Тори Халимендис - По ту сторону тьмы
С Анри мы так и не стали заговаривать о чувствах. Просто он держался поближе ко мне, иногда брал за руку и бросал на меня ласковые взгляды, следил, не устала ли я. Вот и все. Не знаю, как долго бы это продолжалось, но опять вмешался случай.
Направление знал только Дамиан, так что шли мы, повинуясь его указаниям. Первую половину дня идти было довольно легко, но никто не торопился расслабляться, все ожидали подвоха. Однако же приближалось время обеденной стоянки, а ничего не происходило. И когда Благодатный объявил привал, мы быстро съели нехитрую снедь и не стали долго отдыхать, памятуя о вчерашнем происшествии. Но на сей раз неприятности поджидали нас уже в сумерках.
Выбрав поляну для ночевки, мы распределили обязанности. Вельма вызвалась готовить ужин, Пабло и Мартин — принести воды и соорудить всем постели, Дамиану и Францу предстояло ночное дежурство, а я вызвалась помочь Анри собрать хворост для костра. Не скрою, мне очень хотелось остаться хоть ненадолго наедине с Анри. И пусть Франц настрого наказал нам не отходить далеко от места стоянки, но даже недолгие минуты, проведенные не под чужими взглядами, не могли не радовать.
Поначалу мы держались за руки, но вскоре вспомнили о своих обязанностях. Сухостоя хватало, так что мы очень быстро набрали веток и двинулись в обратный путь. Анри опять не стал говорить со мной о том, что мы чувствовали друг к другу. Мы только перебрасывались ничего не значащими репликами, но мне хватало и просто нежных теплых взглядов. Конечно, их я ловила на себе и на протяжении дня, но когда рядом никого нет, даже взгляды воспринимаются иначе. Нечто личное, интимное, только для нас двоих. Хотелось, конечно, большего, но я твердо решила больше первого шага самой не делать.
Охапка веток в руках закрывала обзор, да еще и я старалась смотреть на Анри, а вовсе не под ноги, оттого-то и не заметила эту яму. А может, она были искусно прикрыта — кто теперь скажет? Знаю только, что нога моя в один далеко не прекрасный момент вдруг не ощутила под собой опоры. В надежде сохранить равновесие, я взмахнула руками, рассыпав весь хворост, но не удержалась и полетела вниз.
— Северина! — раздался отчаянный крик Анри.
По счастью, яма оказалась не слишком глубокой, а на дне ее лежала груда листвы, так что при падении я не ушиблась. Невольно удивилась тому, что листва казалась свежей, сорванной совсем недавно, а трава, наваленная под ней, еще не успела привянуть. Словно кто-то ожидал, что я попадусь в эту ловушку, и подготовил ее таким образом, чтобы не нанести мне ни малейших повреждений. Я только оцарапала руки хворостом при падении, вот и все.
Несмотря на относительно небольшую глубину ямы, выбраться самостоятельно из нее возможным не представлялось. Пальцы вытянутых рук не доставали до ее краев. Стенки оказались гладкими, ни уступов, ни корней, цепляясь за которые можно было бы вылезти наружу. Но для паники оснований не было, ведь Анри без особых затруднений мог бы вытащить меня. Но почему он медлит?
— Анри! — позвала я.
И услышала звук, от которого оборвалось сердце и сбилось дыхание. Злобное рычание там, наверху, где оставался мой поэт.
— Анри!
Очередной рык неведомого зверя стал мне ответом. Я металась по яме, ломала ногти, пытаясь зацепиться за глиняные стены, сбивала в кровь костяшки пальцев, когда в бессилии колотила кулаками по холодной бурой почве.
— Анри!
Мне показалось, что до меня донесся ответный крик, и я замерла, напряженно прислушиваясь. Рычание, хрипы, визг боли. Похоже, наверху шел отчаянный бой.
— Вельма! — заорала я в надежде, что мне удастся докричаться до наших спутников и призвать их на помощь. — Франц! Пабло! Мартин! Дамиа-а-ан! Кто-нибудь! Помогите!
Я все кричала и кричала, пока не сорвала голос и из моего горла не стал вырываться лишь слабый сип. Тогда я медленно опустилась на мягкую травяную подстилку, обхватила голову руками и тихо заскулила.
Не знаю, сколько просидела я так, раскачиваясь из стороны в сторону: минуты? часы? Я совершенно утратила чувство времени и пришла в себя, лишь когда меня сверху окликнул голос Анри:
— Северина!
Боясь поверить собственным ушам, я задрала голову и увидела такое родное лицо. На скуле наливался багрово-черным цветом кровоподтек, бровь была рассечена и из нее тонкой струйкой стекала кровь, так что я поначалу испугалась, посчитав ранение серьезным.
— Северина! — обеспокоенно повторил Анри. — Ты жива?
— Жива, — просипела я. — И даже почти невредима. Ты как? Кто на тебя напал?
Последние слова дались мне с трудом, и я натужно закашлялась. Анри с тревогой посмотрел на меня, а затем стащил через голову рубаху и опустил ее ко мне, удерживая за один рукав.
— Вроде бы крепкая, должна выдержать. Выбирайся, Северина.
Рубаха действительно оказалась крепкой. Пару раз ткань затрещала, но все-таки не порвалась. А вскоре Анри уже смог удерживать меня руками. Выкарабкавшись наружу, я первым делом принялась тормошить любимого, осматривать и ощупывать его со всех сторон.
— Ты цел? Цел? — повторяла, будто в беспамятстве, не обращая внимания, что вожу ладонью по обнаженной мужской груди, спускаясь к животу.
— Цел, — хрипло выдохнул Анри и перехватил мою руку.
Я заглянула ему в глаза, и горящий в них шальной огонь охватил и меня.
— Анри…
— Рина…
Наш поцелуй был солоноватым от привкуса крови, и это поразительным образом вызвало во мне не отвращение, а жаркое желание, плавящее все тело, ослабляющее колени, лишающее разума. Я впивалась пальцами в его обнаженную спину, прижималась все теснее, выгибалась, откидывала голову, подставляя шею под ласки его губ. Вскоре и моя рубаха полетела на землю, а Анри, опустившись на колени, прижимался губами к моему животу, щекотал языком ямку пупка и одновременно стягивал с меня брюки.
— Анри! — всхлипнула я, доведенная его ласками почти до безумия.
Он опустил меня на груду небрежно брошенной одежды, навис надо мной. Сжал пальцами болезненно напрягшийся сосок и хрипло выдохнул:
— Я больше не могу, Рина.
Я только простонала:
— Да-а!
Мне и самой уже безумно хотелось почувствовать его внутри, заполнить тянущую пустоту. И когда он проник в меня одним толчком и сразу же стал мощно двигаться, я только схватилась беспомощно за его плечи и выгнулась ему навстречу.
Это было так странно, так непривычно, так сладко — чувствовать его в себе, подстраиваться под его движения и хныкать от невыносимого напряжения, все сильнее сжимавшего низ живота. А потом я закричала, несмотря на сорванный голос, и забилась в коротких сладких судорогах экстаза.
Мы медленно приходили в себя. Я чувствовала тепло от солнечного луча на щеке, неудобство от небольшого камешка под грудой одежды, что давил мне на плечо, тяжесть тела Анри. Шевелиться не хотелось. Сладостная истома разлилась по всему телу, и у меня осталось одно только желание — уснуть. Анри лег рядом, притянул меня к себе на грудь.
— Спасибо, — шепнула я и прикоснулась поцелуем к солоноватой от пота коже.
— За что? — удивился он.
Я оставила его вопрос без ответа. Не потому, что хотела что-то скрыть, а потому, что не знала, как рассказать ему о своем первом неудачном опыте. Конечно, благодаря Вельме (и Дамиану, что скрывать) я больше не боялась близости, но даже не подозревала, какое она может принести наслаждение. Наверное, Анри догадался, что не был моим первым мужчиной, но ни слова мне об этом не сказал.
— Я люблю тебя, — шепнул он, перебирая мои волосы.
— И я тебя люблю. Но если ты опять заговоришь о том, что Дамиан больше подходит мне в мужья, то я тебя покусаю, — голос мой все еще звучал едва слышно.
Анри со смехом перевернулся, опять нависнув надо мной.
— Ну уж нет! Никакого Дамиана! Кстати, вот, держи.
И он, порывшись в сброшенной одежде, вытащил платок с вышитой монограммой и пояснил:
— Вытереться.
Несмотря на только что произошедшее между нами, я все-таки вспыхнула.
— Спасибо.
Платок с кружевами и изящной вышивкой остался, должно быть, еще со времен карьеры Арамеуса. Я со смущением подумала, что у меня нет при себе никакого ненужного лоскутка, а ведь не мешало бы не только себя привести в порядок, но и стереть с лица Анри кровь. Ладно, вернемся к месту стоянки, и этим займется Вельма. Залечит ранения она уж точно куда лучше, чем я.
