Штаний Люба - В любой гадости ищи свои радости
Вонючка отпрянул в тоже мгновенье, оценил мою перекошенную морду и выкинул тварюжку в ночь.
Я проводила взглядом многоногий снаряд, канувший во тьму за карнизом. Сглотнула подступающую к
горлу истерику.
– Извини, – тихо произнёс зомбик, разводя руками. – так получилось.
Так получилось?! А не фиг было надо мной своей густонаселённой башкой трясти! Пришибу!
Угрожающе набычившись, я двинулась к горбуну и тот, смекнув, что не целоваться сейчас полезу,
попятился.
– Да я не нарочно! – выдал сакраментальное полосатый зомби, и вдруг: – Не кипятись, лапушка!
Хорошая моя, золотая...
На секунду прибалдев от неожиданности, я остановилась и вылупилась на кошмарика. Ничего себе!
Лапушка?! ЕГО хорошая?! Его?! Только этого мне не хватало! Мало статуса кобылы и спутника
гниющего ужаса?!
Этот трясожук меня решил меня добить?! Самооценка и так ниже плинтуса, комплексы цветут
буйным цветом, а горбун издевается! ТО Манюня, то лапушка?! Может, ещё пупсиком назовёт?!
Сволочь...
– Вот и умничка, – Алехандро, ошибочно принял мою растерянность за спокойствие, – Ты ж моя
красавица...
А вот это он точно зря сказал! Не стоило наступать на больную мозоль, ох, не стоило... Стать из
невзрачной девушки-мышки кобылой в жутких пятнах – совсем не сахар. Осознавать себя
страшилищем рядом с такими, как Эйлар и высокомерная красавица-богиня, и вовсе – полный взрыв
мозга.
Комплексы?! Да какие к чёрту комплекс?! Держать себя в руках и без подначек полосатого кошмара
было не просто. Я уже даже сосчитать не могла, сколько раз прощалась с жизнью за последние
несколько дней. Если откровенно, с момента превращения в лошадь буквально балансировала на
грани истерики, как эквилибрист под куполом цирка.
В общем, меня переклинило. Зло фыркнув на очередное издевательски сладкое муси-пуси
Алехандро, я рванула к горбуну. Сейчас он у меня и постирается и помоется! Может, хоть часть
живности сбежит.
Я попыталась столкнуть горбуна в парящее озеро, но фокус не прошёл. Как это неуклюжее
недоразумение увернулось, ума не приложу! Затормозив у противоположной стены пещеры, я с
недоумением потрясла головой и развернулась на сто восемьдесят градусов.
– Манюня, не дури, – уже раздражённо просипел уродец, глядя исподлобья остро и холодно, – Всё
равно, не тебе со мной тягаться.
Чего?! Совсем офигел, прыщ колченогий?! Да я его одним копытом в шашки переиграю, а он со
своими увечьями решил с лошадью в силе и ловкости посоревноваться?! Это уже хамство!!!
Подумаешь, один раз промахнулась! Так темно же и костерок зомбик развёл крохотный. Даже
шоколадку не видно, а она не шевелиться и я знаю, где искать.
На этот раз разгоняться не стала, поскольку сверзиться в случае чего с карниза не улыбалось.
Нацепив равнодушное выражение на морду, гордо вскинула голову и пошлёпала якобы к водопаду
мимо вонючки. Тот расслабленно улыбнулся гниющим личиком:
– Вот и умничка.
Но тут я резко подалась вбок и... В следующее мгновение оказалась сидящей по самые уши в воде!
Не поняла?! Как он это сделал?! Я же...
– Ох, Манюня-Манюня... – присев на корточки, довольно протянул горбун с противной ухмылочкой, –
Сказал же: тебе со мной не тягаться.
У меня от обиды и возмущения не то что слов, мыслей не осталось! И в тоже время... Почему-то
где-то на самом краю сознания промелькнуло нечто, сильно смахивающее на гордость за убогого.
Косой, кривой, не говоря уже о прочих ‘достоинствах’, а кобылу в озеро между делом скинул?! Нет, это
какой характер и волю к жизни нужно иметь?!
И, всё равно, обидно немного. Хотела искупать кошмарика, а в результате сама окунулась. Оно бы
ничего, да спать пора, а я мокрая, как селёдка в маринаде.
– Вылезай, – подал вдруг голос уродец, – я тебя оботру.
Ещё чего! Из воды выбралась, конечно, только вот подпускать себе этот рассадник заразы? После
того как он меня облагодетельствовал какой-то насекомой нечистью на морду? Демонстративно
отстранившись от горбуна с попоной наперевес, я передёрнула шкурой и многозначительно кивнула
на водоём.
– Да понял я, понял, – скривился зомбик, отчего его лицо стало напоминать сползший хлопковый
чулок, – да только мне это не поможет.
Я едва не окосела от такого откровения.
– Челюсть подбери, – хмыкнул Алехандро и тяжело вздохнул: – колдовство это, Манюнь. Сильное и
злое. Ладно. Не бери в голову. Лучше иди к костру, а то простынешь.
Кошмарик замолк, а я послушно побрела к огню. Правда, сначала сгоняла всё же на карниз
отряхнуться, но едва вода серебряными брызгами разлетелась окрест, дёрнула в относительное
тепло пещеры. Ветер всёж-таки далеко не летний...
Укладываясь, никак не могла отогнать сомнения. Колдовство оно конечно да, но... Говорить
Алехандро может что угодно. Ведь куда проще обвинить в своих бедах злого колдуна, чем признать
случайность болезни? Нормальная реакция вообще-то – искать виноватого. А если причиной жуткого
недуга стала банальная нечистоплотность... Эх, помылся бы ты, ёжик, авось и отмоешься...
Знакомый парк, залитый остервенело радостным солнцем, принял меня в свои объятья. Интересно,
а дадут мне просто поспать хоть когда-нибудь?!
Обречённо вздохнув, я побрела к площади. Возможность встречи с Эйларом особого вдохновения
не вызывала. Несмотря на томление во всём теле при одном только воспоминании о его горячих
руках и собственном бурном отклике.
С одной стороны ничего хорошего нам не светило при любом раскладе, а с другой... Вернее всего,
во главе угла стояла иная причина: мне тупо не хотелось выдавать богине, насколько этот мужчина
теперь для меня важен.
Важен... Пожалуй, да. Мне стыдно от этой слабости, стыдно понимать, как легко и просто он отмёл
мои принципы, как ненадёжно и хрупко оказалось сопротивление воину. Стыдно, но факт – есть факт:
жизнь Эйлара достаточно весомый довод, чтобы склонить голову перед любым бредовым капризом
блондинки с манией величия.
Как ни хотелось бы верить в обратное, вряд ли удастся скрыть собственную уязвимость. С другой
стороны, может, хоть теперь, убедившись в своей власти надо мной, она потребует чего-то
конкретного?!
Центр слегка поднадоевшей уже площади из белого камня на этот украшал огромный алый цветок,
парящий в воздухе. На уровне моей талии. Удивиться бы, да как-то не выходит уже.
Я зевнула и огляделась. Богини поблизости не наблюдалось, и я осторожно потрогала пальцем
гигантский лепесток. Потом надавила сильнее. Цветок даже не шелохнулся. Снова зевнув, я
подпрыгнула и уселась на краешек парящей скульптуры.
В отличие от белых камней, которыми была вымощена площадь, алый материал был тёплым,
приятно ворсистым и слегка упругим. Минут через пять, едва не вывихнув челюсть очередным зевком,
я свернулась клубочком в центре очень кстати выгнутого лодочкой лепестка и задремала.
С этими божественными играми я скоро сама как зомби стану: полудохлая, помятая, с синяками под
красными с недосыпа глазами. Угу... ещё и копытная...
*
Когда белый божественный свет раздвинул дымный мрак, Эйлар устало вздохнул и едва заметно
скривился. Еженощные визиты пресветлой начали утомлять. Мужчина дал знак вахтовому разбудить
спящих воинов и поднялся на ноги. Поспать, видимо, и сегодня не удастся. И не только ему, что
особенно плохо.
Благоволение повелительницы поднебесной дорогого стоит, но для измотанных тяжёлой дорогой
лошадей и людей две подряд ночёвки под открытым небом – не самое благоразумное решение. Тем
более в прошлый раз им пришлось полночи мокнуть под проливным дождём.
Пещер в этих горах достаточно, если знать, где искать и применять магию. Но даже тут укрытия
расположены на значительном расстоянии друг от друга и идти от одного к другому в кромешной мгле
– безумие.
Впрочем, с богами не спорят, и уж тем более по такому малозначительному поводу, как мнение пары
десятков наёмников. Потому момент появления из света бессмертной красавицы люди встретили на
коленях и со склонёнными головами.
Произнося полную форму приветствия, Эйлар гадал, насколько неожиданное исчезновение
маленькой посланницы в прошлую ночь плохо. В самый неподходящий момент девушка буквально
растворилась в его руках.
Даже если забыть о вероятном гневе богини, для него самого это стало крайне неприятным
сюрпризом. Неискушённость и откровенный восторг в глазах явно неиспорченной ещё девочки
возбудили не меньше хрупкой белизны молодого тела и пробуждающейся в нём чувственности.
Но это тогда. Сейчас реакция богини была неизмеримо важнее разочарования, гнева и болезненной
неудовлетворённости прошлой ночью.
