что гекзаметром. В общем, так.
И он прочитал нараспев:
Катька в тот день на пикник собралась к рэкетирам...
Тяпнула, дура, пару стаканов водки зеленой и рассказала, будто бы в НАТО шпионкою служит...
ШЕСТАЯ ГЛАВА, или ГРАЖДАНСКИЕ ВОЙНЫ В РЕЛЬСОВСКЕ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Дерзкое самозванство Катьки не обмануло бы многоопытного Петра Николаевича Исправникова. Недаром столько лет проработал он в правоохранительных органах, а теперь взялся за нелегкое дело руководства НИИ Человека и Трупа.
— Полно врать . — сказал он. — Чего у нас НАТЕ делать?
— Ну, не скажите, Петр Николаевич, — запротестовал господин Петров, недавно устроившийся работать бухгалтером к Петру Николаевичу. — Некоторым, конечно, кажется так, а на самом деле, отчего же? У нас завод «Рэкетир» работает и много чего выпускает. НАТА вполне могла бы этим заводом заинтересоваться... Все-таки и в страны ЕЭС оборудование поставляем.
— А! — пренебрежительно сказал Исправников. — Врёт всё Катька. Если бы она шпионом НАТЫ была, я бы давно уже ей руки и ноги пообломал. А она кто? Что я не знаю, что она с Федькой возле ларьков околачивается.
— Ну откуда вы можете все знать, Петр Николаевич? — не унимался бухгалтер Петров. — Вы ведь, извините, Петр Николаевич, вы все-таки пока не НАТА.
— Я не НАТА? — рассердился вдруг Петр Николаевич. — А что такое эта НАТА против меня?
— Вы, Петр Николаевич, НАТА, конечно, но так сказать, в масштабе нашего города. — примирительно сказал Петров.
И, может быть, этим и закончился бы инцидент, но Катька Любимова, обидевшись, что ее не хотят признать шпионкой НАТЫ, вдруг насмешливо и очень конкретно для Петра Николаевича захохотала.
