Златан Ибрагимович - Я — Златан
Вы согласны? — спросил он.
Я посмотрел на Мино. Мино сказал:
Соглашайся.
Ладно. Согласен.
Бранко закурил новую сигарету и набрал номер Моратти. В его голосе звучало торжество.
Златан согласен, — сказал он.
Это была хорошая новость. Это было здорово. И это слышалось в его голосе. Но ничего еще не было улажено. Теперь «Интеру» и «Юве» предстояло разбираться между собой. За какую цену меня продадут? Начиналась новая игра. Разумеется, теряя меня, «Ювентус» запросит солидную сумму. Мне позвонил Моратти.
Вы довольны?
Я доволен, — ответил я.
Итак, добро пожаловать.
Тут, вы понимаете, я глубоко вздохнул, и это был вздох облегчения.
Всю неопределенность весны и лета как будто вымело за одну секунду. Мино оставалось сообщить новость начальству «Милана». Берлускони теперь вряд ли пригласит меня ужинать. О погоде нам говорить неинтересно. Как я понимаю, ребята в «Милане» обомлели: что за хрень? Ибра в «Интер» переходит?
Иной раз все случается очень быстро, — подытожил Мино.
Меня продали за 27 миллионов евро, это был самый крупный
трансфер в Серии А этого года. И я так и не заплатил тот самый штраф за игровую приставку. Это уж Мино постарался. А Моратти в заявлении для прессы подчеркнул, что покупка Ибрагимовича сыграет для клуба такую же важную роль, как в свое время покупка Роналдо. Это, конечно, тронуло меня. Я был готов войти в «Интер». Но прежде мне надо было сыграть за сборную Швеции в Гетеборге, это была как бы разминка перед моим возвращением к настоящей жизни.
ГЛАВА 16
Матч со сборной Латвии мы выиграли 1:0. Забил мяч Ким Чельстрём, а на следующий день, 3 сентября, у нас был выходной. В этот день Олафу Мёльбергу, капитану «Астон Виллы», исполнялось 29 лет. Мы познакомились в нашей сборной, и поначалу он был очень тихим, почти какТрезеге. Но потом он раскрылся, и мы стали друзьями. Он хотел, чтобы я и Чиппен (Кристиан Вильхельмссон — прим, пер.) пошли с ним отметить. А почему бы и нет?
Мы обосновались в клубе на Авенин (главная улица Гетеборга — прим, ред.), в том, где на стенах фотографии. Газетчики описывали его, как «заведение». Каждое место, куда я прихожу, непременно становится «заведением». Там было пусто, мы сидели чуть ли не в пустом зале и спокойно выпивали. Делать больше было нечего; на часах 11. По правилам сборной, в 11 мы уже должны быть в отеле. Какого черта, сказали мы. Стоит ли так беспокоиться о времени? Мы и раньше поздно возвращались, и никто не поднимал из-за этого шума. Да и в конце концов, у Олафа был день рождения, мы совсем тихо посидели и в четверть первого, как хорошие мальчики, уже лежали в кроватях. Вот, собственно, и все. Мои друзья из Русенгорда ничего и не узнали бы, если бы я им не рассказал. Да ничего и не было, правда.
Но вот в чем проблема. Мне не удается даже выйти молока купить, чтобы об этом не узнали газеты. Куда бы я не отправился, за мной шпионят. «Я видел Златана там, я видел Златана тут»... Видимо, кому-то это скрашивает жизнь. И, видимо, это почему-то круто. Так всегда бывает, но в большинстве случаев люди встают на мою сторону: «О чем, собственно речь? Златан ничего не еделал». На этот же раз газетчики проявили изобретательность.
Они решили поднять шум и позвонили менеджеру сборной. Не стали спрашивать про нас или про то, когда мы явились, а просто спросили, каковы правила. Он ответил как есть: все должны быть в отеле в 11.
— Но Златан, Чиппен и Мёльберг явились позже. У нас есть свидетели, — заявили журналисты.
Наш менеджер — хороший парень, он нас всегда защищает. Но в этот раз он не успел просчитать варианты, а может, ему-просто в голову не пришло. Все ведь ошибаются, правда?
Если бы он сообразил, и сделал, как делают менеджеры итальянских команд, он спросил бы журналистов, нельзя ли перезвонить им позже, чтобы дать точную информацию. Он потом мог бы сказать им, что мы припозднились, потому что получили разрешение, или что-то в этом роде. И, конечно, нельзя было говорить, что мы избежим наказания, ни в коем случае. Таковы фундаментальные принципы: мы команда, мы одно целое, и, если мы заслуживаем наказания, нас могут наказывать, как считают нужным.
Но менеджер сказал, что никто не имеет права приходить позже 11 и что мы нарушили правила. И тут все полетело к черту. Утром мне позвонили: «Тебя вызывает Лагербек, будет разборка». Терпеть не могу разборок. Хотя, конечно, кое-какой опыт у меня есть. На разборки меня вызывали даже в начальной школе, так что ничего необычного для меня тут не ожидалось. Такая уж у меня жизнь, тем более, на этот раз я знал, о чем пойдет речь. Я позвонил одному из охранников, который, как я знал, кое-что смыслит.
Чего мне ждать?
Похоже, тебе пора собирать чемоданы, — ответил он.
Я ничего не мог понять. Собирать чемоданы? Потому что я немного опоздал? Но потом смирился. А что мне оставалось? Я упаковался и даже не стал придумывать оправдание. Уж слишком все глупо. Раз в жизни правда должна восторжествовать. Я пришел, там сидел Лагербек и вся банда, а также Мёльберг и Чиппен. Они были не так спокойны, как я. Потому что не привыкли. А я чувствовал себя как дома. Я даже скучал по такому: словно бы я в школе и меня грозят оставить на второй год.
Мы решили отправить вас домой, — объявил Лагербек. — Что вы на это скажете?
Я прошу прощения, — сказал Чиппен. — Мы и правда поступили глупо.
И я прошу прощения, — сказал Мёльберг. — Но... как вы преподнесете это прессе?
Тут все начали это обсуждать, а я сидел совершенно спокойно. Я ничего не говорил, и Лагербек, видимо, почувствовал, что чтото не так. Не был я похож на проштрафившегося мальчишку.
А ты, Златан? Ты что скажешь?
Ничего.
Что ты имеешь в виду?
Именно то, что сказал. Ничего!
Тут, я заметил, они заволновались. Им, наверное, удобней было бы, если бы я начал препираться. Больше похоже на меня. А тут что-то новенькое. Ничего! Их, казалось, это потрясло. Что этот Златан задумал за сей раз? И чем спокойней я держался, тем больше они нервничали. Это было странно. Мое молчание нарушало равновесие. У меня появилось преимущество. Все так знакомо. Универмаг «Весселс», школа, команда юниоров... Я случал речь Лагербека о том, что правила сформулированы предельно точно, с тем же интересом, с каким я слушал бубнеж учителя: «Ты снова болтал на уроке». Говори, меня это не колышет. Но одна вещь меня задела. Это когда он сказал: «мы решили, что ты не будешь играть с Лихтенштейном». Не то чтобы это беспокоило меня само по себе. Да и чемодан я уже упаковал. И кому, по правде сказать, есть дело до Лихтенштейна? Не это вывело меня из себя. А вот что: кто это «мы»?Он большой босс. Почему он прячется за чьими-то спинами? Будь мужчиной и скажи: «Я решил», и я тебя буду уважать. А это трусость. Я с яростью взглянул ему прямо в глаза, но по-прежнему молчал. А потом поднялся в свою комнату и позвонил Кеки. В подобных обстоятельствах никто не поможет лучше, чем семья.
Приезжай и забери меня!
Что ты натворил?
Я опоздал.
Перед отъездом я переговорил с менеджером сборной. Он знал меня лучше других в команде, знал мое прошлое, мой характер. Он знал, что я легко не прощаю.
Эй, Златан, — сказал он, — я не волнуюсь за Мёльберга и Чиппена. Они обычные шведские парни, они примут наказание и вернутся. Но ты, Златан... Боюсь, не выкопал ли Лагербек себе могилу.
Посмотрим, — сказал я.
Уже через час я покинул отель. Мы с братом посадили в машину и Чиппена, и еще одного парня. Остановившись на заправке, мы увидели свежие газеты.Hy и бучу они подняли! Можно подумать, НЛО сел на Землю. А дальше стало только хуже. Я поддерживал Мёльберга и Чиппена. Был им как папочка. «Ребята, не обращайте внимания. Это, скорее, вам в плюс. Никто не любит пай-мальчиков.»
Но самого меня, честно говоря, это все больше и больше раздражало. Лагербек с кодлой добились своего: мы против них. Смешно, право слово. Не так давно я подрался с одним парнем в Милане. Огучи Оньеву его зовут. Я потом расскажу об этом, мы крепко схлестнулись. Никто не сказал, что драка — это хорошо. Но руководство команды защитило меня от прессы, объяснило, что я был перевозбужден, что-то в этом роде. В Италии заботились о сохранении команды. А здесь разделили на хороших и плохих мальчиков. Нельзя так работать. Это я и сказал Ларсу Лагербеку.
Я уже все позабыл, — ответил он. — Ты можешь вернуться.
А я? Я не приеду. Вы могли оштрафовать меня. Вы могли много чего сделать. Но вы сдали нас газетчикам с потрохами. Я это так оставлять не намерен.
Этим все и кончилось.
Я сказал «нет» сборной Швеции и выбросил всю эту историю из головы. Нет, конечно, не выбросил, я вспоминал о ней все время, но жалел я только об одном. Я мог бы устроить скандал погромче, раз уж меня выкинули. Что за черт: посидели в пустом зале со стаканчиком и опоздали на час? Что это такое? Надо было разнести бар, утопить машину в фонтане там, на Авенин или отправиться домой в одних трусах. Вот это скандал моего уровня. А то чепуха какая-то.
